60
60
Пятница. Ракетоплан летел к горам. Отправились все: семейство Дана в полном составе и Рита с Миланом, который еще ни разу там не был. Летели не просто провести время: была назначена встреча с группой женщин-педагогов — их должна была привезти Ева.
…Они спускались к дому, когда Лал неожиданно увидел несколько фигур, стоявших у могильных холмиков.
— Наши ребята! — узнал он их по такой же одежде, как на нем. — Эй!
Они обернулись, пошли навстречу.
— Добрый день, сеньоры!
— Здравствуйте, ребята! Никак не ожидал увидеть вас здесь.
— Мы прилетели на могилу Деда, — сказал Ив, один из трех Внуков Марка — они все были здесь, и с ними еще юноша и две девушки. — Привезли их дать клятву верности великому делу, за которое Дед умер. А…? Этот сеньор — с вами? — все трое удивленно смотрели на Милана.
— Да. А что, разве вы его знаете?
— Знают: я когда-то выставлял их из дворца эротических игр, — Милан узнал их сразу. — За что прошу простить меня: сейчас я это не стал бы делать.
Они удивленно посмотрели на Лала.
— Серьезно, ребята: он теперь свой.
Они кивнули, но старались на Милана не смотреть. Обстановку разрядил Марк: молодежь окружила его. Малыш не спал — Лейли, показав, как это делать, дала по очереди подержать его.
Педагоги не заставили себя ждать. И здесь Марк сразу же стал центром внимания: они забрали ребенка у девушек и передавали его друг другу, пока он не попытался зареветь; поделились замечаниями, весьма квалифицированными, по поводу его развития, дали кое-какие советы Лейли.
— У меня для вас сюрприз, — Дан подвел к Еве Риту и Милана. — Или, пожалуй, сразу два. Ты их знаешь?
— Ее — конечно: знаменитая актриса, известная всей Земле. А молодого человека — нет.
— Милан, бывший аспирант Йорга. Бывший! — повторил Дан. — Порвал с ним. И теперь — он и Рита ждут ребенка.
— Ясно? — Ева повернулась к прилетевшим с ней. — Все слышали? Актрисы не боятся, а мы — педагоги? Первые заговорившие об этом — так ничего и не сделали. Позор!
— Но тебе же… — попробовала возразить одна из воспитательниц.
— Ну и что? Скажи ты: посмеет твой учитель снова сделать то же, что со мной? — обратилась она к Милану.
— Мой бывший учитель, — сдержанно поправил ее он. — Он не сможет: обстановка уже другая, и он слишком хорошо это понимает. Сейчас Йорг больше не может рассчитывать на безусловное утверждение бойкота той, которая сама родит.
— Он никак не отреагировал на рождение Марка, — добавила Эя.
— Он боится авторитета Дана. И не любит рисковать.
— Но не будет же твой бывший учитель без конца молчать и бездействовать!
— Нет, конечно — он ждет наиболее удобного момента, но его могут вынудить выступить открыто раньше, чем он хочет. Возможно, Йорг предпримет что-то, когда родится наш сын, — чтобы заодно поквитаться со мной за разрыв с ним. Надо успеть воспользоваться его молчанием: чем больше женщин станут матерями, тем трудней ему будет чего-нибудь добиться.
— Слышите подруги? Ну, неужели мы больше ничего не стоим? Продолжаем дрожать от одного только имени Йорга — мы, первыми начавшие борьбу против отбраковки. Ведь другие не боятся! Вот она — показала Ева на Эю — сделала это там, где от Земли — страшно подумать сколько. И не побоялась заплатить за это самой страшной потерей: вы же стоите у могилы ее сына! А эти, — указала она на Риту и Милана, — он же генетик, вряд ли ему это простят: Йорг не таков. Они тебе уже что-нибудь сделали, сынок?
— Да, сеньора: объявили профессиональный бойкот.
— Значит, пожертвовал и учебой, и работой, и блестящим будущим: он же был учеником самого Йорга. А он — показала она на могилу старшего Марка — пожертвовал всем. Только мы… — у нее перехватило голос.
