Часть VIII БИТВА

Часть VIII БИТВА

64

Гигантский Зал Конгрессов быстро заполнялся. Летели и летели ракетопланы — из множества городов, со всей Земли, доставляя тех, кто должен был непосредственно присутствовать на суде.

Остальные, на Земле и в Малом космосе, оставив работу и включив экраны, будут следить за ходом суда по всемирной трансляции. Лишь немногие: врачи, дежурные, участники экспериментов, приостановить которые было невозможно, могли ознакомиться с ним позже по записи. Участвовали все: событие было чрезвычайным.

Амфитеатр Зала разделен на две части: левую заполнили свидетели защиты, одетые в белое; правую — свидетели обвинения в черном.

Было раз в редкой практике всемирных судов: лишь одна сторона зала заполнена свидетелями — черная; на белой — лишь один. Тоже в черном, лишь с белой повязкой на голове: назначенный, а не добровольный, свидетель защиты. Когда судили, приговорив к физическому уничтожению неисправимых алкоголиков и наркоманов: никто не решился оправдывать уход от мучительных трудностей кризиса в искусственно вызываемое безумие. Даже сами обвиняемые: тоже в черном.

На этот раз белая сторона сильно заполнена. Но не вся целиком, как с удовлетворением отметил Йорг. Зато черная — до отказа: генетики и социологи, хирурги, сексологи, биокибернетики. Совет Воспроизводства — в полном составе.

Но четверо генетиков и там, на белой стороне. Милан пришел, хотя до последнего момента Йорг рассчитывал, что он не станет появляться. Дзин — тот вообще сидит рядом с Даном. Еще два изгоя — Альд со своим дружком Олегом.

Тут же, конечно, праматерь Эя. Матери N2 и N3 — Лейли и Рита. Поль со своими актерами. Сын Дана, хотя, как слышал Йорг, он не принимал участие в делах отца. Множество аспирантов, студентов, универсантов — они все прибывали, и с ними их профессора: не исключено, что до отказа заполнят места на белой стороне. Большая группа журналистов — в отличие от всего трех на черной стороне.

Посреди каждой из сторон — круговой монитор: наблюдающий за судом вне зала может настроиться на любой из них — как бы усесться в одной из сторон, причислив себя к ней. Для тех, кто еще никак не определил свою позицию — третий монитор в середине зала.

…На возвышение поднялся наблюдатель Высшего совета координации, одетый в ярко красную одежду — объявил открытие суда и предложил избрать его президиум.

Каждая сторона предлагала своих кандидатов; среди них не было ни Дана, ни Йорга — оба были главными свидетелями: один — защиты, другой — обвинения. Зато Йорг внутренне вздрогнул, когда Дан предложил кандидатуру Дзина.

Голосовали все находящиеся в Зале и вне его на Земле: те, кто находились в Малом космосе, чтобы не терять время из-за запаздывания прихода сигналов, должны были голосовать, лишь если без них какая-либо кандидатура получит равное количество голосов за и против.

Голосование прошло быстро. Результаты загорелись на табло: в президиум прошли две трети членов от обвинения, от защиты — лишь одна. Йорг был пока доволен, — но настроение сильно портило то, что Дзин все же прошел в президиум. Они заняли свои места на возвышении.

В зал был приглашен Ги. Медленно и спокойно прошел он к месту обвиняемого на отдельном черном возвышении. Весь в белом: в знак того, что не признает себя виновным. Предъявленное ему обвинение не оглашалось: оно было передано совместно с объявлением всемирного суда над ним всем и каждому в личный архив.

— Ты отказался от суда другим составом и дачи показаний его комиссии. Готов ли ты сейчас дать их? — спросил наблюдатель Высшего совета координации.

— Да: готов!

— Говори!

— Меня обвиняют в совершении несогласованных действий: срыве проведения важных экспериментов. Поэтому я расскажу и покажу, в чем состоят эти эксперименты. Объектом их являются люди.

— Неполноценные! — раздалось откуда-то из рядов обвинения.

— По ставшей привычной и кажущейся естественной терминологии. К слову «неполноценный» никогда не прибавляется слово «человек». И потому — спокойно считается, что с ними можно делать что угодно. Я расскажу и покажу, что именно, хотя это касается лишь того, что мне довелось узнать на «Дарвине».

— Прошу слово! — поднялся один из членов Совета воспроизводства, сидевший в президиуме. — Демонстрация объектов проведения экспериментов на «Дарвине» считаю недопустимой. То, что вызывается сугубой необходимостью, далеко не всегда производит нормальное впечатление на тех, кто не имеет прямое отношение к этому делу. Достаточно того, что персонал станции несет всю тяжесть впечатления на себе — сознавая, что выполняет тяжелый, но, опять же повторяю, необходимый долг. И остальным — незачем это видеть: так же, как тем, кто ест мясо — смотреть процесс убоя животных.

— Даю отвод возражению демонстрации виденного подсудимым, — сразу же парировал Дзин.

Разногласие в президиуме суда: обычно вопрос тогда решался голосованием его членов. В данном случае результат такого голосования был заранее известен. Поэтому Дан счел необходимым нарушить принятый порядок.

— Как главный свидетель защиты считаю ввиду важности причины нынешнего суда решить вопрос о показе записей, произведенных подсудимым на «Дарвине», всемирным голосованием.

— Это нарушение порядка проведения всемирных судов, — заметил наблюдатель Высшего совета координации.

— Я считаю его оправданным. И настаиваю на своем предложении. — В зале возник шум.

И вдруг поднялся Йорг, и когда шум прекратился, произнес:

— Как главный свидетель обвинения, я не возражаю против доводов главного свидетеля защиты и прошу принять его предложение.

Для свидетелей обвинения его заявление было неожиданным: он сделал его, не согласовывая ни с кем — считал, что дело не терпит отлагательства. Тем более что результат выборов президиума давал уверенность в том, что достаточно вероятно отрицательное решение. Но он не боялся и противоположного: ясно было, что Дан неизбежно постарается использовать все возможности, чтобы доказать, что они не просто не хотят — боятся показа. И добьется его рано или поздно — когда любопытство людей будет подогрето их сопротивлением демонстрации. Йорг понял это раньше других.

Он продолжал стоять, глядя в сторону Дана, всем своим видом демонстрируя уверенность в успехе. И не дрогнул, когда большинством голосов — правда, крайне незначительным, всего в несколько процентов — прошло предложение разрешить показ.

Ги стал обстоятельно и подробно рассказывать, что увидел на «Дарвине», сопровождая слова демонстрацией записей. Их было много: вряд ли он показывал все — было явно отобрано то, что должно было произвести наибольшее впечатление и, к тому же, перекликаться с кадрами хроники Второй мировой войны. Йорг заметил это сразу.

Зал напряженно молчал. Слушали и — особенно — смотрели слишком внимательно: вид у многих был подавленный.

— Поэтому я не мог не сделать то, в чем меня здесь обвиняют. Я — спасатель: не мог спокойно видеть, как люди же бесчеловечно обращаются с теми, кого не хотят считать людьми. Я не был согласен с творимым злом.

— Твое несогласие не давало тебе право предпринимать самовольные действия!

— Я — спасатель, — снова повторил Ги, — я привык немедленно приходить на помощь тем, кто в ней нуждается. Я не мог ждать — пока те самые, кто безжалостно калечит этих несчастных, поймут то же, что уже знал я.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что уже известно многим: правду о том, что творится на Земле. Страшную правду о нас, раскрытую Лалом Старшим.

— Кто познакомил тебя с его взглядами?

— Мой лучший друг — Ли.

— Есть ли еще вопросы у президиума? — Их не было.

— Прошу выслушать показания двух участников событий на «Дарвине», — сказал Дан.

— Обвинение не возражает! — ответил Йорг, снова не согласовывая ни с кем свое заявление: не было смысла мешать им выступать.

Но вначале решено было устроить перерыв.

Йорг неторопливо ел, сидя за столиком в столовой, и старался вслушиваться в то, что говорили сидевшие рядом.

Многие спорили, а иные молчали, погруженные в мысли, не видя ничего. Эти ели почти машинально или обходились стаканом чего-нибудь: выпивали залпом либо тянули мучительно долго, будто давясь — Ги слишком многим испортил аппетит. Надолго ли?

Внимание Йорга привлекла группа оживленно говоривших, — но, сразу, чем-то отличавшихся от других. Он прислушался: говорили совершенно о другом — о посещении концерта запахов. Это было недавно появившейся новинкой: звучание музыки сопровождалось непрерывно сменяющейся гаммой запахов, создаваемых специальной аппаратурой, — эмоциональное воздействие их было необычайно сильным. И вся группа живо обсуждала впечатления, произведенные на них этим концертом.

Их не было в зале суда — но они, как и все, только что смотрели начало хода его, слушали Ги, видели те записи. Но об этом не было ни слова: будто оно их настолько не касалось, что они почти сразу же и забыли. Только запахомузыка!

Йорг усмехнулся: это — пусть не основные — тоже союзники. Невольно. Существующий порядок вещей для них естественен: им нет никакого дела до каких-то неполноценных. Вряд ли хоть один из них голосовал за предложение Дана. А впрочем, может быть, и голосовали — за: как, наверняка, большинство тех, благодаря кому Ги получил разрешение на демонстрацию своих душераздирающих материалов — из любопытства. Если то, что они узнали, настолько не затронуло их, что продолжает больше занимать запахомузыка, говорит лишь о том, насколько привычно и устойчиво все, что защищает он, Йорг.

После перерыва слушали показания генетиков-космистов; говорил в основном Альд. Он мало что добавил к фактическому материалу, продемонстрированному Ги: рассказывал о целях и объеме экспериментов, проводившихся еще до появлении Ги на «Дарвине». И давал подробные, квалифицированно аргументированные комментарии; Дзин помогал ему, задавая время от времени нужные вопросы.

Товарищ его, Олег, сказал лишь, что ему нечего уже добавить к уже сказанному: только подтвердил как свидетель точность и истинность показаний Ги и Альда.

Обстоятельные показания подсудимого и двух его свидетелей отняли гораздо больше времени, чем ожидалось: сегодняшнее заседание суда на этом решили закончить.

Ни Дан, ни Йорг еще не успели обменяться прямыми выпадами. Оба готовились к следующему дню.