1. Введение

Никколу Макиавелли по праву считается основателем политической науки Нового времени. Но в то же время в его «Государе» мало от науки в нашем его понимании. Это не схоластический, а типично ренессансный трактат, стилизованный под римскую античность и состоящий из прихотливо связанных между собой рассуждений. Рассуждения эти в основном посвящены не теоретическим рассуждениям о политике (о ее сущности, цели и т. п.), а вполне практическим наблюдениям и рекомендациям. Это, строго говоря, не scientia politica, a ars politica — учебник не науки, но искусства.

Вспомним то, что говорилось о соотношении истории и теории. Можно, конечно, читать Макиавелли как нашего современника, учиться у него, как себя вести, соглашаться или негодовать. Но нам уже не так заметно, какие фундаментальные сдвиги в понимании политики заложены в этой книге — для этого нужно оживить контекст и прочесть текст очень внимательно.

Книга Макиавелли была в свое время (в XVI и XVII веках) европейским «бестселлером» — несмотря на то, что она была вскоре после выхода запрещена церковью, и в большой мере благодаря этому. Имя Макиавелли было еще более популярно, чем его книга. Относительно немногие подпольно читали ее, но очень многие слышали о ее взрывчатой силе, так что имя Макиавелли ассоциировалось с самим дьяволом (по — английски даже называли дьявола «Old Nick»). Лишь немногие смелые люди (например, Ришелье и Фрэнсис Бэкон) открыто восхищались гением Макиавелли. Но гораздо больше политиков и ученых тайно пользовались его книгой как учебником политического искусства.

С чем же связаны роль и слава книги Макиавелли?

Прежде всего — с радикализмом и смелостью Макиавелли во всем, что он пишет. Макиавелли беспощаден, бескомпромиссен в своей критике эпохи, человека и прежде всего христианства.

Макиавелли не просто смягчает и гуманизирует христианскую проповедь — он сбрасывает маски и нарочито отказывается от христианских этико — политических принципов. Так, он не просто отбрасывает традиционные христианские добродетели, но и иронически переворачивает их. Флорентийский канцлер объявляет «добродетелью» (virtu) решительный политический цинизм и выводит в качестве образца добродетели Цезаря Борджиа.

Итальянский ренессанс XV–XVI веков был временем культурного и религиозного слома, отхода от гиперрелигиозности и аскетизма Средних веков. Основными лозунгами этого времени стали «гуманизм» (открытие достоинства человека), возврат к античности, прежде всего римской, и в то же время идеализирующий платонизм. Гуманистический энтузиазм доходил до того, что А. Лосев называет «титанизмом» — сила человека казалась беспредельной, и отдельные представители Возрождения пытались воплотить эту безграничность в собственном творчестве. В отличие от античности, человеческая сила понималась в том числе как магия и техника—, в своем самоутверждении человек опирается на изобретенные им хитроумные устройства. Но при всем при том крупные ренессансные личности делали ставку скорее на разносторонность и гармонию, чем на волю и реализацию. Человек как идеал был для них важнее возможных свершений этого человека.

У Макиавелли — автора пограничного между собственно Ренессансом и Новым временем — появляются новые нотки. У него есть одержимость и вера в собственные силы, присущие Ренессансу, но они проявляются не в реализации разносторонней человеческой личности, не в поиске гармонии, а в мрачном утверждении абстрактной, атомарной субъективности. В Государе, изнутри Ренессанса, звучит ему похоронная песнь.

С точки зрения лейтмотива нашей книги — единства и одиночества — цинизм и отчаянность Макиавелли предстают как первые формулировки политического одиночества (кстати, книга современного французского философа Л. Альтюссера о Макиавелли так и называется — «Одиночество Макиавелли»[1]). Действительно, «государь», этот «новый князь», борется за власть, выпадая из всех привычных структур. «Новый» и значит, по Макиавелли, «одинокий». Только ценой одиночества князь и мог бы, как надеется Макиавелли, консолидировать Италию в политическое единство. Но он не может при этом никому доверять и сам должен постоянно проявлять вероломство. Таким образом, власть определяется по ту сторону признания, и ценой национальной солидарности итальянцев становится полная аномия и одиночество индивида — пока что только одного индивида, князя — властолюбца, но угадывается здесь и одиночество политического индивида Нового времени вообще.

Резонанс книги Макиавелли, как ни странно, связан с историческими событиями, иными, чем те, о которых он непосредственно писал. Писал он о маленьких итальянских городах — государствах. Но в XVI веке большие европейские королевства (Франция, Испания) секуляризуются, становятся территориальными и «суверенными». В результате реформации XVI века некоторые государства вообще порывают с Папой. А значит, они уже не держатся просто на традиции, а являются в каком — то смысле «новыми», даже если трон передается по наследству (в Англии, например, конфликт католиков с протестантами). На понимание политики влияет и открытие нового мира в Америке. Все эти процессы делают книгу, посвященную новому, строящему свою власть заново государю, особенно актуальной.

Но мы будем прежде всего говорить о самой книге Макиавелли и о ее авторе, личности в высшей степени замечательной.