— Не надо, тетя Ева! — Дэя обняла ее.
— Пусть уходят! Здесь нечего делать тем, у кого не хватает мужества!
Этот взрыв возмущения у Двух Могил возымел действие: через несколько недель Ева сообщила о беременности одной из своих коллег. Потом еще одной. Затем — сразу трех. Ликовала: наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки.
Но разговор на поляне подействовал не только на педагогов.
Лейли снова развила активную деятельность. Опять стали появляться частые гости из числа живущих парами, и она показывала им своего Марка и знакомила с беременной Ритой и Миланом. Ребенок вызывал улыбки и интерес: похоже, что глядя на него, они начинают задумываться. Но результатов пока не было.
— Терпение — необходимейшее качество, Лейли: этому учит пример Лала, — сказал Дан.
— Которого? Не твоего ли сына и моего мужа: ему не терпится — покинуть Землю.
Лал, сидевший, как всегда, с раскрытым экраном, поднял голову, услышав свое имя. Вместо того, чтобы ответить на реплику Лейли, сказал:
— Отец, Ив и Лика очень хотят тебя видеть. Говорят, что какой-то очень важный разговор.
— Так пригласил бы их сразу к нам.
— Они только сегодня сказали мне.
— Пусть придут вечером. Ты сегодня ждешь гостей, Лейли?
— Сразу несколько пар.
— Ребята, я думаю, не помешают твоему приему?
— Может быть, даже наоборот. Лал, ты ведь о них говорил, что они всегда вместе?
— Да. Их почти не увидишь друг без друга.
— Тогда — тем более.
…Как и другим, гостям показали Марка, познакомили с Ритой и Миланом. Впечатление от всего у гостей, похоже, было таким же, как у предыдущих: на результаты особенно рассчитывать не приходилось.
Потом появились Ив с Ликой, — оба важные, торжественные. Дан увел их на террасу.
— Вы хотели поговорить со мной?
— Да, сеньор. Об очень важном для нас. Я и Лика любим друг друга. Мы хотим быть вместе всю жизнь: сплести не пальцы, а руки; стать мужем и женой, как ты с матерью Лала. Когда-то существовал обычай — праздновать день, когда двое становились ими: это называлось свадьбой. Созывали друзей и родственников и пировали. Мы хотим устроить свадьбу и принести клятву любви и верности, как тогда. Об этом рассказывал Дед: он умер — поэтому только ты можешь помочь нам.
— Вы знаете, у нас, к сожалению, не было свадьбы, — Дан был растерян. — Но — здесь много тех, кто долгие годы живут вместе: может быть, они что-то устраивали? Давайте спросим их.
Лейли сразу подняла голову, как только они появились в комнате.
— Минуту внимания, — сказал Дан, показывая на юношу и девушку. — Эти двое хотят стать неразлучными на всю жизнь. Они хотят торжественно отметить это событие и просят нас, живущих парами, рассказать, как это делается. К сожалению, у нас с Эей ничего, что называлось свадьбой, не было. Может быть, хоть у кого-нибудь было иначе?
Беспомощное пожимание плечами. Ничего не было: просто стали жить вместе, когда захотели этого. И все.
— Что же делать?
— Я узнаю. Обязательно! Вы поможете? — обратилась Лейли к одной из пар — историкам.
— Постараемся. Но не знаю, насколько подойдет сейчас то, как это происходило когда-то.
— Возьмем то, что годится, — остальное придумаем сами. А, Рита?
— Конечно! И Поль — он непременно поможет.
— Я тоже хочу — помочь, — попросил Милан.
— И мы. И мы, — оживленно заговорили и остальные, окружив универсантов.
— И придете к нам на свадьбу! — сразу пригласила Лика.
— Свадьба будет замечательная, вот увидите! — Лейли обняла обоих.
— А разрешат в университете, чтобы мы жили потом вместе? Мы хотим, как вы: чтобы у нас тоже были дети.
