VII. БЕЗУМНАЯ МУДРОСТЬ И БЕЗУМСТВУЮЩИЕ ПОДВИЖНИКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII. БЕЗУМНАЯ МУДРОСТЬ И БЕЗУМСТВУЮЩИЕ ПОДВИЖНИКИ

В Тибете есть традиция, известная как «безумная мудрость». Сам феномен, который кроется под данным понятием, можно отыскать во всех основных религиях мира, хотя он редко признается истинным выражением духовной жизни религиозной ортодоксией или светской верхушкой. Безумная мудрость — своеобразная форма учения, которое использует кажущиеся нерелигиозными или недуховными средства, чтобы пробудить рядового эго(ис)тичного индивида от его духовной спячки.

Необычные средства, используемые теми подвижниками, которые обучают подобным небезопасным способом, выглядят безумными или сумасбродными в глазах обыкновенных людей, редко заглядывающих за внешнюю сторону явлений. Методы безумной мудрости предназначены вызывать потрясение, но их цель всегда благая: показать обыкновенному мирянину (сансарин) «безумие» его прозаического существования, которое с точки зрения просветленного [ума] оказывается существованием, покоящимся на глубоком заблуждении. Это заблуждение, иначе иллюзия — укоренившееся представление о том, что индивид представляет собой эго-(ис)тичную личность, ограниченную кожей человеческого тела, а не всепроникающая Я-Личность, то есть атман или природа Будды. Безумная мудрость оказывается логическим продолжением глубоких прозрений духовной жизни вообще и лежит в основе отношений между подвижником и учеником — отношений, которые отличает задача устранения заблуждения ученика относительно его эго.

Проповедь и сам подход безумной мудрости понятным образом неприятны как светской, так и обычной религиозной верхушке. Поэтому безумные подвижники обычно подвергались гонениям, что, однако, не было свойственно традиционным Индии и Тибету, где «блаженные», или «юродивые», признавались законными фигурами в мире духовного поиска и обретения. Отсюда то почтение, которое оказывали «святым безумцам» (тиб. лама мьонпа) на протяжении всей истории Тибета. То же самое справедливо и для индийских авадхута, которые, как говорит само имя, «отбрасывают» все условности в своем экстатическом упоении.

Христианским эквивалентом святого безумца Тибета и индийского авадхуты является «безумный Христа ради», «юродивый». Однако большая консервативная часть как духовенства, так и светской власти уже давно похоронила необычную фигуру «блаженного» (греч. салос[69]). Современный христианин почти ничего не знает о таких замечательных «юродивых», как Симеон Юродивый, преподобный Исаакий Затворник[70],

Василий Блаженный или Исидора святая. одна из немногих женщин-юродивых. Именно апостол Павел первым произнес слова: «Мы безумны Христа ради» (I Кор. 4:10). Он говорил о мудрости Бога, который представляется миру безумием. между тем как мирская мудрость зиждется на гордыне. Когда блаженный Марк Пустынник, монах шестого века н. э., пришел в город, дабы искупить свои грехи, горожане посчитали его сумасшедшим. Но авва Даниил Скитский тотчас узрел в нем великую святость, крикнув толпе, что все они безумцы, если не видят того, что Марк был единственным разумным человеком во всем городе.

Симеон Юродивый, другой безумец Христа ради, тоже шестого века, умело разыгрывал сумасшествие. Однажды на свалке он нашел дохлую собаку, привязал лапу собаки к поясу и потащил за собой ее останки через весь город. Народ возмущался, не понимая, что ноша глаженного монаха символизировала тот ненужный груз, который поди влачат за собой, — эго, иначе обычный ум, лишенный любви и мудрости. На следующий же день Симеон Юродивый вошел в местный храм и стал бросать орехи в собравшихся, когда началась воскресная служба. В конце своей жизни блаженный признался своему самому верному другу, что его необычное поведение было лишь выражением полного безразличия (греч. апатия. санскр. вайрагья) к мирским вещам. целью чего было осуждение надменности и заносчивости.

Безумный святой, который в своем уповании Богом бесстрашно попирает нравы своей эпохи, объявлялся и в исламе среди наставников суфизма, и в иудаизме в кругу хасидских мистиков. Эти блаженные дают примеры весьма различного духовного претворения от религиозного чудака до просвещенного подвижника. Объединяет их то, что в своем образе жизни, или по меньшей мере в их порой необычном поведении, они опрокидывают или выворачивают наизнанку общественные нормы и обычаи.

