11 лекция.[221] <Основные черты римского права. Законы 12 таблиц>

Переход.

1) Хотя скандинавы спускались по пути из варяг в греки на юг, они называли все земли вдоль этого пути вплоть до Византии востоком, Austrweg. В этом была та правда, что уже тогда, и еще раньше, начало будет теряться во времени, Европа состояла из двух полюсов, которые находились между собой в ситуации расталкивания. Попытки сближения, как столетний период западного правления в Византии во время Крестовых походов, попытки лионской унии между православными и католиками в XIII в. и флорентийской унии в XV в., с важными и честными усилиями с обеих сторон, приводили только к более отчетливому обособлению. В конце XV в., при Иване III Великом, в его долгое и процветающее правление с 1462 по 1505 гг., идеология Москвы как Третьего Рима означала одновременно принятие византийского наследства и размежевание с «первым», греховным Римом. Прорубая окно в Европу, Петр I спустя 200 лет говорил: «Мы возьмем от них всё, что надо, а потом повернемся к ним задом». Предлагая вместо революционной войны мир с Западом, Ленин спустя еще 200 лет говорил: «Как только мы наскребем достаточно денег, чтобы купить у них веревку, мы на этой веревке их повесим».

2) По предсказанию Тойнби, Восток Европы в кризисной ситуации поведет себя также, как Византия в конце XIV и первой половине XV вв.: из двух оставшихся ей альтернатив, идеологического, политического, военного соединения с Западом или слияния с исламом Византия в целом, несмотря на усилия последних перешедших в католичество императоров, предпочла войти в состав турецкой империи при османской (оттоманской) династии.

3) По Арнольду Тойнби, вторым, после противостояния Европе, наследством, полученным от Византии, был, как он говорит, тоталитаризм. Можно назвать это иначе идеологическим государством, или государством единодушия, политической симфонии, как это называлось в Византии. Тем самым исключалось разделение властей. Историк русского права пишет об этом принципе:

Наши памятники не содержат ни малейшего указания на возможность разделения голосов и на решение каким-либо большинством. Надо думать, что решение было всегда единогласное, что оно не являлось плодом соглашения всех. Вопрос обсуждался до тех пор, пока не приходили к какому-либо соглашению, и затем это соглашение, как совет всех, подносили на усмотрение государя[222].

Симфония идет далеко, до единодушия, до «морально-политического» единства граждан. Но поскольку инстанция странного глядящего в человеке, о чем мы говорили 12 марта[223], контролю не подчиняется, намеренно вводимое единодушие оборачивается двойственностью, уклончивостью, неопределенностью, византийской «дипломатией», когда в конце концов никто, включая самого человека, не знает, какого он ума.

4) Полярность Востока и Запада Европы не предполагает их полной симметричности. Причина этого в том, что она пока еще не вся, а только часть, отрезок мировой полярности Востока и Запада. Запад – это уже весь Запад, другого нет, а наш Восток – это еще не весь Восток. Мы не знаем, не имеем индийской, китайской, азиатской, дальневосточной системы права. Запад возник вместе с очень определенной системой римского и древнегерманского права. Примерно в одно и то же время, в V в., особенно в VI в. интенсивную кодификацию права вели на Западе тогдашние правители Запада, готы, а на Востоке, в Византии – Юстиниан, и у тех и других это было римское право. К нему в конечном счете до сих пор обращаются при создании или усовершенствовании всякой новой правовой системы.

Римское и, шире, западное писаное право возникло в 449 г. до н. э., когда на главной площади Рима были поставлены 12 плит из нержавеющего металла с вырубленными на них законами. (10 заповедей Моисея возникли, возможно, раньше и известны больше «законов двенадцати таблиц», но основой правовых систем <они> не стали.)

Право этих 12 таблиц сразу поражает одной чертой, которую мы, например в системе чистого права Ганса Кельзена, узнали[224] как непременную черту современного государства: монополия на насилие; органы власти могут взять человека за руку, повести за собой и запереть на ключ в изолированной комнате, т. е. арестовать, но если один гражданин сделает что-то подобное в отношении другого, то он подпадает под – например у нас, но аналогичным образом в большинстве теперешних государств мира –

УК РФ, ст. 126. Похищение человека.

1. Похищение человека – наказывается лишением свободы на срок от четырех до восьми лет.

Ст. 127. Незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением, – наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет.