— Я сам буду просить за вас, — пообещал им Дан. — То, что вы задумали — замечательно: первая свадьба за сотни лет!
Та же поляна, на которой он видел двое похорон. Пока только похорон. А сегодня трансляция их праздника — какой-то там «свадьбы»: не опять похорон кого-то из них. А жаль!
Уйма людей, разряженных почище, чем для новогоднего карнавала. Кого только нет: универсанты и профессора университета, Ева со своей сворой педагогов и верным сыночком Ли; множество пар мужчин и женщин — явно те, кто подолгу живут вместе; и, конечно, ученики Дана со своими аспирантами. Великий Поль возглавляет хор своих актеров — участников «Райской девки», наверно — торжественно поющих эпиталамы — довольно слаженно, кстати. Множество людей с телеобъективами и микрофонами на головных обручах: это не любители, желающие запечатлеть навеки эту саму «свадьбу» в своих записях, — недаром столько операторских мостиков на поляне. Все организовали друзья закопанного тут Марка, пособники Дана: они заранее оповестили, что свадьба будет транслироваться «Новостями». Понятно: Дан хочет, чтобы «свадьбу» могло увидеть огромное количество людей.
Все продумано, рассчитано, отрежиссировано. Из двух ракетопланов выходят девушка в белом развевающемся платье и вуали в сопровождении Эи и парень в белой тоге — в сопровождении Дана. Жених и невеста со своими посаженными родителями: диктор упоенно рассказывает, что историки нашли упоминание о таковых в каком-то национальном свадебном обряде. Шествуют медленно к могиле великомученника Марка, где выстроились самые-самые почетные участники этого фарса: Мадонна с Младенцем — Лейли с еще одним Марком на руках и тоже еще одним Лалом, ректор Звездного университета и остальные два хулигана, с которыми когда-то управился еще нормальный Милан.
У священной могилы остановка. Лейли, передав сыночка Лалу Младшему, и ректор надевают жениху и невесте огромные венки из белых цветов; Дан и Эя соединяют их руки. Хор замолкает, чтобы не мешать им произносить слова клятвы:
— Светлой памятью Марка, нашего Деда, клянемся быть вместе всю жизнь! Быть верными друг другу! Продолжить любовь в рождении детей! — Ого!
Невеста берет на руки ребенка, протянутого ей Лейли, и потом передает жениху. Но тут внимание отвлекло другое: Милан, обнимающий свою Риту и смотрящий на нее так, что все переворачивается внутри. Он — бывший: самый талантливый и любимый ученик — перебежчик, изменник! Заразился их безумием: любуется этими младенцами, украшенными цветами наподобие полинезийских дикарей.
И весь обряд дико нелеп: что за клятва на всю жизнь — а что они собираются делать, если желание жить вместе пройдет или встретится кто-то, который пробудит в одном из них страсть?
А это уже совсем прелесть. Огромный длинный стол, эти двое в центре его, и шут, провозгласив здравицу им, пробует вино и заявляет: «Горько». Остальные с недоумением смотрят на него, а он им — разъясненьице:
— По одному из свадебных обычаев вино на свадьбе считалось горьким, пока молодые супруги не поцеловались. Крикнем же им: «Горько!» — И громкий вопль сотрясает поляну, пока эти не начали целовать друг друга. Ах, как трогательно!
Что только не все обряды вспомнили. Жрецов бы сюда, да жертвы заколоть, хотя бы голубей, как в «Юлиане Отступнике», и окропить жертвенной кровь молодых. Было бы совсем мило!
Ну ладно, шут: говори, произноси свои тосты! Дану здравица и Эе — посаженным отцу и матери, верным друзьям Лала Старшего, первым вспомнившего о том прекрасном, что некогда существовало на Земле, что незаслуженно забыто и почти исчезло. Еще достаточно корректно!
Здравица в честь матерей: Эи и Лейли. И здравица в честь детей их: Лала, Дэи и маленького Марка, спящего в доме. Уже откровенней!
