11. "Сущность" (оуsia) y Платона

Голландский ученый Г. Бергер{7} проанализировал все места в платоновских диалогах, в которых встречается термин oysia в философском смысле, упорядочил многообразие его значений, реконструировал его развитие, переходя от одного философского значения к другому, и попытался установить первичное значение, всегда присутствующее в многообразии значений. Частично им изучена и онтология Платона, в меру привлечения термина on ("сущее").

Философское значение термина oysia предполагает тем или иным способом дофилософское значение - "собственность", "богатство". Термин употребляется у Платона в единственном числе для обозначения разного рода владений; во множественном числе он употребляется лишь тогда, когда нужно обозначить владения многих людей. Далее, термин употребляется как собирательное существительное. Как могло получиться, спрашивает Бергер, что слово, близкое к женскому роду причастия настоящего времени от "eimi" ("я есмь"), стало обозначать "собственность"? Это возможно только в том случае, отвечает он, если oysia значит "вещи, которые суть для меня", то есть в том случае, если существование, которое этим словом обозначается, воспринимается как "существование для меня и по отношению ко мне", и если вещи, которые существуют таким образом, воспринимаются как такие вещи для меня, которые [между прочим] делают меня таким существом, каков я есть: они - мои владения, которые делают меня владельцем{8}.

Анализ "Горгия" (472 b) обнаруживает, что oysia имеет здесь значение "то, что есть", в смысле "истина". В метафорическом смысле истина есть тоже собственность, но, строго говоря, она. есть то, что свойственно всякому, ищущему истину. Таким образом, те "onta" ("сущие"), с которыми соотносится здесь oysia, рассматриваются как то, что существует для человека и по отношению к нему, но тот, для кого они существуют, уже более не обладатель, который исключает всех других обладателей той же самой вещи, но знающий, который разделяет одну и ту же истину с другими{9}.

Согласно "Протагору" (349 b) получается, что точно так же, как собственность присуща обладателю, так и oysia присуща слову и тому, что этим словом обозначено, то есть "pragma" ("вещь"). Таким образом, те "onta" ("сущие"), с которыми связана oysia, понимаются уже не исключительным образом как то, что привязано к личности, будь то обладатель или знающий. Oysia здесь есть нечто такое от on, что, независимо от меня, есть для себя и через себя и что существует для меня лишь потому, что существует для себя, когда я говорю о нем так, как оно есть{10}.

Бергер обращает внимание еще на места из "Кратила". (388 с, 389 b, 393 d, 421 b и 423 е), где твердость и определенность бытия приписываются самой oysia вещей, что заставляет думать, что изменяющиеся вещи не существуют в собственном смысле слова благодаря себе и для себя; такой природой обладает, скорее, эйдос{11}.

В "Федоне" (65 d) "справедливое" само по себе есть oysia отдельных справедливых действий и т.д. Термин oysia обозначает здесь, что есть в действительности и по своему чистому содержанию каждая из воспринимаемых Вещей. Поэтому в "Федоне" (78 d) Бергер понимает oysia ("сущее") как принцип "бытия", хотя он признает, что немного позднее (79 а) Платон употребляет to on в более номинальном смысле, обозначая им "то, что есть".

В другом месте "Федона" (101 с) термин oysia обладает другим значением. Термин здесь, по Бергеру, обозначает не какую-то черту воспринимаемых вещей, но саму "чтойность", которая свойственна каждой идее. Бергер называет это "недоступным восприятию" {12}.

В "Государстве" (V 479 с) oysia есть название для всей "области" недоступного восприятию. В этом случае термин уже не может использоваться во множественном числе, как в "Федоне". Здесь начинается развитие более общего значения термина. А именно oysia в виде собирательного имени (VI 486 а) обозначает все, что есть. Oysia обозначает даже свойство "быть", "бытие" (IX 585 b-d): по Платону, область чистого знания и область физической пищи причастны, одна более, другая менее, "чистой" oysia. Бергер допускает, что в этом самом широком смысле oysia есть производное от "бытия", которое включает как доступное, так и недоступное восприятию ("два рода вещей", Phaed. 79 а).

Платон употребляет понятие бытия, которое приложимо только к тому, что недоступно чувственному восприятию; употребляет он также и понятие бытия, которое, кроме того, еще приложимо и к воспринимаемому. Второе, "обобщающее" понятие бытия имеет в классических диалогах меньшее философское значение, чем понятие бытия, которое ограничивается тем, что недоступно восприятию. Бергер указывает, что даже в классических диалогах эти два понятия не могут мыслиться как полностью разделенные{13}.

В "Теэтете" oysia опять принимает значение "бытия"; "сущность" соотносится с "есть", глаголом-связкой (185 с - 186 е). В других разделах этого диалога oysia относится к предикации сущего, а также к такому "бытию", которое лежит в основе предикации сущего{14}.

Ближе к последним своим диалогам Платон начинает все чаще использовать "всеобъемлющее" понятие бытия, то есть такое, которое относится и к тому, что недоступно восприятию, и к тому, что воспринимаемо. После (и в результате) критики Парменида в диалоге "Парменид" эйдос сам по себе выступает у Платона лишь очень редко, но зато тем чаще появляется у него весь эйдос (класс). Среди тех эйдосов, которые Парменид считает достойными исследования, на первом месте стоят бытие само по себе и небытие. Во второй части "Парменида" oysia иногда обозначает "чтойность", иногда "недоступное восприятию" как самость эйдоса, по большей же части, однако, означает бытие, которому нечто причастно, а иногда также обозначает бытие "одного", которое причастно бытию{15}.

В "Софисте" проблема бытия стоит в центре интереса. Если oysia здесь обозначает "чтойность", то она несомненно обозначает "чтойность" сущего как сущего (246 а). Бытие обладает качеством всеобъемлющего: физическое и нефизическое здесь у Платона сродственны друг другу в бытии (247 d). Платон более чем где-либо уверен здесь, что "я" могу сказать обо всем, что оно есть. Платон уточняет: да, "я" могу сказать обо всем, что оно есть, но это вовсе не значит, что все есть в одном и том же смысле бытия: совершенным образом есть, с одной стороны, oysia "друзей эйдосов", а с другой стороны - знание и душа (248 а-е). Но это несомненно значит, что каждый из более крупных эйдосов соотносится с природой бытия, так что контраст между конкретным бытием и конкретным небытием возможен только на основе родственности в "сущем" (254 d - 258 b){16}.

Космологический миф в "Политике" предполагает, что все, что есть, тем или иным образом причастно порядку: этот космос получил божественные дары и таким образом до определенной степени упорядочен, хотя на основании его "старой природы" ему принадлежит лишь беспорядок. Выражение "необходимая oysia генезиса" (283 d-е) обозначает "бытие в соответствии с истинной мерой" того, что было создано{17}.

Бергер объясняет внимание Платона к среднему и к общему (оно совершенно явно в рассуждениях о "смешанной жизни") той точкой зрения Платона, что все, как бы оно ни было малозначительно, причастно бытию. Это особенно ярко выражено в "Филебе" (26 d - 27 b): ставшее, несмотря на то, что оно стало, есть все же еще то, что оно есть, и оно в какой-то мере упорядочено. Становление совершается "ради" ставшего (53 е - 54 d). Oysia обозначает здесь собирательно все, что стало в процессе становления, - следовательно, oysia не есть индивидуальное ставшее{18}.

Доступное восприятию и ставшее уже не есть вполне беспорядочное, как доказывает Платон (R. Р. VI 485 b): оно одновременно и упорядочено в определенной мере, и в определенной мере беспорядочно. Причина неупорядоченности того, что доступно восприятию и упорядочено, - начало беспорядка. Когда Платон говорит, что доступное восприятию никогда нельзя называть каким-нибудь "это", то он подчеркивает, что чувственно воспринимаемое, несмотря на сообщенный ему порядок, все же никогда не совершенно тождественно самому себе. Бергер считает, что положение Платона о трех видах oysia (Tim. 35 а) является развитием того, что излагается в "Филебе" (26 d - 27 b; выше, стр. 229). В утверждении Платона, что воспринимаемое обязано своей oysia (своим бытием) носителю, Бергер видит указание на действительное бытие воспринимаемого, которое Платон нигде ранее не объясняет{19}.

Бергер показывает, что, начиная от "Теэтета", "всеобъемлющее" понятие сущности - такое, которое включает видимую сущность и недоступную восприятию сущность, - все шире используется Платоном в философском смысле и что в позднейших диалогах часто развивается такой взгляд: все "есть" благодаря причастности oysia (бытию){20}.

Во всех диалогах многочисленные значения термина oysia соотносятся с одним первоначальным для Платона значением: "быть тождественным самому себе". Бергер считает, что быть тождественным самому себе есть не то же самое, что быть таким-то благодаря причастности чему-нибудь. Он указывает на возможность исправления и развития платоновской теории причастности{21}. Если подвести итог этому изучению термина "oysia", то можно сказать следующее.

Во-первых, этому термину свойственна обычная для Платона семантическая пестрота, делающая сведение всех его значений воедино весьма тяжелой филологической задачей.

Во-вторых, эта семантическая пестрота терминологии, как и везде у Платона, объясняется тем, что в Платоне бурлили самые разнообразные эпохи предыдущего и современного ему социально-исторического развития. При поверхностном подходе к тексту Платона, конечно, появляется какой-то невообразимый терминологический хаос. Но впечатление этого хаоса тотчас же пропадает, когда мы начинаем вспоминать ту хаотическую эпоху, в которой жил Платон, и его неизменное желание восстановить и резюмировать все лучшее, что существовало в Греции в былые времена, до наступления этого современного Платону хаоса.

В-третьих, обращают на себя самое серьезное внимание те семантические принципы, которые сформулированы у Г. Бергера. Эти принципы, правда, вовсе не являются какой-нибудь невообразимой новостью для исследователей Платона. Однако обстоятельность подбора всех семантических материалов у Платона по данному термину заставляет нас несколько иначе оценить начальный и исходный пункт исследования Бергера. Начальная семантика термина указывает на "собственность", "богатство" и "добро" в бытовом смысле слова. Это пока еще не "сущность" и не "бытие", а просто принадлежащая кому-нибудь вещь. Но когда мы проходим через все тексты Платона, в которых oysia понимается как "сущность" и как "бытие", и видим, что наиболее общим характером всей этой семантики является момент тождества бытия с самим собою, то делается ясным, что даже и в этом тождестве бытия с самим собою проявляется все тот же общеантичный, а также и платоновский принцип безоговорочного владения самим собою как момент безоговорочного приписывания чего бы то ни было ему же самому, как принцип предметности, всегда владеющей самой же собой. В конце концов самотождество бытия, вскрывающее семантику термина oysia, является просто предельным обобщением предельного владения чего-нибудь чем-нибудь и, в частности, владения чем-нибудь им же самим. Нам кажется, что Платон тоже отражает здесь социально-историческое развитие, но на этот раз уже далеко уходящее за пределы общинно-родовой и рабовладельческой формации.