А законное лишение человека свободы, допускается ли законом? Я имею право, если смогу, отвести человека, запереть его в гараже и там держать месяц? Нет конечно, это имеет право сделать строго говоря только суд по представлению прокурора, ну ладно, почти с нарушением закона и во всяком случае с нарушением духа закона – следственные органы. Слово «законное» в отношении лишения свободы значит всё равно что «осуществленное государственными органами»: даже если человек уже осужден, арестовать его имеет право вовсе не всякий, я например не могу сказать: «раз он обворовал меня, буду держать его в своем гараже». Наоборот, в начальном римском праве истцу закон разрешает после выполнения процедуры (вызова в суд и зафиксированной неявки) арестовать ответчика. Стало быть, статьи 1 и 2 Таблицы I «Закона XII таблиц» не предполагают монополию государства на насилие. Но в то же время они не предполагают и самосуда! Все эти действия – арест, принудительный привод – только по постановлению суда. Между двумя крайностями, монополией государства на насилие и кулачным правом, латинское юридическое выражение jus in minibus, выбрана середина: суд как отдельная, божественно поддержанная инстанция, решение которой должно и может быть выполнено может быть и самим гражданином.

В так называемых варварских правдах была сходная норма. Например, в «Русской Правде» осужденного в некоторых случаях мог убить кто угодно. В некоторых случаях он и его семейство отдавались на «поток и разграбление», когда каждый мог брать что угодно из его имущества и выгонять его из верви. По-другому приходится смотреть и на так называемую круговую поруку, когда функция поимки преступника, взимания налога с неплательщика была не на полиции, а на всех жителях той же верви.

А <если посмотреть> от системы, которая считается древней, когда обиженный обязан был для соблюдения права сам (или его род) отомстить, тоже без полиции и тоже без монополии государства на насилие? Всё-таки большая разница, сам я своей силой решаю как мне быть, или сдержав гнев иду, обязан для этого успокоиться и задуматься, к судье, который будет смотреть на происшедшее другими глазами. Всё-таки есть хороший смысл во всякой истории права вообще различать, как иногда делают, две основные стадии, эпоху кулачного права (jus in minibus, Faustrecht) и эпоху «цивилизованного права».

Другая чуть не пугающая черта римского права, но тоже требовавшая от гражданина силы, умения иметь средства для отстаивания права, была в настоящем культе собственности, которая буквально срасталась с человеком, так что если гражданин ее не имел, терял или отказывался записаться как собственник в списки граждан, т. е. признавать себя владельцем собственности (допустим, для того, чтобы не идти в армию), его продавали в рабство.

Перед человеком, который не был откровенно богат и силен, т. е. не имел мужества чтобы быть патрицием, руководить клиентами и держать рабов, открывались разные пути. Или просто брось и не записывайся никуда, не плати налоги, не служи в армии, но тогда тебя сделают например рабом римского народа и ты например должен будешь носить хоть не оружие, но тяжести во время походов. Ты servus, homo, mancipium, что буквально значит «договор купли-продажи»: эти слова говорили, показывая на человека, что означало – купленная, приобретенная собственность. Если тебе повезет, тебя отпустят на волю. Хотя в зависимости от своего патрона вольноотпущенник останется, будешь его клиентом, прислоненным. Патрон будет отвечать за вольноотпущенника, так что например если клиент что-то у патрона украдет, патрон не сможет подать на него в суд: патрон сам должен заботиться о его нравственности. В этом случае конечно тоже государство не брало себе монополию на насилие. Как бы высоко вольноотпущенник ни пошел, за ним тянется невидимая цепь, как за этимологией servus <тянется> исходное значение тащить на веревке (пленника); и в случае несчастья к тому же статусу военнопленного раб возвращался. Разделение людей по отношению к праву по «Институциям» (I 9–15) Гая, римского юриста II в. н. э.:

I 9. Главное деление в том, что касается правового положения лиц, состоит в том, что все люди или свободные, или рабы. 10. Из свободных одни опять же ingenui, другие libertini. 11. Ingenui это те, кто рожден свободным, libertini – те, которые отпущены из правозаконного рабства. 12. Вольноотпущенных, libertini, опять же есть три категории; ибо они либо римские граждане, либо латины, либо причисляются к dediticii [deditio – капитуляция побежденных полная и без условий, и, второе значение, выдача с головой, так называемая «передача», как отдают провинившегося раба пострадавшему полностью, чтобы он делал с ним что хочет].