А теперь в честь готовящихся стать матерями: милейшей Риты, рядом с которой блаженно улыбающийся Милан, а потом одной за другой — педагогов, окружающих Еву. Старые враги, от которых ничего другого нельзя было и ждать. И призыв к другим: пусть родят детей, пусть узнают счастье материнства!
Откровенней некуда! Почти что — открытое выступление, если учесть, что это передается по всемирной трансляции.
Ну, что ж! Противник занимает боевую позицию и думает начать безостановочное наступление. Пора показать ему, что он подошел к рубежу, на котором его встретят те, кому не нужны бредовые идеи Лала. Их намного больше, чем твоих сторонников, гениальный Дан: ты сумеешь сразу убедиться в этом. До сих пор тебе не мешали — дали поставить пьесы, опубликовать опусы Лала. Ну, и что с того? Большинство слишком спокойно отреагировало на них, — многие даже не заметили, продолжая думать только о своей работе.
Но остановить их пора. Сейчас, после этого выступления, — самый момент. Необходимо потребовать прибытия на Землю спасателя Ги. И так — его лечение продолжается странно долго.
А на поляне звучит здравица в честь преподавателей университета — учителей молодоженов. Встает ректор:
— Я пью за моих молодых учеников, у которых не прочь сам кое-чему поучиться. Что-то радостное, прекрасное возвращается на Землю: они участники этого — студенты во все времена были участниками борьбы за все светлое, что происходило на Земле. — И он запевает древний университетский гимн: «Gaudeamus igitur juvenes dum sumus!» Его подхватывают универсанты и профессора, за ними хор актеров, — потом почти все. Громкие звуки отдаются в горах.
Все это видит и слышит Йорг. Вот еще один враг — старый товарищ по университету.
…Но он не слышит другое. Ли, подсев к Дану, спрашивает:
— Капитан, Ги уже можно позволить вернуться?
Дан недоуменно смотрит на него:
— Разве он выздоровел?
— Он мог поправиться давно. К нему применяют пока наиболее медленные из возможных способов лечения.
— То-есть?
— Ты сказал, что преждевременный суд над ним может помешать возможности рождения детей полноценными женщинами: я передал Ги и врачам просьбу замедлить лечение. Наши противники ничего не знают: мы не пользовались радиосвязью — все передано лично, через космонавтов, улетавших в Малый космос, и дальше по цепочке. Там больше наших сторонников, Капитан, чем здесь. И все было сделано, как я просил, и тем же путем сообщено мне на Землю.
— Ты молодец, Ли!
— Я же не мог заниматься только своим лечением, Капитан. Но там ждут моих дальнейших указаний: лечение Ги не удастся еще затянуть.
— Пусть возвращается. Пока он вернется и закончится суд, успеет родить Рита и остальные — уже беременные; начнут ждать детей еще немало женщин. Этого будет достаточно. Передай это Ги.
— Сделаю как можно скорей.
— А теперь в круг — танцевать!
Лейли старалась недаром: около пятидесяти беременных в первый же месяц после свадьбы Ива и Лики. И несколько свадеб людей разного возраста.
Было с чем выступать. Ли через космонавтов отправил Ги указание больше не задерживаться. Оно ушло через три недели с крейсером, летевшим к Урану: он должен был затратить на путь туда около двух месяцев, так как рейс был не экстренным — проводился с минимальным расходом энергии на мегаграмм груза. От одного до двух месяцев могло еще пройти, пока весть оттуда могла достигнуть Ги. Затем можно рассчитывать на месяц окончания его лечения в Космосе, два месяца доставки на Землю и месяц нахождения здесь в санатории. Только после этого могли начать судебное разбирательство, на котором он будет давать показания.
Самое короткое время до суда составляло семь месяцев — в этот срок должна уже родить Рита; максимально возможное — одиннадцать месяцев: кроме нее успевали родить еще пять женщин. Итого, кроме Лала, Младшего, и Дэи, еще двое или семеро детей смогут послужить значимым грузом на чаше судебных весов.