Для послушных

Для послушных

Счастлив ли советский человек?

При оценке субъективного мироощущения человека нашего общества в сравнении с людьми более открытых и свободных обществ очень важно учитывать фактор возраста. Как известно, онтогенез — индивидуальное развитие особи — до некоторой степени повторяет филогенез — историю развития вида. Что-то похожее имеет место и в культурном развитии. Особен­ности тоталитаризма относятся к высшему уровню социальной организации и культуры, поэтому до поры до времени, пока человек осваивает предыдущие слои культуры, он не чувствует непосредственно, впрямую оков тоталитаризма. Дети — везде дети. И между детьми в разных странах больше общего, чем между детьми и взрослыми в одной стране. Взрослые могут видеть, как тоталитаризм калечит сознание детей с самого раннего возраста, как он воспитывает из них тоталитарных человеков. Но сами дети либо не чувствуют этого вовсе, либо воспринимают как нечто второстепенное. И правда, внутренний мир ребенка так динамичен и ярок, процесс познания действительности столь захватывает все его существо, что конкретные черты этой действительности отступают на задний план. То же относится и к юношескому периоду. Зрелище влюбленной пары или молодой матери с ребенком одинаково трогает при любом социальном строе. Любят везде одинаково; во всяком случае, это верно в смысле сравнения Советского Союза со странами Запада, ибо соответствующие слои культуры у нас примерно совпадают.

Но вот кончается период роста, и начинается период плодо­ношения. Субъективное чувство удовлетворенности зависит теперь от того, насколько человек осуществляет себя, то есть в какой степени его вклад в культуру, в жизнь на планете соответствует тому, что он хочет и может дать. Потребность в самоосуществлении варьируется у людей в широких пределах. Есть люди, лишенные ее и вполне удовлетворяющиеся одной комфортабельностью жизни. Но это, я думаю, можно рассматривать как аномалию. Для нормального человека самоосуществление — необходимое условие субъективной удовлетворенности, счастья.

И здесь тоталитарное общество ставит человеку свои жесткие пределы, и они тем теснее, чем ярче у человека выражены творческие импульсы. Обычно где-то вблизи тридцати лет человек достигает этих пределов, упирается головой в этот потолок — и превращается в старика, у которого все лучшее в жизни уже позади. В сущности, он умирает, ибо после тридцати лет жизнь без самоосуществления не имеет смысла. Продвиже­ние по службе, купленное ценой насилия над совестью, не дает удовлетворения; ощущение: не то, не то! - остается. Эти-то живые трупы, эти зомби, овеществленные общественные отно­шения, они-то и голосуют за, горячо одобряют и единодушно поддерживают. А дома предаются своим тихим стариковским радостям.

Что можно сказать о быте, об условиях жизни?

Известно, что условия жизни рядового человека в Советском Союзе много хуже, чем в развитых странах Запада. В течение тридцати послевоенных лет они, в общем, непрерывно улучшались хотя и очень медленно. Быстрое улучшение жизни происходило только в течение нескольких лет после смерти Сталина (в последние сталинские годы уровень жизни в дерев­нях был ужасающе низок). За последние десять-пятнадцать лет люди стали заметно лучше одеваться. С другой стороны, сохраняется острая нехватка некоторых из основных продовольственных товаров, в частности, мяса. Ассортимент продовольствия чрезвычайно узок, перед потребителями стоит вечная проблема "где достать?". Один француз, проживший в Москве год так резюмировал свои впечатления: "Советский человек идет в магазин так, как первобытный человек шел на охоту"... А что бы он сказал, если бы жил не в Москве, а в провинции?

Недавно одна моя знакомая ездила в Мордовию на свидание с политзаключенным. В поселке, расположенном вблизи лагерной зоны, в тот день царило оживление: в магазин завезли треску, люди сообщали об этом друг другу, жены солдат и офицеров МВД, охраняющих заключенных, становились в очередь. Один офицер МВД говорил другому по телефону: "У нас тут треску привезли. Я на тебя тоже заказал".

Особенно плохое положение с овощами и фруктами, поэтому рацион питания советского человека совершенно неудовлетворителен с точки зрения современного диетолога. Овощи в государственных магазинах — низкого качества, в продаже бывают в ничтожном ассортименте, да и то не всегда. Овощи на рынке очень дороги. Фрукты дороги и на рынке, и у государства. Зарплата моей жены (а у нее высшее образование и немалый стаж работы) целиком уйдет на то, чтобы покупать по государственным ценам два килограмма яблок в день²⁶.

Так как у нас нет свободной печати, нет единственного действенного способа борьбы со злоупотреблениями властью и другими непорядками, затрагивающими интересы граждан. В газетах пишут о недостатках и злоупотреблениях, но лишь в том случае, когда они не связаны со слишком высоким начальством и не имеют общего значения; иначе это уже будет "очернение советской действительности". Данные о преступности, об эпидемиях, о стихийных бедствиях и т. п. официально объявлены секретными. Еще больше данных, которые являются секретными неофициально. Все мы знаем, что медицинское обслуживание в нашей стране находится на ужасающе низком уровне. Врачи перегружены сверх всякой нормы, в поликлиниках — очереди, в больницах невероятная теснота. Каждый может привести случаи, когда ошибки медиков приводили к смерти пациентов. Известно, что у нас практически невозможно достать современные эффективные лекарства, врачам запрещается даже выписывать больным дефицитные лекарства — иначе от них посыпались бы жалобы на отсутствие этих лекарств в аптеках. Но эту проблему нельзя даже поставить открыто. И тем более нет средств потребовать от правительства, чтобы оно приняло какие-то действенные меры. Что же касается медицинского обслуживания высшего партийно-государственного слоя, то этим занимается специальное ведомство — Четвертое Управление Министерства здравоохранения. И там, как всем известно, нет недостатка в современных лекарствах (их при­возят из-за границы), а пациенты не стоят в очередях и не лежат в коридорах больниц.

Или возьмем проблему загрязнения среды обитания. Мне рассказали о таком факте. На территории Подольского завода цветных металлов, где расположены, в частности, жилые дома и общежития для рабочих, загрязнение воздуха в 80 раз превышает допустимую норму. Этот вопрос был поднят в ходе Всероссийского рейда по охране природы и обсуждался в местном райисполкоме в сентябре 1974 года. Столь сильное загрязнение воздуха продолжается уже не первый год, и выступавший на заседании главный энергетик завода сообщил, что он не предвидит решения вопроса еще в течение двух-трех лет. Ибо воздухоочистительные сооружения, во-первых, очень дороги, а во-вторых, их очень трудно достать.

Подольск расположен в 40 км от Москвы. Можно предположить, что на периферии подобные факты не менее редкое явление. Но как получить хотя бы оценочные цифры? Если какой-то специалист в этой области и сумеет дать объективную, неприукрашенную оценку положения, то уж опубликовать ее не будет никакой надежды. Основная задача советской печати — "воспитывать", а не информировать; информация допускает­ся лишь постольку, поскольку она не мешает "воспитанию".

Вот как освещает проблему загрязнения атмосферы кандидат географических наук К.А. Муравьев в брошюре, изданной обществом "Знание" для массового читателя:

"Проблема загрязнения атмосферы, как и всей окружающей человека среды, носит социальный характер. На первый взгляд может показаться, что загрязнение природной среды характерно для социалистических и капиталистических стран в равной степени, поскольку везде развита промышленность, и что загрязнение среды — это неизбежное следствие технического прогресса. Но это только на первый взгляд. В действительности же главное различие состоит в отношении данного социального строя к природе, в способности системы к ликвидации загрязнения, к восстановлению жизнеспособной и благоприятной для человека среды.

Капиталистические корпорации отказываются нести ответственность за производимое ими загрязнение окружающей среды и любым способом пытаются скрыть свою вину. Они согласны на половинчатые меры и только при условии, если это не затронет их прибыли...

Социализм устранил основные пороки капиталистического общества... В социалистическом обществе сохранение природной среды является социальной необходимостью, поскольку это важно для общего блага и здоровья людей и отвечает инте­ресам всего общества. В социалистическом обществе также имеет место загрязнение среды, но в гораздо меньших масштабах, вызвано оно иными причинами, а именно тем, что ему досталась в наследство от капитализма уже в определенной степени загрязненная и нарушенная природная среда".²⁷

Вот, оказывается, в чем беда — в загрязнении среды, прои­зошедшем еще в царской России. Это очень оригинальное объяснение, особенно если принять во внимание следующие факты, которые сообщил мне один биолог:

В связи с загрязнением воды промышленными стоками резко сократилось количество рыбы в реках и озерах Советского Союза. В 1900 г. в Онежском озере вылавливалось 2000 центнеров лосося в год, сейчас — 50 центнеров, то есть в 40 раз меньше. В Ладожском озере и окрестных реках уловы семги и лосося упали в десятки раз. Строительство заводов на берегах Байкала немедленно привело к загрязнению воды и падению уловов рыбы. По данным 1968 года, объем загрязняемой части озера приближался к 75 км^3, что в 2500 раз превышает проектную цифру. С 1953 по 1967 г. улов омуля в Байкале уменьшился более чем в шесть раз. В Азовском море лишь за последние 20 лет улов рыбы уменьшился в 11 раз...

Советское общество живет в неведении относительно самого себя. Есть старое русское выражение насчет того, что не следует, мол, "выносить сор из избы". Оно всегда поражало меня своей несуразностью: ведь совершенно очевидно, что если из избы не выносить сора, то в такой избе скоро станет не­возможно жить. Однако этот принцип и эта поговорка постоянно используются полуофициальной пропагандой. Аргумент таков: разоблачая наши недостатки, мы радуем наших врагов, даем им в руки оружие. И поговорка почему-то работает, она настраивает людей против тех, кто критикует общество, обнажает его пороки. Она апеллирует к поверхностному, пошлому тщеславию, ради которого призывает пожертвовать элементарной чистоплотностью. Удивительно, что такая поговорка могла возникнуть, и еще более удивительно, что она продолжает существовать.

Человек в Советском Союзе живет в полной власти чудовищной бюрократической машины. Это относится и к так называемым "простым людям", и к тем, кто занимает высокое положение в бюрократической иерархии. Различие лишь в том, какие колесики люди вертят — и, соответственно, какие колесики вертят ими. Подчиненность бюрократической машине, принятие ее абсолютной власти над любой формой проявления жизни — одинаково для всех, кроме отщепенцев; оно всех роднит и всех уравнивает. В настоящее время эта машина не так безумна, как раньше: она не уничтожает тех, кто ей подчиняется. Но она остается машиной — вещью неодушевленной. Ее рычаги и колеса — это бессмысленные, повторяемые из года в год формулировки, заменяющие нормальное логическое мышление; автоматическое, единогласное голосование; априорное признание правильным каждого решения вышестоящей инстанции; перекрытие информационных каналов и подтасовка фактов; тотальная слежка; устранение всякого проявле­ния индивидуальности; демагогия и массовое оболванивание. Тоталитарная государственная машина не поддается воздействию человеческой души и человеческого разума. Она подчиняется своим нечеловеческим законам, и тень этих законов ложится на каждое человеческое лицо.