К. МАРКС ТРАДИЦИОННАЯ АНГЛИЙСКАЯ ПОЛИТИКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

К. МАРКС

ТРАДИЦИОННАЯ АНГЛИЙСКАЯ ПОЛИТИКА

Относительно внешней политики английских вигов широко распространено весьма ошибочное мнение, будто они всегда были заклятыми врагами России. История ясно доказывает обратное. В «Дневнике и переписке Джемса Харриса, первого графа Малмсбери», — бывшего в течение нескольких лет в период правления как вигов, так и тори, английским послом при с. — петербургском дворе, — и в «Мемуарах и переписке Чарлза Джемса Фокса»[295], изданных лордом Джоном Расселом, мы находим поразительные разоблачения политики вигов, вдохновителем и инициатором которой был Фокс, являющийся до сих пор политическим верховным жрецом вигов; виги чтут его не меньше, чем турки Магомета. Поэтому, чтобы понять, как Англия всегда угодничала перед Россией, мы вкратце напомним о событиях, предшествовавших вступлению Фокса в кабинет.

Из дневника графа Малмсбери мы узнаем, с какой лихорадочной торопливостью Англия старалась оказать дипломатический нажим на Россию во время американской войны за независимость[296]. Английскому послу было поручено заключить во что бы то ни стало наступательный и оборонительный союз с Россией. Ответ императрицы был сперва уклончив: самое слово «наступательный» Екатерина сочла одиозным; она нашла нужным выждать дальнейшего развития событий. Наконец, английский дипломат понял, что все дело заключалось в желании России заручиться поддержкой Англии в ее планах против Турции; Харрис посоветовал своему правительству поощрить русские аппетиты, если оно хочет обеспечить себе помощь России против американских колоний.

В следующем году сэр Джемс Харрис выступает уже с более умеренным предложением; он не добивается больше союза с Россией. Англия удовлетворится протестом России, который, будучи поддержан военно-морскими силами, сдерживал бы Францию и Испанию. Императрица заявляет в ответ, что у нее нет достаточных оснований для подобного шага. Английский посол льстиво и подобострастно увещевает:

«Так могла бы говорить русская государыня семнадцатого века, по с тех пор Россия сделалась руководящей державой в Европе, и интересы Европы являются также и ее интересами. Если бы Петр Великий увидел русский флот в союзе с английским, он бы перестал себя считать первым в ряду русских государей»

— и так далее в том же духе.

Императрица отнеслась благосклонно к этой лести, но отклонила предложения посла. Два месяца спустя, 5 ноября 1779 г., король Георг собственноручно написал своей «леди сестре», императрице, письмо на старомодном французском языке. Он уже не настаивал на официальном протесте, а был бы удовлетворен простой демонстрацией.

«Одного лишь появления части императорского флота», — писал король, — «было бы достаточно, чтобы восстановить и поддержать мир в Европе; созданный против Англии союз сразу же исчез бы».

Случалось ли когда-либо, чтобы великая держава с таким унижением просила о помощи?

Но все эти льстивые речи Англии не достигли цели, и в 1780 г. был провозглашен вооруженный нейтралитет. Англия покорно проглотила пилюлю. Чтобы смягчить ее горечь, английское правительство заранее объявило, что русские торговые суда не будут останавливаться или задерживаться английскими крейсерами. Так, Англия без всякого принуждения отказалась от права осмотра иностранных судов. Вскоре после этого английский дипломат заверил с. — петербургский кабинет, что британские военные суда не будут чинить препятствий торговым предприятиям подданных императрицы; а в 1781 г. сэр Джемс Харрис поставил в заслугу английскому адмиралтейству, что оно смотрит сквозь пальцы на частые случаи подвоза русскими судами корабельных материалов противникам Англии и что всякий раз, когда эти суда бывали по ошибке арестованы или задержаны, адмиралтейство уплачивало за эту задержку щедрую компенсацию. Все средства пускались в ход английским кабинетом, чтобы уговорить Россию отказаться от нейтралитета.