Dediticii (от deditus, сдавшийся в плен италик – в отличие от socius Populi Romani, союзник) – самая неприятная категория вольноотпущенных. На них клеймо или прямо физическое на лице, или отметка в паспорте (паспорт конечно при этом мог быть устный) о том, что они или одно время ходили у хозяина в цепях, или были подвергнуты судебной пытке и при этом признались, или в порядке наказания, а не по личной просьбе, дрались на арене с людьми или дикими зверьми, или хотя бы просто были отданы в гладиаторскую школу – все такие хоть и отпущены на волю, но ходят в статусе peregrini dediticii, а это люди, которые когда-то воевали против римского народа и сдались на милость и немилость победителей – победителями всегда оказывались на протяжении почти тысячи лет во всём мире обязательно римляне. И вот вольноотпущенники с клеймом на лице или в устном паспорте никогда и ни при каких обстоятельствах, ни при каких правах и пожеланиях их отпускающего владельца не могли стать не то что римскими гражданами, но и латинами.

Продолжаем перечислять возможности человека, который желал всё-таки жить в благоустроенном римском государстве, а не среди его обреченных на покорение соседей. Он мог записаться в граждане даже не обязательно имея основательное хозяйство. Если человек ниже уровня бедности, то налоги платить он не будет, коня и вооружение с него не потребуют, но в армию он пойдет. Такой человек пролетарий, буквально тот, у кого имущества только дети и внуки.

Но большинство собиралось с мужеством и решало тянуть полную лямку и иметь все права. То есть всё-таки почти все права, надо уточнить. Он записывался в средний класс, плебеи. Откуда взялись в Риме плебеи, неясно. Они там были с самого начала большинством населения, и опять же с незапамятных времен там жили патриции. Первоначально по крайней мере, по смыслу названия, патриций – не как Евгений в «Медном всаднике» должен был «своим трудом себе доставить И независимость и честь», а имел это всё от отца, хотя конечно и с высокими обязанностями: хозяйствовать на большой, иногда очень большой недвижимости (сейчас скажем почему), занимать государственные должности, поставлять священство. Плебс тоже имел землю, хотя часто занимался ремеслом – типичный средний класс; с тем большим различием в правах, что патриции как стратеги и завоеватели имели исключительное право на завоеванные земли и первоначально, пока плебеи в ходе вот уж действительно «борьбы за свои права», как у Рудольфа Иеринга, в постепенной и долгой борьбе не потеснили патрициев, имели – поскольку завоевание было главным источником римского богатства – примерно такое же отличие, как у нас стратеги войны с природой, правительство и люди, которые имеют доступ к доходам от нефти и газа, тоже главным источникам национального богатства, имеют отличие от остального населения. Это плебеи в непрестанной борьбе за свои права, уйдя из города в 451 г. до н. э., заставили патрицианское правительство вырубить на меди 12 таблиц. Со временем они добились равенства прав – что было несправедливо, потому что плебса всегда автоматически большинство. У Gaius всё сказано с какой-то нечеловеческой отчетливостью:

I 3. Закон (lex) есть повеление и распоряжение народа, populus. Решение плебса [plebiscitum, в словарях неточно переводится тоже народное решение] – это повеление и распоряжение плебса. Plebs и populus различаются между собой однако тем, что словом populus обозначаются все римские граждане с включением патрициев [и за исключением конечно всей массы без права голоса], а словом plebs обозначаются все прочие граждане за исключением патрициев. Потому в прежние времена патриции говорили, что решения плебса имеют силу только для плебса, потому что они принимаются без их [патрициев] одобрения. Но затем был издан lex Hortensia (284 г. до н. э.), который определил, что решения плебса должны иметь силу для всего народа. Таким образом они [плебисциты] были уравнены с законами (lex).