Наиболее древнее проявление безумной мудрости мы находим в традициях тибетского лама мьонпы и индийского авадхуты Тибетцы отграничивают различные виды сумасшествия, включая то, что можно было бы назвать религиозным неврозом (таб. чой-нъон) от социопатических и параноидных симптомов. Их решительно отделяют от святого безумия. Некоторые черты святого безумия неотличимы от признаков светского либо религи озного сумасшествия. Однако их природа и причины совершенно иные. Необычное поведение блаженного подвижника — прямое выражение вовсе не какой-либо личной психопаталогии, по его или ее духовного претворения и неуемного желания просветить своих собратьев.

В понятиях буддизма махаяны безумная мудрость оказывается выражением в жизни осознания того, что феноменальный мир (сансара) и трансцендентная, иначе запредельная, Реальность (нирвана) единосущи. Рассматриваемое с позиции непросветленного разума, действующего на основе четкого разделения субъекта и объекта, совершенное просветление предстает как парадоксальное состояние. Просветленный адепт существует как конечное внепространственное и вневременное Сущее-Сознание, но проявляется одушевленным конкретным телом-умом в пространственно-временном континууме. В монистических понятиях адвайта-веданты просветление — это претворение двух аксиом, что внутреннее «я» (адхьятман) тождествено трансцендентному Я (парама-атман), и что конечное Основание (брахман) тождественно космосу на всех его уровнях проявления, включая «я».

Поэтому просветленный адепт живет как Целостность бытия, которая с ограниченной точки зрения конечной личности предстает настоящим хаосом. Хотя подобное является непосредственным «опытом» всех просветленных наставников, что живут совершенно естественной (сахаджа) жизнью, есть и те, чей вид и поведение отражают более непосредственно их божественное безумие. Таковы юродивые, которые не заботятся о здравомыслии и ради наставления других пренебрегают принятыми нормами и правилами.

Они чувствуют себя свободными от устоявшегося поведения и ниспровергают его, критикуя и высмеивая светские и духовные власти, вызывающе одеваясь или даже расхаживая нагими, пренебрегая условностями общественных отношений, глумясь над узостью взглядов ученых мужей и схоластов, ругаясь и сквернословя, скоморошничая и употребляя возбуждающие средства (наподобие спиртного), предаваясь любовным утехам. Они воплощают собой эзотерический принцип тантризма, что освобождение (мукти) единосуще с наслаждением (бхукти); что Реальность превосходит категории трансцендентного и имманентного; что духовное вовсе не отделено от мирского.

Своим несдержанным и необычным поведением юродивые постоянно бросают вызов полагаемым непросветленными людьми пределам, и таким образом сталкивают их с обнаженной правдой бытия: что жизнь безумна и непредсказуема за исключением того непреложного факта, что все мы ввергнуты в хаос проявленного мира лишь на короткое время. Они постоянно напоминают нам, что вся наша человеческая цивилизация есть попытка отринуть неизбежность смерти, которая делает бессмысленными даже самые благородные усилия сотворить призрачный по рядок из нескончаемой изменчивости того, что являет собой жизнь.

В отличие от обычной умудренности, которая означает создание более высокого порядка или гармонии, безумная мудрость своей первейшей обязанностью считает мерить пыл человечества по штампованию образцов, его тягу к созданию порядка, структуры и смысла. Безумная мудрость — это своего рода просвещенное иконоборчество. Что в конечном счете она ниспровергает, так это эгоцентрическую вселенную, субъективное ощущение быть обособленной сущностью — эго. Таким образом, как более подробно показывает моя книга Святое безумие, безумная мудрость представляет собой духовную шоковую терапию [71].

"Естественность" юродивого следует строго отделять от простой импульсивности ребенка или эмоционально неуравновешенного взрослого человека, равно как ее следует отличать от того вида прививаемой непосредственности, которой добиваются в различных лечебных методах гуманистической психологии. Просветленная непосредственность, спонтанность (с а хадж а) подразумевает нечто большее, чем укрепление самосознания или интеграцию тела-ума как часть всесторонней психогигиены. Осуществившиеся адепты предстают не просто особо преуспевшими субъектами. Их естественность совершенно чиста и совпадает с самим мировым процессом. Они действуют исходя из Целого, как Целое.

