Тоффлер

Тоффлер

Я переворачиваю последнюю страницу книги Альвина Тоффлера "Футурошок"17 . Очень интересная книга, содержащая много наблюдений и мыслей, обильно снабженная фактическим материалом. Тоффлер рисует превращение индустриального общества в "постиндустриальное" (имея в виду главным образом США). Динамика этого превращения, грандиозный размах и стремительный темп перемен захватывают воображение.

— Все больше вещей изготовляется для однократного пользования и выбрасывания. Бумажные салфетки. Картонные подносы. Носовые платки из бумажной ткани. Зубная щетка с уже нанесенной на нее пастой, которую вы выбрасываете, почистив один раз зубы. Тысячи новых разновидностей продуктов и предметов массового потребления появляются ежегодно на рынке.

— Все возрастает подвижность населения — как в смысле путешествий, так и в смысле смены места жительства. В 1967 г. 108 миллионов американцев совершили 360 миллионов путешествий. Средний владелец машины в США проезжает в год 10 тысяч миль. Четыре миллиона американцев ежегодно отдыхают за морем. Полтора миллиона немцев едут на каникулы в одну только Испанию. За один год 37 миллионов американцев меняют место жительства — чаще всего из-за перемены работы. Телефонная книга в Вашингтоне меняется за год больше чем наполовину.

— Возникают новые организации, перестраиваются старые. В период с 1967 по 1969 г. "Квестор Корпорейшн" купила восемь компаний и продала две. В промышленности, науке, общественной жизни применяются все более гибкие и динамичные формы организации. Традиционная стабильная бюрократия уступает место временным образованьям, создаваемым ад хок для решения конкретной задачи, а затем умирающим естественной смертью. Когда "Локхид Корпорейшн" получила заказ на строительство 58 гигантских военно-транспортных самолетов, была создана специальная организация из 11 тысяч человек, координировавших производство 120 тысяч частей для этих самолетов, производимых на предприятиях шести тысяч компаний.

— Достижения науки входят в жизнь каждого человека, "задевают его за живое" в прямом смысле этого слова. Уже бо­лее 13 тысяч американцев с больным сердцем носят вшитый в грудную клетку крошечный приборчик — ритмизатор, который посылает сердцу периодические электрические импульсы для его стимулирования. Еще 10 тысяч человек "оборудованы" вживленными сердечными клапанами из искусственного материала. Разрабатываются вживляемые слуховые аппараты, искусственные артерии, бедренные суставы, почки, легкие. Назревает биологическая революция. На повестке дня: генная инже­нерия — получение животных, в том числе и человека, с заданными наследственными признаками; воспроизведение по ядру одной соматической (не половой) клетки целого организма, генетически тождественного оригиналу; развитие человеческого эмбриона вне тела матери; киборги — человеко-машинные гибриды. "Сейчас мы стараемся делать сердечные клапаны или искусственные артерии, которые лишь имитируют естественные. Но решив эту проблему, мы не ограничимся тем, что будем просто вставлять пластмассовую аорту, когда натуральная аорта выходит из строя. Мы будем вживлять специально сконструированные органы, которые будут лучше, чем природные, а затем и такие, которые дадут их владельцу новые возможности и способности, отсутствовавшие первоначально. Подобно тому как генная инженерия обещает производить "сверхчеловеков", так и технология искусственных органов сулит появление спортсменов со сверхемкими легкими и сверхмощными серд­цами; скульпторов с нейронными приспособлениями, повы­шающими восприимчивость к текстуре; любовников с ней­ронной машинерией для интенсификации секса. Короче говоря, мы будем вживлять органы не только для того, чтобы спасти жизнь, но и чтобы сделать ее лучше — сделать возможным дости­жение таких ощущений, состояний, экстазов, которые в насто­ящее время нам не доступны ".[18]

— По мере возрастания производительности труда уменьша­ется процент людей, занятых производством жизнеобеспечения. Несколько процентов населения обеспечивают Соединен­ные Штаты необходимыми продуктами питания. Доля людей, занятых в промышленности, падает, а в сфере обслуживания — возрастает. Но сфера обслуживания, в том виде, как она су­ществует сейчас, тоже не будет долго расширяться: автомати­зация и здесь приведет (и уже приводит) к огромной экономии труда. Точка приложения усилий смещается в сторону эстетики и психологии. Вскоре мы будем свидетелями "революционного расширения некоторых видов промышленности, продукцией которых будут не товары и не обычные услуги, а запрограммированные "переживания". Промышленность переживаний, возможно, станет одним из столпов супериндустриализма самой основой постсервисной экономики. По мере того как подъем благосостояния и приходящесть вещей безжалостно подрезают древнюю тягу к обладанию, потребители начинают копить переживания так же сознательно и страстно, как они некогда копили вещи. Сегодня, как показывает пример авиаци­онных компаний, переживания продаются как довесок к каким-либо более традиционным услугам. Переживания, так сказать, служат глазировкой на пирожном. Но с движением в будущее все больше и больше переживаний будет продаваться исклю­чительно как переживания, как если бы это были вещи".19

— И т. д. и т. п.