Царь древних римлян выбирался, был главнокомандующий, одновременно посредник между богами и римским народом (верховным жрецом). Относительная монополия на принуждение (jus coertionis) у него была. Царь как верховный жрец следил за соблюдением договора между римским народом и богами. Богослужение проходило как заключение юридического документа каждый раз заново. Дикция при этом имела такое значение, как у нас теперь гербовая печать на документе. Jurisdictio – это действительно в прямом и буквальном смысле, когда не было записи закона, и судоговорение значило отчетливое по дикции произнесение формул. Указы магистратов называли в тот же дописьменный период эдиктами, т. е. выговариванием формул. Одни и те же люди, одновременно жрецы и правоведы, следили за соблюдением права как между людьми и богами, так и между людьми – в сущности это было одно право. Говорят о первом периоде жреческой юриспруденции. Перекрещивание обеих областей права было сплошное, многослойное: боги следили за соблюдением личного достоинства, свободы, верности, согласия, правосудия, границ поля – и были, со своими храмами, боги Достоинство, Свобода, Верность, Согласие, Правосудие, Terminus бог границ и межей. Основатель города Ромул был обожествлен под именем Quirinus, Копьеносный, сабинский эпитет бога войны, но он стал символом народа-государства.

Из населения, вначале такого, что в принципе каждый в государстве мог знать каждого, пятнадцать фламинов избирались быть каждый жрецом одного из богов с троицей главных, Юпитер, Марс (мартовский бог, весны, покровитель полей и стад, плодородия, потом бог войны, отец Ромула) и Квирин. Сам Марс был отец Ромула, остальные римляне называли себя квиритами, сынами Квирина. Кроме знания множества формул и обрядов на всякий случай жизни, fl amen dialis например не имел права видеть вооруженное войско, носить кольцо или пояс и еще множество запретов, на его жену тоже. Коллегия жрецов-понтификов называлась делателями моста потому, что они следили за сохранностью моста через Тибр и за его разборкой при нападении, вела хронологию событий в городе, хранила архив, объявляла счастливые и несчастливые дни для народных собраний и соблюдала нормы сакрального права. Жрецы-авгуры толковали знамения и предсказывали. Коллегия из 20 жрецов-фециалов была министерством иностранных дел и одновременно стратегическим ведомством, <они> заключали договоры, объявляли войну бросанием на вражескую территорию копья с окровавленным концом, и мир. Жрицы-весталки хранили священный огонь, круглосуточно дежурили в храме Весты, давали на годы своего служения – обычно 30 лет – обет девственности и аскетизма.

Первых царей избирали особым народным собранием и после обряда инаугурации поручали ему полный царский imperium. У империума был символ, знак: фасции, розги связкой, красиво перевязанные ремнями, из середины связки выступает лезвие секиры. Розги и секира в свою очередь символизировали ius coertionis. Фасции несли ликторы-телохранители. Другие символы царской власти – пурпурный плащ, золотая диадема, скипетр с орлом и кресло из слоновой кости. Как быть между смертью одного царя и избранием другого? 10 человек interreges, промежуточных царей, каждый правили по пять дней. Сенат при первых царях тоже избирался.

В народные собрания входили все квириты.

Эту сложность устройства неизвестно чтобы римляне когда-то создавали: она была с самого начала. Параллелью этой сложности служит – как я уже говорил – богатство форм древних языков. Древнегреческий входит в историю например с немыслимым богатством глагольных форм. Дуалис, специальная форма для двойственного числа, исчезает между Платоном и Аристотелем. Дальше хуже, и в новогреческом от десятков форм например глагола быть остались единицы.

Правовые формы древнего Рима упорядочивали отношения между людьми и богами, между людьми, между государствами. Эту машину государства налаживали также, как теперь – вооружением, потому что она была самым главным, крайне интересовавшим всех, жизненно важным делом: что машина работает как никогда не работала ни одна государственная машина в мире, подтверждали сообщения, почти ежегодные, о приобретении римской общиной новых территорий.

Другие непривычные черты того права. Все магистраты (должностные лица) не получали платы. Они, наоборот, могли потратить свои деньги на общественные нужды – и потом может быть только за это просить возмещение. Взятка жестко преследовалась. Народ, однажды избрав магистратов, снять их с должности уже не мог до конца срока. Magistratus, в этом названии слышался magister, учитель.

Главной промышленностью этого государства была война. Консулы, их выбирали два, сначала возглавляли всю систему магистратуры. Но дел у них тут было слишком много, и со временем в их руках осталось главное, подготовка войска, военное командование и распоряжение казной. В тяжелых случаях консулам давали диктаторские права, и консула-диктатора сопровождали не 12 ликторов, а 24, так что каждый мог понять в чем дело. Поза, одежда (фантастическая, тога шерстяная, страшно трудная в стирке) были так же отчетливы как дикция. На Марсовом поле – на том, где Ромул во время учений был взят на небо – в день выборов консула кандидаты надевали белоснежную тогу, кандиду, в знак чистоты намерений и совести.