Наиболее известный блаженный подвижник тибетской традиции — это, несомненно, народный герой Миларепа (пишется Милараспа, 1040–1123), йогин и выдающийся поэт. Его тяжкие годы ученичества у Марпы-толмача служат примером выпадающих на долю всякого действительно духовного ученичества невзгод при перемалывании собственного эго. Кого может оставить равнодушным традиционная тибетская биография Миларепы, где мы видим его раз за разом возводящим одну и ту же башню, превозмогающим физические муки, изнеможение, гнев ввиду тщетности всех своих усилий, недоверие к своему гуру и духовное отчаяние? Будучи уже магом и чудотворцем, когда состоялась его встреча с учителем, Миларепа сам становится подвижником благодаря умелому руководству и милости Марпы.

Одетый лишь в рубище, он пересек границу между Тибетом и Непалом, обучая посредством своих наставляющих поэм и песен. Порой можно было встретить Миларепу совершенно нагим, и в одной из своих песен он замечает, что ему неведом стыд, поскольку его половые органы вполне естественны. На его склонность к безумной мудрости указывает то обстоятельство, что, даже ведя жизнь скитающегося отшельника, он, как известно, посвятил нескольких своих последовательниц в эзотерическое соитие. Для обыденного ума половая жизнь и духовность несовместимы. Тантра, как мы увидим в семнадцатой главе, опровергает это расхожее мнение.

Марпа (1012–1097), основатель ордена кагью(д)па буддизма ваджраяны, сам был юродивым наставником. Будучи великодушным и веселого нрава человеком, он часто выказывал недовольство Миларепе, чтобы вызвать в своем любимом ученике духовный кризис, который лишь один мог привести к освобождению Миларепы. Помимо основной своей супруги, он был также связан узами брака с восемью тантрическими женами.

Наиболее заметным и безумствующим блаженным Тибета был, безусловно, Д(р)угпа Кунлег (1455–1570), который, подобно многим иным святым безумцам, начинал как монах, но после просветления вел жизнь нищего. Его тибетская биография, содержащая множество легенд, утверждает, что он посвятил не менее пяти тысяч женщин в сексуальные тайны тантры. Биограф живописует его как страстного любителя чунга, тибетского пива и увлекательного рассказчика, который был бесстрашным и веселым бичевателем своих собратьев-монахов и общества вообще.

Традиция безумной мудрости Индии большей частью связана с именем авадхуты. Санскритское слово авадхута означает буквально «отринувший», именуя того, кто оставил все заботы и тревога, что гнетут обычного смертного. Авадхута являет собой крайний тип отшельника (санньясин), «высшего лебедя» (парама-хамса), который, согласно названию, свободно плывет от одного места к другому подобно прекрасному лебедю хамса), ни от чего не завися, кроме Божественного. Название авадхута получило хождение в нашу эру, когда наблюдался расцвет тантры в виде таких традиций, как буддизм сахаджаяны, индуистский каулизм, и натхизм, а затем и хатха-йога.

Пожалуй, одно из наиболее ранних упоминаний об авадхуте можно отыскать в Маханирвана-тантре (8.11). Здесь утверждается, что сумасбродный» образ жизни авадхуты сопутствует кали-юге — нынешней «темной эпохе», и что образ жизни санньясина соответствовал предыдущей эпохе, где нравственные устои были еще достаточно крепки. В период кали-юги требуются более действенные средства для пробуждения людей ввиду их общей невосприимчивости к сакральной стороне бытия. «Шоковая терапия» безумной мудрости сказывается посему предпочтительней кроткого примера отрешившегося от мира аскета, иначе санньясина.

Маханирвана-тантра четко связывает авадхуту с шиваизмом — религиозно-духовной традицией, где объектом поклонения является Шива. Текст (14.140 и далее) повествует о четырех категориях авадхут. Шайва-авадхута получил полное тантрическое посвящение, тогда как брахма-авадхута обходится брахма-мантрой «Ом, единственное Сущее-Сознание, Абсолют» (ом саччид-экам брахма). Обе категории подразделяются на тех, кто еще несовершенен — «скитальцы» (паривраджана) — и тех, кто достиг совершенства — «высшие лебеди».

