71

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

71

Решение улететь на Землю-2 Ли принял как-то неожиданно. Только Ева знала истинную причину, хотя ей он тоже ничего не говорил. Потом и Дзин начал догадываться.

— Она относится к нему лишь как к брату: ты прав! — сказала ему Ева.

Они давно были вместе: в какой-то момент почувствовали, что понимают друг друга лучше, чем всех остальных. Тень вины за проявленную когда-то слабость стояла у обоих за плечами — это их и сблизило.

— Да, — задумчиво ответил Дзин: то новое, что вошло в их жизнь, оказалось не таким простым.

Ева давно еще заметила, как всегда менялся Ли при появлении Дэи. Его не трудно было понять: Дэя была, действительно, необыкновенной — так считал и Дзин, бывшей аспиранткой, а потом сотрудницей которого она была. Но как относится к ней Ли, Дэя почему-то совсем не замечала. Она радовалась всегда его появлению, но Ли понимал, что это совсем не то, что нужно ему.

— Ты говорил ей сам? — осторожно спросила его как-то Ева.

— О чем ты, мама?

— Не думаешь ли ты, что я ничего не вижу?

— ??

— Да! Дэе?

— Нет. Не говорил.

— Хочешь, я попробую?

— Ни в коем случае!

Он тогда еще хоть мог на что-то надеяться. Пока не появился этот Уно. Собственно он был давно — товарищ Лала по университету, один из троицы, устроившей выступление во дворце эроса. Он собирался улететь с Лалом, — потом передумал. Из-за Дэи: их стали часто видеть вместе.

Все дело, наверно, в том, что Ли редко бывал на Земле. Путем длительного лечения и тренировок сумел снова стать космическим спасателем, хотя и уступил первое место Ги. Надо было, конечно сказать ей во время одного из прилетов — все; но — так и не решился. Потом увидел ее с Уно: было уже поздно.

Она давно стала взрослой — Дэя. Работала под руководством Дзина, который считал ее одной из самых способных сотрудников Института исправления отставания. Трудно сказать, была ли она красивой: все равно, никто не казался Ли прекрасней ее.

Она — недоступна. Он боялся, что она может догадаться о том, что так мучительно приходится скрывать ему: зачем ей это? И он принял решение совсем покинуть Землю, улететь с ее братом.

Не просто было принять это решение: мама Ева не покинет Землю — теперь у нее, кроме него, Дзин, которого она полюбила. И недаром. У обоих жизнь была не простой. А Дзин — замечательный генетик, занимающийся одними из важнейших сейчас дел на Земле, сподвижник Капитана. Чудесный человек: как он относится к нему — Ли!

Вспомнилось, как однажды, когда во время одного из прилетов он явился в Институт исправления, чтобы побыстрей увидеть ее. Дзин произнес тогда, глядя на них обоих:

— Когда у вас будут дети, сынок… — он улыбнулся, не окончив фразу. Дэя не вслушивалась, целиком поглощенная наблюдением за приборами.

Он всегда называл его — «сынок», а Ли его — «отец». Дзин и относился к нему как сыну: ведь его считала своим сыном Ева. У них дети не могли появиться — и так же, как Ева, Дзин ждал, когда появятся они у Ли: это будут их с Евой внучата. Тем более что их матерью будет Дэя, любимая его ученица.

Внуки! Их когда-то обещал Еве Ли. Обещал, — но теперь вряд ли когда-нибудь сможет выполнить свое обещание. А Дэя ничего не знала, и так мучительно сознавать, что она так близко (Малый космос — всё равно, что Земля), и все время быть вынужденным молчать.

Она счастлива — у нее есть Уно. А ему — надо уйти: несмотря на боль, нужно оставаться человеком. Поэтому лучше улететь — далеко отсюда: на Землю-2.

Лететь ли туда: на Землю-2? Куда так стремится Лал, родившийся там.

Годы прошли: сын подрос и уже заканчивает гимназию. А вопрос все стоит перед ней — решения, окончательного, еще нет. Сейчас он встал особенно остро.

Вопрос этот — ее самое больное место. Милан, который когда-то, еще будучи врагом, угадал и впервые задал ей его, что еще до сих пор не может простить себе — тут не причем. Она сама это знала — с самого начала, но остановить ее оно не могло.

Первое время главным оставалось, что он — сын Дана, и потому она с ним. Потом многое постепенно изменилось. Да — окончательно с рождением Марка. Лал стал ей дороже Дана, хотя и не сумел совсем вытеснить из сердца. Сложно это, — но она как-то привыкла.

Здесь Дан, Эя. Поль. Рита и Милан. Там их не будет. Только Лал. Один. Пройдут еще годы, и неотвратимо приблизится то, от чего не уйдешь: даст себя знать огромная разница их возрастов.

Что делать тогда? Лишить Лала полноценного существования? Нет! Расстаться с ним? Именно тогда — и убедить его найти себе другую, чтобы с ней прожить до конца своей жизни, когда ее, Лейли уже давно не будет. Удастся ли? С каждым годом это будет трудней и трудней.

Так не лучше ли это сделать сейчас? Лал ведь не откажется от своей родной планеты даже ради их любви. Но, выход этот — неимоверно тяжел для них обоих. И главное — Марк: ни с кем из них не захочет расстаться их сын.

Другой выход: нахождение ее в анабиозе, пока их возрасты не сравнятся. Но она знала: перенеся его, после гибели Малыша он, его родители, его сестра — без ужаса не могли даже слышать само это слово. Но неизвестно — что он предпочтет, если предложит она ему расстаться навсегда.

Есть ли еще какой-нибудь выход? Она не знала тех, кто мог бы что-то подсказать. Никто: даже Дан, даже Эя — в их жизни подобная проблема не вставала.

В какой-то момент она рассказала все Ли. Такой уж он был, что ему говорили самое сокровенное, трудное. И еще — она перехватила взгляды, которые он мельком бросал на Дэю, и все поняла: кто еще так мог понять, как она?

— Спасибо! — сказал он ей: почему-то от ее рассказа ему стало чуть легче. Потом задумался.

— Когда, уходя в мировое пространство, корабли разгоняются до субсветовой скорости, вступают в действие поправки Лоренца: тот, кто улетает на них, возвращается более молодым, чем оставшиеся. Ты же знаешь, Лейли.

— Да, конечно. — Что могло это дать ей? Кроме киборгов, никто не летает на таких скоростях в межзвездном пространстве: форсированный разгон до субсветовой скорости обычный человеческий организм выдержать не в состоянии. И то, полет их длится более ста лет: гиперэкспрессы должны вытеснить звездолеты-киборги.

Ли, очевидно, подумал то же самое. Глаза его стали еще грустней, чем они были почти все последнее время. Чужую боль он чувствовал острей, чем свою — именно за это любили его еще с детства, и потому он был всегда всем нужен.

— У нас еще есть время подумать, — больше пока сказать он ничего не мог. — Ведь нет совершенно безвыходных положений.

— Ты так считаешь и в отношении себя? — не удержалась она.

Он опустил голову. Ей казалось, еще миг, и он — этот герой Космоса, совершивший не один подвиг, которые вошли в легенды космонавтов, зарыдает.

Нет, он справился, не издал ни звука. Они долго молчали.

— Мне — надеяться нечего! — наконец произнес он глухо: после сказанного ему ею, Ли считал себя не в праве таиться.

— Да: Дэя любит его. Тут ничего не поделаешь. Ты опоздал, как я когда-то. Но тоже — как я, ты должен стать как-нибудь счастливым. Обязательно!

— Может быть. Только, наверно — не скоро.

…«Время подумать» — его в обрез. Надо что-то решать, пока не поздно.

Лейли включила воспроизведение записи: зазвучала, зарыдала скрипка — играл Дан.

А он в это время шел по аллее парка. Далеко осталась окраина города; Дан шел, не замечая дороги.

Надо было стряхнуть усталость. В последние дни шли интенсивные, напряженные совещания: близился отлет сверхгигантского гиперэкспресса. Сразу после этого собирались приступить к созданию СНН — и не только ее: все это уже становилось реальностью и рассматривалось на заседаниях Высшего совета координации, куда Дан регулярно приглашался. Еще одна задача входила в число неотложных: выход на постоянный Контакт.

За десять лет расшифровка записи почти не сдвинулась с места. Отдельные мелкие догадки, шажочки, микроуспехи — до окончания работы, до прочтения записи было далеко, даже неизвестно — насколько.

Арг, значительно разгрузившись после окончания строительства суперэкспаесса, выступил с совершенно неожиданным предложением: осуществить посылку новых сигналов в гиперпространство. Для этого кроме Экспресса, остававшегося на границе Малого космоса Земли, нужно изготовить еще несколько гиперэкспрессов и отправить их к Земле-2: они должны вести посылку сигналов вблизи места первого выхода на Контакт. Для их изготовления можно было использовать уже имеющиеся космические стапели и две секции гипераппарата, оставшиеся за счет решения, появившегося уже в процессе завершения строительства сверхгиганта.

Предложение Арга многими было встречено с энтузиазмом. Мероприятие недешевое — не отразится ли это на сроках создания СНН? Кажется, да — и это тревожило Дана.

Почему этим многим кажется оправданным оттяжка создания СНН? Несомненно — из-за наличия еще довольно большого количества доноров после полного запрещения отбраковки. Дан считал, что после создания СНН оставшихся можно будет не использовать: им удастся сохранить жизнь. Видимо, далеко не все считали это необходимым: до полной победы идей Лала было еще далеко.

Резкий сдвиг, который произошел тогда, не превратился во все нарастающее наступление. Кто-то исподволь умело пользовался возникшими на пути трудностями, чтобы довести их до предела, до абсурда. Дан отчетливо представлял, кто: Йорг и иже с ним.

Программа Арга была принята подавляющим большинством. Их было во много раз меньше — голосовавших за немедленное осуществление идей Лала, чем за программу Арга. Правда, больше, чем тех — кто был за полное сохранение существовавшего тогда порядка; это предложение было поставлено, как Дан узнал, вопреки Йоргу.

Впрочем, ничего удивительного в этом не было: что-что, а отказать Йоргу в способности трезво мыслить невозможно — он старался действовать наверняка. Но — надеяться, что Йорг не был просто вынужден принять программу Арга как единственную возможность суметь что-то сохранить, что он идейно сдался — было бы смешно.

Именно это сделало весь период от конца дискуссии до настоящего времени таким напряженным. Нечего было думать продвинуться далее программы Арга: наоборот, масса усилий уходила на то, чтобы ничего не дать исключить из нее — якобы временно. Это поглощало все время и силы Дана — от научной работы он отошел почти полностью. Зорко следил за всем происходящим и сразу же давал резкий отпор малейшим попыткам затормозить процесс гуманистического возрождения.

Конечно, он был не один: число последовательных сторонников, а из них активных помощников — все прибывало. Все больше и больше супружеских пар — это входило в норму, и все большее количество детей, знающих своих родителей. Правда — опять же — все это происходило медленней, чем мог рассчитывать Дан в самом начале: эпоха кризиса не прошла даром для людей — множество негативных понятий слишком прочно укоренились в сознании.

Арг в этом отношении слишком типичен. Нечего, конечно, и говорить о том, что он не является идейным сторонником Йорга: а как он привязан к обоим его, Дана, детям — Сыну и Дочери, и внуки Марк и Эрик, сын Риты и Милана, прямо липнут к нему — Арг вечно придумывает для них что-нибудь.

Арг! Энергичный, подвижный как ртуть, несмотря на возраст. Блестящий организатор, координатор-гиперкорабел. Но внутри у него! Въевшийся в душу утилитаризм, и — как следствие его — самый вульгарный прагматизм.

Засело прочно, что «неполноценные», все же, — не люди. Полуидиоты, которым, все равно, помочь невозможно; а раз так, то ничего страшного нет в том, как их использовали — тем более что они сами это не в состоянии понять. Отсюда его новое предложение.

Объективно, Арг, благоговеющий перед ним, Даном, все более превращается в пособника Йорга, находящегося сейчас в тени. Авторитет Арга слишком велик для многих, думающих наподобие его: именно они сейчас представляет силу, способную затормозить полную ликвидацию социального неравенства. На них явно делает ставку Йорг.

Хватит! Больше он это не потерпит. С Аргом придется полностью объясниться: если он не сумеет понять, отказаться от прагматических предложений — порвать с ним!

Воспользовавшись минутой отдыха, о которой напомнил робот, подвезший тарелку с фруктами и сырыми овощами, Арг включил изображение своего нового детища — гипергиганта, на фоне которого многокилометровый Экспресс казался крошечным. Похрустывая капустным листом, не торопясь рассматривал его. Было чем гордиться — он недаром носил имя мифического древнегреческого корабела, построившего суденышко, на котором герои-аргонавты плавали в Колхиду за золотым руном.

Теперь он может полностью заняться новым грандиозным проектом, идея которого возникла, когда он обнаружил, как можно сократить количество секций в гипераппарате нового экспресса. Две секции — две трети еще одного гипераппарата, такого, как у Экспресса. Для осуществления его плана нужно четыре таких экспресса: четыре точки задают трехмерное пространство. Один уже есть — Экспресс. Надо построить еще три, и тогда, разместив их в вершинах тетраэдра, послать сигналы в гиперпространство. Вероятность выхода на Контакт таким способом значительна: она будет зависеть от длины ребра тетраэдра. Определением порядка этой длины Арг как раз и занимался в последние дни.

Важную роль в расчетах занимала скорость света в вакууме, которую Эйнштейн принял как абсолютный верхний предел скорости; Дан сумел доказать, что это предел, за которым начинается выход из обычного пространства.

А если…? Ну-ка, ну-ка, ну-ка! Мысль — мимолетная, смутная — мелькнула на мгновение, чуть ли сразу не исчезнув бесследно. Арг напрягся изо всех сил, стараясь как-то удержать кончик ее. К счастью, он все время рассуждал вслух, включив запись: остались зафиксированными несколько фраз, уже не очень понятных самому. Но — хотя бы можно надеяться, что они помогут вспомнить догадку, вернуться к ней.

Он еще раз прослушал эти фразы, одновременно глядя в свои последние формулы и выкладки. Трудно: что-то слишком принципиальное — это только по зубам разве только самому Дану. Нерасшифрованные коэффициенты наверняка связаны с константами гиперпространства. Нужно немедленно посоветоваться с Даном.

В том возбуждении, в каком Арг находился, он уже не воспринял как неожиданный экстренный вызов Дана: казалось, он сам послал его.

— Мне нужно тебя видеть, — Дан назвал место в парке. — Жду как можно скорей!

— Конечно: нам необходимо поговорить немедленно — я уже выезжаю, — Арг думал только о своем.

Уже в кабине он понял, с чем связана была мелькнувшая догадка: с возможностью максимально вероятного выхода на Контакт с помощь всего одного гипераппарата.

Дан сидел на пне, ожидая его. Арг поздоровался и с места в карьер стал выкладывать результаты расчетов, от них сразу перешел к своей догадке.

Глаза Дана, встретившего его поначалу почему-то сурово, заблестели интересом, потеплели.

— Ты должен включиться в эту работу, учитель! Это сулит огромные возможности.

— Скорейший выход на Контакт с помощью всего одного гипераппарата?

— Да! Так мне кажется.

— Поговорим об этом после того, для чего я тебя вызвал. Сначала с тобой будет разговор о другом — более важном сейчас! — голос Дана опять зазвучал резко.

Арг опешил: он был весь поглощен своими мыслями и никак не мог понять причину суровости Дана.

— Зачем нужна — твоя возможность скорейшего выхода на Контакт?

— Как зачем?! — искренне удивился Арг. — Ведь послание Тех, которое ты от них получил, так и не прочитано.

— И очень хорошо!

— Что?!

— Прекрасно!!! Не смотри на меня такими глазами: именно это я думаю — что сказал! Прекрасно: рано еще — я уже много раз повторял это всем. Кажется, очень многие меня правильно поняли — только не ты, любимый мой ученик! Ты делал — и продолжаешь делать то, что не делает и худший из наших врагов. Потому что тебе сейчас верят гораздо больше, чем ему.

— Но… Выход на Контакт же — величайшая задача человечества! — пытался возразить Арг.

— Но не главная сейчас! Главная — ликвидация социального неравенства: страшно подумать, что кто-то, и ты в том числе, считает, что ради подобных задач можно допустить бесчеловечность. Ты — да: но я — нет! Тогда я был вынужден был примириться с предложенной тобой программой: люди еще не прониклись пониманием человечности. Ну, а теперь, когда таких становится все меньше, когда наши последовательные враги почти лишены сил и влияния, почему ты — так мало понял? Почему никак не можешь увидеть в «неполноценных» людей — с которыми мы не в праве обращаться так, как будто они ими не является? Ты превращаешься во врага. Все больше и больше! Как иначе можно расценить твое последнее предложение? Ведь каждый день отсрочки создания СНН — жизни доноров, которых не удастся спасти. Я чувствую, насколько тебе это безразлично. Так вот: таким, как ты — нельзя вступать в Контакт!

— Учитель… — сделал робкую попытку защититься Арг.

— Что: учитель? В чем? Я никак не могу научить тебя главному: ты весь в науке, технике, великих задачах — и главное совершенно не видишь. Да как можно допустить Контакт, пока мы еще такие? Сочтут ли Они возможность общаться с нами, не обнаружив в нас достойную разумных существ душевную высоту? Смогут ли установить дружеские отношения с высокоинтеллектуальным зверьем? Молчишь?! — Дан был в ярости.

— Я…

— Или — или! После отлета поселенцев мы должны немедленно приступить к созданию СНН и сделать это елико быстрей: успеть спасти как можно больше доноров. Бороться за жизнь каждого из них — только так! И если ты будешь мешать — ты мне больше не ученик: я разорву с тобой навсегда. Вот так! Выбирай.

Арг опустил голову: на всей Земле не было для него никого ближе Дана, его детей и внуков; он был уже слишком стар, чтобы последовать примеру других — завести собственных.

— Но, учитель…

— Снова: но?

— Нет: выслушай — я не собираюсь с тобой спорить. Но просто снять свое предложение я уже не смогу: за него проголосуют и без меня. А второй вариант…

— Это еще не вариант!

— Да. Надо, чтобы стал: помоги мне! Тогда мы сможем обойтись одним гипераппаратом — нужна будет еще всего одна секция. А Экспресс останется здесь — на случай, если Они захотят обнаружить нас, и для возможности связи с Землей-2. Поможешь? А, учитель?

— Пожалуй. Но даже если это удастся нам быстро, не надейся, что я немедленно соглашусь на осуществление Контакта. Учти это!

— Да! Конечно!

И они углубились в рассуждения.

Занятие хорошо знакомым делом после того, как по каким-то причинам ты не мог им заниматься, кажется приятным и легким — несмотря ни на какие встретившиеся при том трудности. Дан сразу почувствовал это, снова углубившись в физику гиперструктур, чтобы решить задачу, поставленную Аргом.

Поначалу ничего не выходило — да Дан и не рассчитывал, что получится быстро. Решил дать мысли свободно порыскать, не заостряя пока внимание на расчетных подробностях. А где еще так думается, как на лыжне или рыбалке?

…Задумавшись, он не очень помнил, куда направил аэрокар, и очнулся, только увидев под собой знакомые очертания озера. Ну, что ж!

Клев шел неплохо. Наконец, усмехнувшись, он достал спиннинг и сделал заброс в сторону острова. Безрезультатно — раз за разом: последний прямо к берегу, в заросли. И тоже без толку, но зацепа не было — как тогда, бесконечно давно.

И когда он сам провел лодку за мысок, неожиданно увидел Лейли, задумчиво смотревшую в сторону, откуда он появился. Казалось, она нисколько этому не удивилась, будто ждала его здесь.

— Садись: нужно поговорить. Очень! — Нет, она не ждала его: просто, уже привычка — в трудных случаях прилетать сюда.

Многое изменилось с того нечаянного свидания, прежде всего — они сами. Стали очень близкими друг другу — хотя и совершенно иначе, тем тогда.

— Что мне делать, Отец?

— Ты о чем, Лейли?

— О себе. И о Лале. Все так запутано. А времени для решения уже совсем мало.

Он помнит, как когда-то она его любила — она произнесла это совершенно спокойно, и он в ответ кивнул. Потом, когда они прилетели, она увидела его и Эю с детьми, и ей неудержимо захотелось быть с ними. Со всеми. И жить той же жизнь, что и они. Даже ее чувство к нему померкло рядом с этим желанием, — и это она тоже сказала абсолютно спокойно.

— Теперь я тебя уже люблю как отца моего Лала и деда Марка.

Он улыбнулся в ответ.

Нет, не все так просто. Ведь есть то, что нельзя считать нормальным: огромная разница в возрасте. Она состарится и умрет намного раньше Лала. Он пока не задумывается над этим.

Сможет ли он потом оставить ее, когда она уже физически не сможет быть его женой — или хотя бы жениться на другой после ее смерти? Не лучше ли: не затягивать? Может быть, сделать это сейчас: когда он полетит — остаться на Земле, освободить его от себя.

Дан покачал головой: для Сына это будет ударом, страшным. Потом, как же Марк: разлучить его с кем-то из них?

Есть еще способ, сказала она. Можно разлучиться на время, чтобы потом до конца быть вместе. Да, и не надо пугаться: анабиоз, в котором она пробудет, пока их возрасты не сравняются. Это же лучше.

Но в глазах его появился ужас.

Есть еще один способ сравняться в возрасте, сказала Лейли: космический полет на субсветовой скорости. Но они почти недоступны обычным людям — только киборгам; да и киборги, которые после своих вековых полетов вернутся на Землю, перейдут в гиперэкспрессы. Так что…

— Постой! Я как раз работаю сейчас над проблемой выхода на Контакт с помощью гипераппарата. Замедление времени должно быть при этом значительным.

— За счет чего?

Он попытался объяснить — и друг пришло понимание. Чуть ли не сразу. Он все изложил ей, причем так, что она тоже поняла. Впрочем, не удивительно: в их семье разговоры слишком часто касались гиперфизики.

Она кивнула головой:

— Имей в виду и меня.

— Обещаю! — Дан заторопился: не терпелось засесть за расчеты.

Нельзя сказать, что работа, начатая тогда группой генетиков-изгоев, не дала результатов. Но… Но, но, но! Именно: невероятно много «но» в этом способе стимуляции способностей.

Сложнейший комплекс различных веществ, синтетических и природных, включая гормоны. Действие мощное по глубине: даже на олигофренов, только узкое — не более двадцати трех процентов удачного исхода. Но… Да, но: в случае неудачи — летальный исход. Впрочем большая часть проб проведена на явных олигофренах: для них этот способ еще можно было считать как-то оправданным.

Но абсолютно тот же результат, с ничтожной разницей, дало применение препарата на менее сильно отстающих детях. По просьбе их родителей. Очень небольшое количество. И сразу же от него — отказались: они сами — Дзин и весь Институт исправления. Считали, что не имеют право убивать детей, пытаясь их исправить.

До них доходили реплики, раздававшиеся из лагеря Йорга: если бы использовали подопытных «неполноценных», то дело спасения остальных «неполноценных» пошло бы куда живее.

Йорг крайне редко открыто выступал против них: обстановка для него в этом отношении становилась все более и более неблагоприятной. Но даже его молчание звучало. Против них: как полное отрицание — неприятие, не опускавшееся до споров. Йоргом и его клевретами это делалось нарочито спокойно. Их можно было даже часто увидеть на докладах и лекциях, проводившихся сотрудниками Института исправления.

Сам Йорг не составлял исключения. Появляясь на них, усаживался в одном из средних рядов; внимательно слушал, никогда не задавал вопросы, не произносил реплик — и уходил так же молча, как и присутствовал.

Он красиво проигрывал, и это невольно внушало уважение к нему: он явно делал удар на это, ведя психологическую атаку на тех, кто не с ним. Впечатление, действительно, производилось сильное: это часто отмечал про себя Милан, чувствовавший, как часто тянет его неотрывно смотреть на Йорга, когда он его видел.

Однажды доклад делал Дзин. Да, это было, когда они провели серию попыток исправления обычных отстающих детей, не давшую результатов. Йорг сидел, как всегда, молча, буквально впившись взглядом в Дзина. Он не замечал, что точно так же Милан не спускает с него глаз.

В какой-то момент злорадная усмешка мелькнула на губах Йорга — затем лицо его сразу снова стало непроницаемым. Но этого было достаточно. Невольное чувство уважения, которое до сих пор не мог он не испытывать к нему, сменилось другим: ненавистью. Милан понял, насколько страшен Йорг, считавший для достижения цели дозволенным абсолютно все.

Чему злобно радовался он? Явно знал что-то — больше, чем пока они. Значит, он, все-таки, вел какие-то близкие к их разработки? Но почему ничего не удалось ничего обнаружить даже в Институте генетики? Неужели Йорг мог скрыть результаты исследований: спрятать все в личном архиве?

Милан уставился на Йорга — буквально буравил его взглядом: «Скрыл, да? Говори!» И Йорг вдруг поднял голову и посмотрел в сторону Милана: в ледяных глазах его мелькнул страх.

Потом он сидел с низко опущенной головой, как будто боясь снова встретиться с Миланом взглядом.

«Неужели — правда?», — думал Милан. «Но тогда — он же не только абсолютно бесчувственный: он — и не настоящий ученый».

И когда они уже выходили, Йорг, словно не выдержав его взгляда, снова оглянулся. В лице его невольно появилось выражение затравленности, в глазах читался откровенный страх. Таким Милан видел его впервые.

Нет — не впервые! Такое же выражение было на его лице когда-то давно: когда Милан, его любимый ученик и верный единомышленник, дал прослушать запись Риты — рассказа Лейли. Да, именно такое, только Милан тогда не слишком-то обратил на это внимание — тем более, что Йорг очень быстро выключил связь.

Сейчас Йорг как будто был не в силах ни оторвать взгляд, ни уйти. Казалось, уже никого кроме них в огромном зале.

«Ты скрыл от людей свое открытие», — думал Милан, все более обретая уверенность в правильности своей догадки. — «Значит, ты — умер как ученый. Мы — обойдемся без тебя». И он презрительно улыбнулся в глаза своему бывшему учителю.

Дан оторвался от расчетов, задумался. Работа успешно двигалась к завершению, словно за все последние годы накопились неиспользованные силы. Удивительно быстро по сравнению со всеми предыдущими научными задачами, которыми приходилось заниматься.

Итак: один гиперэкспресс того же класса, как Экспресс. Использование четырехкратного выхода в гиперпространство создает существенный релятивистский эффект сокращения времени. Движение около пяти лет по бортовым часам — почти пятьдесят по часам Земли. Или Земли-2.

Дан усмехнулся: как раз то, что просила Лейли. Как нарочно! Парадокс времени в гиперпространстве приходит на помощь парадоксу возврата любви.

Когда Марку исполнится двадцать лет, на Землю-2 прибудет гиперэкспресс «Контакт». Несколько человек, и с ними Лейли, улетят, чтобы послать сигналы Им. Когда они вернутся на Землю-2, она может оказаться даже немного моложе Лала.

Может быть, они еще прилетят на Землю. Сможет ли он увидеть их, доживет ли? Так хочется!

А бессмертия вообще? Жить вечно и видеть, как совершатся новые и новые великие открытия, как люди расселяются по Галактике и вступают во все новые Контакты. Эра Великого Кольца — так названа она писателем-фантастом ХХ века Иваном Ефремовым.

Ну, а если не бессмертие: по крайней мере — еще одну жизнь? Раньше — это было бы несомненным. Для него и для Мамы: экологическая революция на Земле-2 и первый выход на Контакт — более чем достаточное основание для этого. Так что — сам виноват, что лишился такой возможности!

Вот и прекрасно! Что ж, он умрет, как все люди — когда придет его срок: не похищать же жизнь у другого! И ведь — он не умрет совсем: останется жить то, что он успеет сделать; он будет продолжать жить в своих детях, детях своих детей, их детях. И — в памяти человечества, где сможет занять место рядом с одним из самых замечательных людей в истории Земли — Лалом Старшим.