При постоянном внимании к дикции, одежде, позе под взглядами людей и множества богов римский гражданин или негражданин был просвечен еще и нравственной цензурой. Цензор казалось бы чисто техническая должность, составление ценза, списка населения с распределением по трибам, классам, центуриям – но он в личной беседе или по расспросам проверял поведение человека и мог в ценз не включить. Цензоры следили просто-напросто за нравственностью и магистратов, и сенаторов, и рядовых граждан.

Далеко не полный, этот пересказ должностей и функций показывает, каким сильным было публичное право. Оно обеспечивало сложную, но не путаную, прозрачную сетку власти, упругую. С переходом, благодаря Юлию Цезарю, к автократической, или императорской, форме правления номинально вся прежняя структура отменена не была, но была смята, смазана опекой божественного цезаря. Он, стали так верить, будет покровителем республики, как бы гарантом государственной машины, которая как-то уже не считалась способной работать сама. Император взял себе право вето на распоряжения всех магистратов, издавать сам законы – а раньше на них имело право только народное собрание.

Разумеется, произошло что-то вроде стирания кристаллической структуры в порошок. Система власти необратимо поползла, и вовсе не обязательно в сторону централизации – больше в направлении хаоса. Сложилось что-то вроде республиканской монархии. Принцепс брал себе один должности консула, цензора, народного трибуна, понтифика. Сенат присваивал себе функции народного собрания. Это было двоевластие, такое, что некоторые провинции были сенатские, другие императорские. С двоевластием покончил Диоклетиан, с 284 года. Он стал не просто принцепсом, a dominus. Сенат остался почти формально: императорские конституции проходили через него без поправок и становились законами. Диоклетиан взял себе и верховный суд, с разделением властей было покончено.

Но тогда и с Римом было покончено. Принципы права настолько были органичны в нем, что он мог быть правовым государством – или никаким. Уже следующий за Диоклетианом Константин I Великий счел Рим негодной почвой для единоличной идеологической империи и перенес столицу в Константинополь.

Jus publicum таким образом рухнуло – аналогией может служить практическое отсутствие публичного права в России. Но не распалось гражданское право, так же как и в России, хоть подавленное, оно всё-таки существовало и за последние десять лет окрепло. Начиная с Диоклетиана и потом во всё тысячелетие Византии публичное право было практически не нужно (зачем оно при единоличном правлении), существовало почти только формально и отчасти его функции исполняло церковное каноническое право, по двум причинам: во-первых, Церковь была государством в государстве, со своей иерархией, со своим судом, причем с претензией на идеальное устройство и действительно гораздо менее в состоянии коррупции чем светское государство; во-вторых, между Церковью и императором в Византии сохранялось странное двоевластие.

До сих пор мы говорили в основном о jus publicum (публичное право делится на государственное, административное, уголовное, процессуальное, бюджетно-налоговое право). Теперь больше о гражданском и частном праве.

Законы XII таблиц были созданы в интересах плебса, который большой стратегией государства не занимался, в машине государства мало участвовал, и поэтому они в основном были из области частного права. Три статьи оттуда мы читали, вот еще некоторые:

II 3. Кому отказали в свидетельстве, тот пусть через день (каждый второй день) идет и встает перед домом [свидетеля], чтобы громко произнести жалобу.

Имеется в виду – с хорошей дикцией и строго по формуле объявить незаконность поведения свидетеля, который не хочет свидетельствовать. Опять же: полиция не вступает в дело, гражданин пусть изволит сам иметь мужество, громкий голос и смелость вытащить свидетеля в суд.

Таблица III дает должнику 30 дней на выплату законно признанного долга. Если он его не выплатит, снова кредитору позволяется самому силой привести его в суд. Если должник не выполнит постановление суда и никто его не выкупает, пусть кредитор ведет его к себе. Он имеет право связать его ремнем или ножными кандалами весом 7 килограмм, не больше, – если кредитор хочет, то меньше. Если должник хочет, то сидя на цепи он может покупать провизию на свои деньги, если нет – тот, кто его сковал, должен давать ему 400 грамм полбы в день, если хочет – может давать больше. На каждый третий рыночный день (примерно три недели) пусть они (т. е. только в том случае если кредиторов несколько) отрезают от него части. Если они отрежут слишком много или слишком мало, это не должно считаться обманом ‹…›