Один из наиболее ранних текстов хатха-йоги, Сиддха-сиддханта-паддхати, содержит множество строк, где описывается авадхута. Один стих (6.20), в частности, упоминает о его способности подобно тому, как хамелеон меняет окраску, вживаться в любую роль. Отсюда, как говорится, он ведет себя порой сродни мирянину или даже подобно царю, а в иное время — подобно аскету или нагому отшельнику. Наименование авадхута более всякого иного слова стало связываться с явно безумными формами поведения некоторых парама-хамс, которые бросают вызов общественным нормам, что составляет характерную черту их непринужденного образа жизни. В Авадхута-гите, средневековом сочинении, прославляющем юродивого, авадхута живописуется как духовный подвижник, который находится по ту сторону добра и зла, славы и поношения, по-настоящему по ту сторону всяких категорий, какие только может выдумать разум. Один стих (7.9) говорит о его внеположенности следующим образом:

Коль йогин лишен «союза» (йога) и «отделения» (вийога) и коль «имеющий наслаждения» (бхогин) лишен наслаждения и ненаслаждения — посему тот бродит беспечно, переполняемый естественным Блаженством, [присущим его собственному] уму.

Там же (8.6–9) разъясняется наименование авадхута.

Значение слога а в том, что [авадхута] вечно пребывает в «Блаженстве» (ананда), сбросивший оковы желаний и чистый в начале, середине и конце. Значение слога ва в том, что он покоится [всегда] в настоящем и что его речь безупречна, и он применим к тому, кто совладал с желанием (васана). Значение слога дху в том, что он отрешился от практики сосредоточения и созерцания, что его члены темны от пыли, что его ум чист и он свободен от недуга.

Значение слога та в том, что он освобожден от [духовной] тьмы (тамас) и чувства «я» (аханкара) и что он лишен мысли и цели, ибо его ум неколебимо покоится в Реальности (таттва) [72].

Весь текст, который, вероятно, относится к пятнадцатому или шестнадцатому веку н. э., написан с позиции безоговорочного монизма. Он схож с Аштавакра-гитой («Песнь Аштавакры»), которая известна также как Авадхута-анубхути («Постижение безумного подвижника») и которую относят к концу пятнадцатого века н. э. [73]. Оба сочинения представляют собой исступленное излияние чувств, и оба прославляют высшую форму недвойственного постижения.

Авадхута-гита приписывается Даттатреи, полумифическому духовному наставнику, которого возвысили до положения божества [74]. Жизнеописание мудрого Даттатреи изложено в Маркандея-пуране (глава 16), в разделе, относящемся, похоже, к четвертому веку н. э. Там описывается чудесное рождение одного из великих блаженных подвижников Индии.

Согласно данному повествованию, некий брамин по имени Каушика вел распутную жизнь, потеряв состояние и здоровье вследствие своей безрассудной страсти к одной особе легкого поведения. Его супруга Шандили тем не менее оставалась ему верна. Однажды ночью она даже повела своего больного мужа в дом этой женщины. По пути с мужем на плечах она наступила на мудреца Мандавью, который лежал на дороге едва живой. Мандавья, которого страшились за действенность его проклятий, немедленно пригрозил им обоим смертью с восходом солнца. Невинная женщина со всем жаром стала молиться, взывая к солнцу, чтобы то вообще не всходило, и тем самым ее муж остался бы жив. Ее искренняя молитва была услышана. И тогда уже все божества стали роптать, обратившись за помощью к Анушуе, супруге знаменитого мудреца Атри, убедить Шандили восстановить мировой порядок. Анушуя, олицетворение женской добродетели, уговорила Шандили на том условии, что после восхода солнца жизнь Каушики будет сохранена.

В знак признательности за ее своевременное заступничество боги решили отблагодарить Анушую. Она попросила освобождения себе и своему мужу и чтобы верховные боги — Брахма, Вишну и Шива — были рождены ею как сыновья. Че рез некоторое время, когда Анушуя кланялась своему супругу, из глаз мудреца Атри излился свет, послужив семенем для трех божественных сыновей Сомы, Дурвасаса и Датты — соответственно воплощений Брахмы, Шивы и Вишну.

Другие Пураны (народные энциклопедии) содержат различные повествования, относящиеся к Даттатреи, но во всех действует Атри — отсюда и имя Даттатрея, — дарованный Атри». Из некоторых событий в жизни Даттатреи видно, что он был довольно необычной фигурой. Например, говорится, что он погрузился в озеро. из которого появился много лет спустя в сопровождении юных дев. Зная о полной самодостаточности Даттатреи, его ученики не придали этому значения. Дабы испытать их веру в него, он начал пить с девами вино, но даже это не поколебало его последователей.

Кроме того, многие Пурины, включая Маркандея-пурану (главы МО), говорят, что Даттатрея учил восьмичленной йоге (ашта-анга-йога) Патанджали, который предполагал аскетический образ жизни. Поэтому Даттатрея ассоциируется как с аскетизмом, так и с любовными утехами и возлияниями — двумя рачительными элементами тантричекого обряда [75].

Даттатрея изначально был безумным подвижником. Неясно, каким образом из чуть ли не тантрического мудреца он превратился в полнокровное божество. Тем не менее и мудрец и божество оказались кровно связанными с авадхутизмом. Даже если мифология упоминает мудреца Даттатрею как воплощение бога Вишну, его имя непосредственно ассоциируется с культурной средой Шивы — владыки йогинов и аскетов. Похоже, что этот великий духовный подвижник служил и вишнуитской и шивантской традициям как символ обретшего Богопознание адепта, чье состояние преодолевает все верования и обычаи.

Поэтому нет ничего удивительного, что Даттатреи могло приписываться также авторство Дживаи-муктииты («Песнь прижизненного освобождения») — небольшого трактата из двадцати трех стихов, прославляющего дживан-мукти, адепта, который обрел освобождение, находясь еще во плоти. Подобным образом, Даттатреи приписывается еще и Трипура-рахасья («Тайное учение Трипуры»), Если учесть сосредоточенность текста на высшей, превосходящей ум расположенности к просветленной спонтанности (сахаджа), такое отнесение авторства кажется особо верным.

Безумная мудрость встречается выраженной в различной степени в большинстве школ йоги, так как предписываемая гуру задача состоит в разрушении заблуждения ученика относительно того, что он представляет собой отдельную крепость, некий оплот. Большинство учителей, особенно если они полностью просветленные, при случае прибегнут к необычному поведению, чтобы пробиться сквозь границы это ученика. Однако немногие учителя склонны в своем обучении пользоваться исключительно арсеналом безумной мудрости, как поступали, например, Марпа и Другпа Кунлег. Сегодня люди более тщательно охраняют очерченные границы эго, нежели прежде, и поэтому методы безумной мудрости они склонны воспринимать как препятствующие целостности личности ученика. Таким образом, немногие учителя желают прибегать к обучению посредством безумной мудрости. Здесь возникает более широкий вопрос; является ли все еще полезным и нравственно оправданным сегодня данный древний метод обучения [76].

Этот краткий обзор касательно безумной мудрости в плане индуистской и буддийской духовности завершает первую главу, где представлены фундаментальные понятия, входящие в состав духовного процесса йогической практики. В следующей главе рассматриваются основные подходы или школы, существующие в рамках йогической традиции.

Первоисточник 2 СИДДХА-СИДДХАНТА-ПАДДХАТИ (ОТРЫВОК)

Сиддха-сиддханта-паддхати («Пути учения подвижников»), считающийся одним из самых древних текстов натхизма, представляет собой сочинение из шести глав. Заключительная глава посвящена описанию и прославлению авадхуты, который отличается от тех типов духовной личности, что свойственны иным, нежели орден натхов, традициям. Особый интерес представляют вступительные стихи по двадцать первый включительно, которые и приведены здесь. Подобно большинству сочинений по хатха-йоге, текст намеренно написан на неправильном санскрите, что порой затрудняет установить точный смысл стиха.

Теперь дается описание авадхута-йогина. Поведай мне тогда, кто это так называемый авадхута-йогин? Авадхута — тот, кто отбрасывает все изменения (викара) природы. Йогин — тот, у которого есть «союз» (йога). Дхута [производится] от дху, означающего «трястись», как при колыхании, то есть он имеет значение «колыхание». Колыхание или колебание [случается, когда]

ум увлечен предметами чувств наподобие тел или телесных состояний. Ухватив [эти предметы чувств] и затем оставив их, ум, поглощенный величием своих собственных «Владений» (дхаман), лишен явлений и свободен от многообразных «вместилищ» (нидхана), [то есть предметов чувств], которые имеют начало, середину и конец. (1)