Вот что пишет, например, лорд Стормонт английскому послу в С.-Петербурге:

«Нельзя ли подействовать на честолюбие императрицы, уступив ей что-нибудь существенное, что-либо выгодное для ее флота и торговли, чтобы склонить ее к оказанию нам помощи против наших мятежных колоний?»

Харрис отвечает, что такой приманкой могла бы быть уступка острова Минорка. В 1781 г. Минорка была действительно предложена Екатерине, но этот дар был ею отвергнут.

В марте 1782 г. в кабинет вошел Фокс, и тотчас же русскому послу в Лондоне было заявлено о готовности Англии начать переговоры с Голландией, которой предшествующее министерство объявило войну на основании договора 1674 г.[297], где признавалась свобода судоходства и торговли, и что она намерена немедленно заключить перемирие. Фокс дал указание Харрису представить этот шаг как доказательство того внимания, с каким король относится к пожеланиям и мнениям императрицы. Но этим Фокс не ограничился. На одном из заседаний министров было решено рекомендовать королю, чтобы он дал понять русскому послу, резиденция которого была недалеко от королевского дворца, что его величество желает более близко ознакомиться с намерениями императрицы и установить самые тесные отношения с с. — петербургским двором, положив в основу соглашения между обеими странами декларацию о нейтралитете.

Вскоре после этого Фокс вышел в отставку. Его преемник, лорд Грантам, подтвердил, что сравнительно благосклонное отношение С.-Петербурга к Лондону явилось плодом политики Фокса; и когда Фокс снова вошел в кабинет, он выдвинул идею о том, что политикой каждого просвещенного англичанина должен быть союз с северными державами и этой политике надо следовать постоянно. В одном из своих писем к Харрису он напоминает ему, что дружба с с. — петербургским двором имеет первостепенное значение для Великобритании, и заявляет, что в период своего первого кратковременного пребывания в правительство он преследовал благороднейшую цель доказать императрице, как искренне английское министерство стремится следовать ее советам и завоевывать ее доверие. Фоке всеми силами добивался союза с Россией. Он убеждал короля написать императрице письмо и просить ее обратить свое благосклонное внимание на английские дела.

В 1791 г. Фокс, бывший тогда в оппозиции, заявил в парламенте:

«странно слышать, когда в английской палате говорят о растущем могуществе России, как о чем-то внушающем тревогу. Двадцать лет тому назад Англия ввела русские суда в Средиземное море. Он (Фокс) советовал королю не препятствовать присоединению Крыма к России. Англия поддержала Россию в ее стремлении основать свое величие на развалинах Турции. Было бы безумием выказывать зависть по поводу возросшего могущества России на Черном море».

Во время этих же дебатов Бёрк, бывший тогда вигом, заметил:

«странно считать Турецкую империю составной частью европейского равновесия».

Подобные взгляды Бёрк — он слывет у всех партий Англии образцом английского государственного деятеля — высказывал все чаще и все энергичнее до самого конца своей политической карьеры; затем они были подхвачены известным лидером вигов, который унаследовал руководство партией.

В период своего правления, в 1831 и 1832 гг., лорд Грей, воспользовавшись обсуждением внешней политики, высказал убеждение, что поглощение Турции Российской империей было бы выгодно для самой Турции и способствовало бы благоденствию Европы. А разве Россия была тогда менее варварской, чем нынешняя Россия, как ее нам изображают? Разве она была тогда в меньшей степени страной того отвратительного деспотизма, который современные виги рисуют в таком страшном виде? И все же перед Россией не только раболепствовали, домогаясь союза с ней, но английские либеральные государственные деятели побуждали ее осуществлять те самые замыслы, за которые теперь ее так жестоко клеймят.

Написано К. Марксом около 28 декабря 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4597, 12 января 1856 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского