72
72
И снова, как когда-то, вся Земля застыла у экранов, провожая своих сынов и дочерей. Их много сейчас: несколько десятков тысяч человек со знаками макрокосма на комбинезонах.
Один за другим стартуют крейсеры. Последние прощания. Ли обнимает Дзина, Лейли — Риту; Марк ее сына, Эрика:
— Вырастай поскорей и прилетай: я буду тебя там ждать. Не реви!
Дан и Эя среди тех, кто отправляется проводить улетающих до гиперэкспресса; с ними Дэя, Ева и Арг.
Земля на обзорных экранах — родная, уменьшающаяся: оставляемая надолго, может быть — навсегда. Вереница крейсеров неслась сквозь Солнечную систему.
…За орбитой Нептуна головной крейсер принял сигнал движущегося навстречу катера.
— Ги! Прощаться летит! — Ли улыбнулся. Точка на экране двигалась, росла.
Через два «дня» катер приблизился к крейсеру и начал разворот с торможением, пристраиваясь к нему. Ли следил не отрываясь: Ги производил фигуры высшего космического пилотажа на форсированном режиме, который выдерживали не все — только подготовленные им, по его системе.
— Красиво! — Ли поднял большой палец: Ги за толстым стеклом шлюзовой кивнул и гордо улыбнулся.
— Боялся: случится что-нибудь — не успею повидать тебя! — он сжал Ли в объятиях. — Завидую я тебе, все-таки!
Он тоже подавал рапорт, одновременно с Ли, но его спросили: а кто останется здесь в Малом космосе? А спасатель — как врач: не всегда волен выбирать. Долг прежде всего: недаром и те и другие носят погоны.
Дан видел с какой грустью смотрит он на астронавтов.
— Не гляди на него с такой завистью, — кивнул Дан в сторону Ли. — Готовь себе замену: я буду рекомендовать тебя для следующего полета на специальном гиперэкспрессе «Контакт».
— Когда?
— Думаю, лет через десять. Но это будет больше, нежели полет туда.
— Больше — чем полет к Земле-2, Капитан?
— Больше, Ги. Корабль оттуда отправится в Дальний космос для передачи наших сигналов Тем: мы надеемся на установление настоящего Контакта с ними.
Подробности рассказал Ли. Они полетят втроем: он, Ги и Лейли.
— Лейли? — брови Ги поползли вверх.
— Так надо, — ответил Ли и объяснил, почему — Лейли.
Ги кивнул: действительно, было надо.
— Понимаешь: мы вернемся примерно на сорок пять лет моложе своих сверстников.
— Ну, и что?
— Поэтому тебе лучше пока не жениться.
— Так я ж и не собирался. Как ты. Не так ли?
— Ну…
Они все, конечно, много раз видели новый гиперэкспресс на экранах, но при подлете к нему, освещенному бесчисленными огнями, были поражены видом корабля — огромного, как город.
Здесь было все невероятных размеров. И не удивительно: на этот раз предстояло полное освоение планеты. Гигантские запасы энергетических батарей и «горючего», парк всевозможных сверхсовершенных машин-роботов, суперкомпьютеры. Архив с записями абсолютно всего — не только необходимого для работы: то же по искусству и истории — которую, как теперь знали, недопустимо не помнить. Семена бесчисленного количества видов растений, и множество блоков с самками животных, отобранных в строгом соответствии с возможностью создания первоначального биологического равновесия. И запасы, неисчислимые, пищи и фуража. «Ковчег» было имя корабля.
Бесконечные коридоры, куда выходят двери кают, которые, кажется, невозможно не перепутать. Но каждое место — досконально известно, изучено на иммитаторах во время многолетней подготовки — еще до того, как корабль был окончательно построен: все уверенно двинулись к своим каютам.
…Последний «день». Или «ночь». Все равно — здесь это чисто условное понятие: Солнце видно, как слабое тусклое пятнышко, чуть больше и ярче обычных звезд. Просто остались считанные часы до момента, когда провожающим и огромной дежурной команде предстоит покинуть «Ковчег», уйти на крейсерах к Земле.
Последние часы. Когда еще можно что-то говорить друг другу, жадно смотреть, чувствовать прикосновение к бесконечно дорогим тебе людям, — с которыми, возможно, расстаешься уже навсегда.
Марк переходит от Деда к Бабуле, от нее к Дэе, которую никогда не называл тетей; поочередно сидит у них на коленях, крепко обняв за шею.
Ева смотрит на Ли, он на нее; порой она видит, как он, будто подчиняясь неодолимой силе, поворачивает голову в сторону Дэи, глядит на нее не отрываясь. И Еве горько за него.
…Последние минуты: последние объятия, поцелуи, прощальные улыбки и слова. Вот — толстая стеклянная перегородка отделила их друг от друга.
Один за другим стартуют крейсеры к Земле. Последний взгляд на сияющий огнями «Ковчег», который через сорок восемь часов, как Экспресс когда-то, уйдет в Большой космос.
Молчание. Кажется, можно задохнуться — так тяжело. И нет даже слез. И тогда Дан посылает робота за скрипкой, берет ее в руки. Плачет скрипка в чутких его пальцах, и слезы появляются у всех на глазах. Плачут женщины, плачет сам Дан. Только великан Ги крепится изо всех сил, смахивая ладонью редкие слезинки, которые порой все-таки скатываются у него.
— Он был первым человеком, родившимся на той планете. Она была его родной: он — постоянно тосковал здесь по ней, — вдруг заговорил Дан. — Он удивительно рано стал взрослым. Послушай, Мама; послушайте все!
Он рассказал то, что Эя до сих пор так и не знала: что Сын спас его, когда Мама, обеспокоенная его самовольной отлучкой, сгоряча дала ему пощечину — а он, чтобы не волновать ее, вместо того, чтобы сказать правду, стал просить у нее прощение.
А Ги стал рассказывать о Ли, о его невероятном бесстрашии и трудолюбии; о его доброте, за которую все так его любили.
— Конечно: его же невозможно было не любить, — сказала Дэя.
«Только не такая любовь нужна ему была от тебя!» — с горечью подумала Ева. Но ничего не сказала: Ли считал, что теперь уже нельзя ей ничего говорить. Он был прав.