К. МАРКС ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕЛА

К. МАРКС

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕЛА

Лондон, 27 января. Облик и тон вчерашнего заседания палаты общин дают яркое представление о том, как низко пал теперешний английский парламент.

К началу заседания, около четырех часов пополудни, зал был переполнен, так как ждали скандальной сцены — объяснения лордом Расселом причин своей отставки. Но как только закончились дебаты личного характера и начались дебаты по существу дела — о предложении Робака, — возмущенные патриоты поспешили на обед; зал заседаний опустел, кое-где раздались возгласы: «голосовать, голосовать!» Наступила томительная пауза, длившаяся до тех пор, пока секретарь по военным делам Сидни Герберт не поднялся и не обратился к пустующим депутатским скамьям с пространным, обстоятельным докладом. Затем один за другим стали медленно возвращаться на свои места насытившиеся члены парламента. Когда Лейард начал свою речь, приблизительно в половине десятого вечера, присутствовало около 150 депутатов; когда же он ее кончил, примерно за час до закрытия заседания, зал был снова переполнен. Однако конец заседания походил скорее на парламентскую сиесту.

Лорд Джон Рассел, все достоинства которого сводятся к одному — к сохранению рутины в парламентской тактике, — произнес свою речь не у стола спикера, как это принято в таких случаях, а с третьей, расположенной за министерскими креслами, скамьи, на которой восседают недовольные виги. Он говорил тихим, сиплым голосом, растягивая слова, как всегда с дурным английским произношением и оказываясь часто в серьезных неладах с правилами синтаксиса. (Кстати: речи в том виде, как они печатаются в газетах, ни в коем случае не следует смешивать с речами, которые произносятся.) Обыкновенные ораторы прячут плохое содержание под красивой формой изложения, Рассел же пытался плохим изложением оправдать плохое содержание. Своей манерой говорить он как бы приносил извинение за то, что он говорил.

И в самом деле, было за что извиняться! В прошлый понедельник он-де еще не думал об отставке, а во вторник, как только Робак заявил о своем предложении, он счел ее неизбежной. Это напоминает того лакея, который ничего не имел против лжи, но у которого пробуждалась совесть, когда эта ложь раскрывалась. На каком, мол, основании мог бы он выступить против предложения о парламентском расследовании, как того требует от него долг лидера палаты общин! Не на том ли, что зло не так уж велико, чтобы требовать расследования? Но кто же станет отрицать плачевное положение армии под Севастополем? Оно не просто мучительно, оно ужасно, невыносимо. Или он должен был заверить парламент, что следственная комиссия парламента бесполезна, поскольку для борьбы со злом пущены в ход лучшие средства? Тут Рассел затронул щекотливый вопрос, потому что не только как член министерства, но и как председатель Privy Council [Тайного совета. Ред.] он непосредственно отвечал за принятие таких мер. Рассел признает, что он дал согласие на назначение герцога Ньюкасла «главным» военным министром. Он не может отрицать, что меры по снабжению армии продовольствием, обмундированием и по обслуживанию медицинской помощью нужно было принять по крайней мере в августе и сентябре. Что же, по его собственному признанию, Рассел делал в столь критический период? Он разъезжал по стране, произносил небольшие речи в «literary institutions» [ «литературных обществах». Ред.] и занимался изданием переписки Чарлза Джемса Фокса[12]. В то время как он ездил по Англии, Абердин разъезжал по Шотландии, и кабинет министров ни разу не собирался с августа по 17 октября. На этом заседании кабинета лорд Джон, по его собственным словам, не предлагал ничего такого, что заслуживало бы внимания парламента. После этого лорд Джон снова целый месяц размышляет и, наконец, 27 ноября направляет Абердину письмо, в котором предлагает пост военного министра объединить с постом secretary at war [секретаря по военным делам. Ред.] и передать оба эти поста лорду Пальмерстону — другими словами, сместить герцога Ньюкасла. Абердин отклоняет это предложение. 28 ноября Рассел снова пишет Абердину в том же духе. Абердин с полным основанием отвечает ему 30 ноября, что все его предложение направлено лишь к тому, чтобы заменить одно лицо другим — герцога Ньюкасла Пальмерстоном. Между тем, когда министерство колоний отделилось от военного министерства, Рассел охотно предложил последнее герцогу Ньюкаслу, чтобы в министерство колоний посадить одного из своих вигов — сэра Джорджа Грея. Абердин затем лично запрашивает Рассела, не намерен ли он внести свое предложение в кабинет министров. Рассел отказывается от этого, чтобы, как он выразился, we ломать министерства». Итак, прежде всего министерство, а затем уже армия в Крыму.

Никаких мер к устранению зла, признает Рассел, не было принято. Вся реформа военного управления ограничилась тем, что интендантство было подчинено военному министру. Тем не менее, хотя никаких мер, чтобы исправить положение, принято не было, Рассел преспокойно оставался в составе министерства и с 30 ноября 1854 по 20 января 1855 г. не вносил больше никаких предложений. В этот день, в прошлую субботу, Абердин передал Расселу некоторые предложения относительно реформы военного управления, но Рассел нашел их недостаточными и со своей стороны внес в письменном виде встречные предложения. Лишь три дня спустя он счел нужным подать в отставку, потому что Робак сделал свое заявление, а Рассел не был намерен разделять ответственность с тем кабинетом, в котором он занимал посты и в делах которого принимал непосредственное участие. Он слышал, поясняет Рассел, что Абердин ни за что не решится назначить Пальмерстона диктатором военного министерства, а раз так, то он, Курций, может лишь поздравить себя с тем, что не напрасно оставил министерство и ринулся в зияющую бездну оппозиции. Так, катясь все дальше по наклонной плоскости, наш лорд Джон уничтожил и последний предлог, который он мог выставить в оправдание своей отставки, заявив: 1) что перспективы войны вовсе не таковы, чтобы давать повод для господствующего настроения безнадежности; 2) что Абердин — великий министр, Кларендон — великий дипломат, Гладстон — великий финансист; 3) что партия вигов состоит не из карьеристов, а из патриотических мечтателей, и, наконец, что он, Рассел, воздержится от голосования по поводу предложения Робака, хотя и вышел из министерства будто бы потому, что патриот ничего не может возразить против этого предложения. Речь Рассела была встречена еще более холодно, чем произнесена.

От имени министерства выступал Пальмерстон. Его положение было курьезным. Курций-Рассел уходит в отставку потому, что Абердин не хочет назначить Пальмерстона военным диктатором. Брут-Пальмерстон обрушивается на Рассела за то, что в минуту опасности он покидает Абердина. В этом курьезном положении Пальмерстон чувствовал себя прекрасно. Он использовал его для того, чтобы, как обычно в критические моменты, вызвав смех, превратить серьезное положение в фарс. Когда Пальмерстон упрекнул Рассела в том, что он не принял своего героического решения еще в декабре, Дизраэли, — он по крайней мере не скрывает своей радости по поводу гибели венецианской конституции, — громко рассмеялся, а Гладстон, специализировавшийся на серьезности, вероятно, прошептал все пьюзиитские[13] молитвы, чтобы не расхохотаться. Пальмерстон заявил, что принятие предложения Робака означает падение министерства. Если же предложение будет отвергнуто, то кабинет обсудит вопрос о своем собственном преобразовании (включая и вопрос о диктатуре Пальмерстона).

Великий волшебник, этот Пальмерстон! Стоя одной ногой в могиле, он, однако, умеет убедить Англию в том, что он — homo novus [новый человек. Ред.] и что его карьера только начинается! Занимая в течение двадцати лет пост секретаря по военным делам и прославившись на этом посту лишь систематической защитой телесных наказаний и продажи чинов в армии[14], он смеет теперь выдавать себя за человека, одно имя которого способно уничтожить недостатки целой системы! Единственный из всех английских министров, которого в парламенте неоднократно изобличали, и особенно серьезно в 1848 г., как русского агента, он смеет выдавать себя за человека, который один только и способен повести Англию на войну с Россией. Великий человек, этот Пальмерстон!

О дебатах по поводу предложения Робака, которые перенесены на вечернее заседание в понедельник, — в следующий раз. Это предложение так ловко составлено, что враги министерства заявили, что будут голосовать за него, хотя и находят его нелепым, а сторонники министерства собираются высказываться за предложение, хотя и будут голосовать против. Заседание палаты лордов не представляло особого интереса. К заявлению Рассела Абердин ничего не прибавил, кроме своего изумления: Рассел-де изумил весь кабинет.

Написано К. Марксом 27января 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 49, 30 января 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого