Глава 24
Глава 24
Когда сынок Семёныча Вовка отвалил на своей иномарке от южной околицы с захворавшим папашей и вздорной мамашей, на южной околице (точнее: в избушке Мироныча) началась очередная пьянка-гулянка. Присутствовали (помимо хозяина) Жорка, Сакуров, военный и Варфаламеев. Чуть позже к пьянствующим присоединились пастухи. При этом – в процессе присоединения – случилось два конфуза. Сначала Жорка спустил с крыльца Витьку, потом на военного накинулся Мишка. Сначала, правда, Мишка приветствовал военного довольно радушно:
- О, какие люди! – запел он, игнорируя остальную компанию. Одновременно Мишка кинул на стол свёрток с закусью и литровой бутылкой ядрёного самогона собственного изготовления. Витька в это время топтался возле дома Мироныча и заглядывал в окна.
- Здравствуй, Михаил, - солидно приветствовал вошедшего военный. Мироныч, смирившийся с тем, что не видать ему никакой контрибуции от новоявленного скваттера, злобно зыркал на сцену свидания бывшего передового колхозного скотника и без году подполковника запаса.
- Растут ваши рейтинги, растут, - с добродушным пренебрежением сообщил Мишка, оглядев свысока остальную честную компанию. – Раньше вы пьянствовали под командованием всего лишь майора, а вот теперь вас возглавил целый полковник.
- Подполковник, - вякнул пьяненький Мироныч. Остальные, и военный, поправлять Мишку не стали.
- Садись, Михаил, - пригласил Мишку военный, за что получил ещё один злобный взгляд в свой адрес со стороны Мироныча. Дело в том, что военный, так же, как Мироныч, угощался на халяву.
- Фуражку принёс? – как бы невзначай спросил Мишка, усаживаясь рядом с военным.
- Нет, Миша, не получилось, - заюлил военный, что при его комплекции (был он не меньше Мишки) выглядело несколько карикатурно.
- Как – не получилось? – стал багроветь Мишка. Военный пообещал ему фуражку ещё две недели назад, и вот уже третий раз отговаривался какими-то обстоятельствами, в силу которых доставка обещанной фуражки откладывалась на неопределённое время. В принципе, такие форменные фуражки нового образца уже появились на местном рынке, но они кое-что стоили.
- Да тут, понимаешь, комиссия на складе, а у меня стрельбы на носу, да жена на работу никак устроиться не может, - стал докладывать действующий подполковник рядовому запаса.
- Какая комиссия?! – заревел Мишка. – Эти эксперименталки уже второй месяц как на базаре. А анадысь я узнал у одного куска (35), что последняя партия как раз с твоего склада! Что, жалко одну принести, как обещал?!
Мишка редко употреблял диалектизмы, лишь в минуты крайнего раздражения, каковая скоротечная крайность свидетельствовала о его вздёрнутом состоянии. О чём – о вздёрнутом состоянии – в свою очередь свидетельствовала вторая пустая пластиковая бутылка, бережно упакованная в давешний пакет. Витька, нервно заглядывающий в окна избушки Мироныча, свидетельствовал о собственном крайнем огорчении в виду временной невозможности продолжать освежаться нахаляву.
- Враньё! – пошёл в отказ военный, явно замешанный в реализации последней партии ходового армейского барахла. – К тому же я тебе ничего не обещал!
- Что?! – пуще прежнего взревел рыжий здоровяк.
- А у меня участок самовольно занял? – поддал жару Мироныч, понявший, что пришло его время.
Витька в это время скрёбся в прихожей. Дик, не перестававший завывать на разные голоса во всё время пьянки и последнего представления, вдруг стих, затем он ворвался в единственную комнату, прыгнул на стол, цапнул полбатона чернухи с куском сала в придачу и рванул в полуотворённое окно. Мишка, не обращая внимания на всеобщее лёгкое смятение, продолжал реветь, Мироныч, не обращая внимания на потерю части закуси, которую он не выставлял, продолжал подзадоривать Мишку собственными претензиями на вторжение военного в его владения. Витька, освободивший Дика и прошмыгнувший в банкетный зал вслед за щенком, успел хватануть стакан и уже тянулся к закуси, одновременно примериваясь задницей к свободному месту за столом. Жорка молча встал, взял Витьку за воротник и пинками погнал на выход. Витька отнёсся к Жоркиному демаршу настолько философски, что даже стал на ходу закуривать. И, когда Жорка дал ему последнего пинка, спуская профессионального халявщика с крыльца, тот уже вовсю дымил папиросой.
- А я тебе поверил! – разорялся Мишка. – А ты оказался настоящий подполковник! Кепку зажал, сука…
- А я ему говорю: зачем вы у меня пол-огорода заняли? – не унимался Мироныч, подсев поближе к Мишке и пакету с обильной деревенской закусью. – А он на меня ноль внимания: копает себе, сажает, поливает, по другой половине моего огорода ходит…
- Да какого пол-огорода? – пытался отбрехиваться военный. – Это я полосу отчуждения занял…
- …Помидоры выращивает, и хоть бы мне предложил, - стоял на своём Мироныч, выуживая из пакета с Мишкиной закусью кусок варёного мяса. – А мне ведь много не надо: дай пять вёдер и – ладно.
- Вот именно! – орал Мишка. - Что, помидоров старичку пожалел? Поди, он много съест!
- Да, всего-то пять вёдер, - поддакивал Мироныч, сноровисто прожёвывая варёную говядину голыми дёснами. Разумеется, старый хрыч владел вставными челюстями, но так как делал он их у какого-то знакомого доктора в счёт покрытия какого-то давнишнего долга (в смысле – это доктор задолжал Миронычу), то знакомый сделал челюсти так себе. В смысле: коль за работу не платят, а требуют сделать её в счёт каких-то мифических долгов, то пошла она в жопу. И теперь Мироныч мог пользоваться дармовыми челюстями только на показ. Он продолжал доставать доктора, требуя доделать работу, а доктор советовал Миронычу подтачивать челюсти рашпилем самостоятельно. Что называется – подгонять «по вкусу» и без отрыва от производства. Чем Мироныч и занимался. Он выклянчил у Семёныча подходящий напильник (свой, ещё «трофейный» инструмент, Мироны щадил) и стал подгонять челюсти. Иногда Мироныч пробовал их, что называется, на зуб, и после этого дня два ходил с перекошенной физиономией, горько кляня знакомого доктора в частности и всё неблагодарное человечество в целом.
- Каких пять вёдер? – отгавкивался военный. – Я сам всего три ведра собрал.
- А ещё у него картошка посажена, - ябедничал Мишке Мироныч, - на моём, между прочим, участке. Вот пусть половину урожая отдаст мне.
- А, так ты ещё и картошку посадил на его участке?! – голосил Мишка. – Скотина! Наглец! Жлоб несчастный! Что, не мог собственный участок купить?! Теперь вот только посмей не отдать Миронычу половину урожая!
- Я посчитал – мне десять мешков причитается, - подсказывал Мироныч.
- Десять мешков?! – взмахивал руками военный, занявший на задах огорода старого сквалыги полторы, от силы, сотки. – Нет, ты дед, совсем охренел!
- Он ещё и оскорбляет! – подзуживал Мшку Мироныч.
- Ты зачем старичка оскорбляешь?! – орал Мишка, а военный, продолжая махать руками, вылезал из-за стола и делал ноги. В прихожей он разминулся с Витьком. Витёк успел перекурить и решил под шумок занять место военного. Жорка, слушая Мишку с Миронычем, веселился от души, поэтому просмотрел появление профессионального халявщика.
- Костя, ты подзаработать не хочешь? – неожиданно спросил Мишка неожиданно душевным голосом, а Сакуров так сразу и не понял, что Мишка обращается к нему: такой разительной оказалась смена интонаций акционерного пастуха.
- В смысле, вместо Семёныча с его супругой стадо посторожить? – сделал стойку Сакуров.
- Ну, это само собой, потому что кроме тебя я это дело никому доверить не могу…
Мишка значительно посмотрел на Жорку и продолжил:
- …Даже Гришу не хочу приглашать, хотя он имеет опыт работы с молодняком на откорме…
- Спасибо, - поблагодарил Мишку Сакуров, теряясь в догадках на предмет таинственных ходов чисто русской Мишкиной души страстного стяжателя, показного доброхота и профессионального горлопана.
- …Потому что, Костя, людям помогать надо, а ты в таком положении…
- Спасибо, - снова поблагодарил Сакуров, а Мишка расплылся в довольной улыбке.
- …В общем, с завтрашнего дня я в законном отпуску…
- И я! – вякнул Витька, опасливо косясь на Жорку.
- …В общем, выходит тебе, Костя, за двоих наше стадо пасти. Да ещё за двоих это стадо по ночам сторожить. Деньгу огребёшь – и-и!
- Что, ваше акционерное общество стало деньгами зарплату платить? – насмешливо поинтересовался Жорка, бесцеремонно откупоривая Мишкину бутылку. Варфаламеев с любовью смотрел на Жорку, Мироныч изображал попранную артиллерийскими сапогами крестьянскую справедливость.
- Зимой, когда продаст урожай, обязательно заплатит, - убеждённо сказал Мишка, подставляя свой стакан под свою бутылку. – Но кое-что можно получить уже в следующем месяце… зерном, разумеется.
- Зерном – это хорошо, - согласился Сакуров, следя за тем, чтобы щедрый Жорка не насыпал ему больше половины стакана.
- Тебе за этим зерном даже не надо будет в Лопатино ехать, - сообщил приятную весть Мишка, - я его тебе сам привезу, потому что людям помогать надо, а ты, тем более, в таком положении, что…
- Ты привезёшь, - ухмыльнулся Жорка, поднимая свой стакан. – Зерно этого урожая в свои закрома ссыплешь, а Косте привезешь то из своих старых запасов, что крысы не доели. Ась?
- Ну, зачем же, - не смутился Мишка.
«Если бы здесь был Семёныч, он обозвал бы Жорку некультурным человеком», - ни к селу, ни к городу подумал Сакуров и выпил свою дозу. Самогон ударил по организму обжигающей вонючей волной, и Константин Матвеевич потянулся за салом.
- Тоже мне, добренький выискался, - не отставал от Мишки Жорка. – Скажи: гараж строить собрался, вот и намылился в отпуск, пока белые мухи не полетели. А Витьке вообще весь год в отпуске бы сидеть, да баба не позволяет.
- А вот бабу мою ты не тронь, - заерепенился Витька.
- Что?!
- Бабу, говорю, не тронь, а то, в самом деле, чево ты, Жорка, постоянно против мене и бабы моей баллон катишь? – искательно залебезил Витька.
- Засохни, гандон, а то не поленюсь ещё раз тебя с крыльца спустить.
- Вот именно, - встрепенулся Мироныч. – Повадился угощаться на халяву. А ещё у меня морковку расшатывает, и коровьи лепёшки во двор подбрасывает. Я каждый день в них вляпываюсь… Между прочим, уже две пары новых итальянских кроссовок испортил…
Сакуров поперхнулся салом, а Жорка заржал. Варфаламеев тоненько хихикнул и спросил:
- Одна пара – это, наверно, та, о которую я сегодня споткнулся и чуть голову не расшиб?
Приятели, Жорка, Сакуров и Варфаламеев, дружно посмотрели в прихожую, где валялась задубелая обувь старого хрыча Мироныча. состоящая из обрезков резиновых с кирзовыми сапог и валенок.
- Так ты будешь работать? – спросил Сакурова Мишка.
- Да, с тебя, между прочим, причитается, потому что ты и за меня целую месячную зарплату получишь, - напомнил Витька, закуривая очередную папиросу.
- Я тебе так причтусь, что будешь на пару с Миронычем вставные челюсти подтачивать, - пообещал Жорка. – Благодетели хреновы… Короче: чтоб завтра с утра тут был зоотехник. И, пока я не увижу договор, никто ваше вонючее стадо пасти не будет. Я ясно выражаюсь?
- Ты так, значить? – обиженно запел Мишка. – Тогда пусть Гришка за двоих сторожит.
- А вот сторожить будет точно Костя, - возразил Жорка, - потому что эту работу ему Семёныч завещал.
Семёныч, разумеется, ничего такого Сакурову не завещал, но откуда было об этом знать Мишке? Ему мог бы наябедничать Мироныч, но и он ничего не знал.
- Что значить – завещал? – по-бабьи заголосил Мишка. – Это, абось, не частная лавочка, а целое акционерное общество. Кого назначит, тот и будет работать.
- Семёныч у вас официально устроен? – поставил вопрос ребром Жорка.
- Официально, - согласился Мишка.
- Больничный ему ваше общество оплатит?
- Больничный? – растерялся Мишка.
- Да.
- Ну, так это…
- Ага! Ваше общество, прежде чем официально назначить на работу Гришу, должно будет потом оплатить больничный Семёнычу. А так как ни одна ваша акционерная собака и не подумает оплачивать никаких больничных, то вашему обществу будет выгодней считать, что Семёныч продолжает, как ни в чём не бывало, работать. То есть, в виде того, кого он завещал, а не того, кого назначит пастух Мишка в ущерб интересам акционерного общества.
- Ну, ты это… тут наплёл, - стал отдуваться Мишка.
«Ещё бы, - одобрительно подумал Сакуров. – Всё-таки недаром Жорка два института завалил».
- Итого, - сказал Жорка, - или завтра с утра приезжает зоотехник с договором, или вы по-прежнему пасёте своё вонючее стадо.
Жорка знал, что свободных нормальных людей, способных пасти акционерное стадо, в акционерном обществе нет. А тех забулдыг из бывших колхозников, болтающихся без дела между Лопатиным и Угаровым, акционеры не захотят нанимать сами.
- Да когда ж этот договор составят!? – заныл Мишка. – Это ж завтра опять придётся целый день пасти, а у меня уже полкуба раствора заказано…
- А раньше ты о чём думал? – усмехнулся Жорка. – Ничего, завтра с утра встанешь пораньше, разбудишь зоотехника и – составляйте договор. Контора, я знаю, у вас с семи работает. Только не напортачьте – я всё сам проверю и, если что не так, будешь с засохшим раствором упражняться…