Звук я есть семенной слог (биджа) [первоэлемента] воды; звук ра есть семенной слог [первоэлемента] огня. Неотличимым от обоих является звук ом, который прославляется как форма Сознания. (2)

Поэтому он ясно именуется: Тот, кто бреется, отрезая множественные [77] узы страдания (клеша), кто избавляется от всех состояний — того величают авадхутой. (3)

Йогин, кто в своем теле украшен прекрасной памятью врожденной [Реальности] и для кого [змеиная сила, иначе кундалини-шакти] поднялась с «ложа», [то есть муладхара-чакры в основании позвоночного столба] — тот именуется авадхутой. (4) [Тот йогин, кто] твердо стоит в центре мира, лишен всякого «колыхания», [то есть свободен от всякой привязанности к предметам чувств,] кто обладает свободой от уныния (адайнья), как его набедренная повязка и посох (кхарпата), — того именуют авадхутой. (5) [Тот йогин,] посредством которого сохраняется учение (сиддханта) подобно схождению звуков шам, [знаменующего] радость, и кхам, [символизирующего] высший Абсолют, в слове шамкха [означающем «раковину»] — он именуется авадхутой. (6) Чьи пределы [не что иное, как] высшее Сознание, кто обладает знанием [конечного] Предмета как своих сандалий, и великого обета как своей антилопьей шкуры [на которой он восседает] — тот именуется авадхутой. (7)

Кто обладает неизменным воздержанием (нивритти) как его пояс, кто обладает истинной Сущностью (сва-сварупа) как его плетеное сиденье, [и кто практикует] воздержание от шести изменений [78] [природы] — тот именуется авадхутой. (8)

Кто действительно имеет Свет Сознания и высшее Блаженство как пара его сережек и кто прекратил твержение (джапа) вместе с четками (мала) — тот именуется авадхутой. (9)

Кто обладает прямотой как его посох, высшим Пространством (пара-акаша) [79] как его палка, и врожденной силой (ниджа-шакти) как его йогический подлокотник (йога-патта) [80] — того величают авадхутой. (10)

Кто сам предстает как инаковое и тождественное с миром и Божественным, кто имеет подаяние как его наслаждение во вкушении шести сущностей (раса) [81], и кто обладает состоянием бытия, полного той [конечной Реальности] как его прелюбодеяние — того величают авадхутой. (11)

Кто движется своим внутренним существом к Немыслимому, в далекие Пределы, у кого есть то истинное Место, как и у его нательной рубашки, — тот именуется авадхутой. (12)

Кто [желает] растворить свое собственное бессмертное тело в Бесконечном, Бессмертном, кто один выпил бы этот [глоток бессмертия] — тот именуется авадхутой. (13)

Кто истребляет ваджри [82], изобилующую сквернами желания и твердую, подобно громовой стреле (ваджра), [что есть не что иное, как неведение] (авидья) — тот именуется авадхутой. (14)

Кто всегда целиком обращается в истинный центр самого себя и кто взирает на мир с невозмутимостью (саматва) — тот именуется авадхутой. (15)

Кто понимает себя и кто пребывает единственно в своем Я, кто полностью укоренился в бездействии (ануттхана) — тот именуется авадхутой. (16)

Кто сведущ в искусстве высшего покоя и наделен основой бездействия (ануттха), и кому знакомо начало, образуемое Сознанием и довольством (дхрити), — того величают авадхутой. (17) Кто поглощает проявленный (вьякта) и непроявленный (авьякта) [планы бытия] и истребляет целиком все проявление (вьякта) [природы], будучи твердо укорененным в своем внутреннем сущем и [обладая] Истиной в душе, — того именуют авадхутой. (18)

Кто твердо утвердился в своей собственной яркости, кто является сиянием самой природы [абсолютной] Лучезарности (авабхаса), кто наслаждается миром посредством игры (лила), — того именуют авадхутой. (19)

Кто порой бывает наслаждающимся, порой аскетом, иногда обнаженным или подобным демону, подчас царем, а порой благовоспитанным [человеком], — того именуют авадхутой. (20) Кто предстает сущностью наисокровеннейшего [Я], когда таким образом играет различные роли (санкета) прилюдно, кто целиком пробился к Сущему в своем исконном видении всех ученых воззрений — того именуют авадхутой. Он истинный учитель (сад-гуру). Поскольку в своем исконном видении всех воззрений он творит [величественный] сплав (саманвая) — того именуют авадхутой. (21)