И все же, когда читаешь книгу Тоффлера, то очень скоро начинаешь испытывать чувство тоски. Ибо во всем этом движе­нии, в этой спешке, в мелькании предметов и лиц, в погоне за "переживаниями" нет чего-то очень нужного и важного. Чего же? Смысла. Цели.

Лишь на последних сорока страницах из общего объема книжки в пятьсот страниц автор касается вопроса о целях деятельности. Да и как касается? Он фактически обсуждает не цели, а процедурный вопрос: как вырабатывать цели "демократическим" путем (я вернусь к этому ниже). В основной же части книги, там, где описываются процессы, протекающие в совре­менном обществе, и ближайшее будущее, понятие о цели просто отсутствует, как будто такого понятия и не существует, как будто читателю не должен и не может прийти в голову этот фундаментальнейший для разумного существа вопрос: зачем?

Мы видим перед собой чудовищное ускорение кругооборо­та вещей, но не видим обсуждения, что здесь хорошо и что пло­хо. Мы видим огромное возрастание подвижности людей, все ускоряющуюся смену мест, мы видим растущую эфемерность отношений между людьми (если верить автору на сто процен­тов), но нам остается непонятным, как относятся к этому са­ми американцы. Мы знакомимся с проектами изощренных чувственных удовольствий и не знаем, исчерпывается ли этим то, что постиндустриальное общество может предложить чело­веку, или же все-таки есть что-то еще. Духовная культура по­просту игнорируется. О литературе, искусстве, философии, ре­лигии, об их влиянии на общество в настоящем и ближайшем бу­дущем не говорится ни слова. Стороннему читателю остается не­понятным, то ли духовная культура и в самом деле не играет решительно никакой роли в жизни американского общества, то ли это особенность персонального взгляда на вещи автора книги.

В начале книги Тоффлер так характеризует ее предмет:

"Эта книга - о переменах и о том, как мы приспосабливаем­ся к ним. Она о тех, кто преуспевает в обстановке перемен, кто способен оседлать гребень бегущей волны, а также и о великом множестве других, кто сопротивляется переменам или бежит от них. Эта книга — о нашей способности приспособляться. Книга о будущем и о шоке, который вызывает его наступле­ние" [20].

В картине, которую рисует Тоффлер, перемены предстают как нечто внешнее по отношению к человеку — к отдельному лицу и к обществу в целом. Не человек создает перемены, стре­мясь к каким-то целям, а напротив, перемены (подчиняющиеся, надо думать, "объективным закономерностям движения мате­рии", хотя этого марксистского термина в книге и нет) созда­ют человека, велят ему приспособиться к ним. А кто не может приспособиться — заболевает "футурошоком" - шоком от на­ступления будущего. "Футурошок — это головокружение и де­зориентация, вызываемая преждевременным наступлением буду­щего. Вполне возможно, что это наиболее важная болезнь завт­рашнего дня".[21]

(Вот как интересно: живя в одном и том же обществе, в од­но и тоже время люди видят в нем прямо противоположное. Маркузе видит застой, отсутствие перемен и призывает произ­вести перемены любой ценой; Тоффлер видит избыток пере­мен и строит планы, как помочь людям к ним приспособлять­ся. Общее между ними то, что ни у того, ни у другого нет поня­тия о конструктивных переменах, об эволюции.)

Итак, по Тоффлеру, только приспособленец, конформист, имеет хорошие шансы на психическое здоровье в этом "бра­вом новом мире". Тоффлер, конечно, не употребляет этих вы­ражений, он говорит о будущем с воодушевлением. Это остав­ляет меня в недоумении относительно его образа мышления: является ли позиция автора литературным приемом, как это делают авторы антиутопий, или же зрелище энергичной суеты должно, по его мысли, вызывать положительные эмоции?

Что бы ни думал автор "Футурошока", я читал эту книгу как самую мрачную антиутопию. Стандартом антиутопии являет­ся изображение стабильного, навеки застывшего общества. Тоффлер же проделывает следующий поучительный экспери­мент. Он не переносится в будущее, он описывает настоящее и сохраняет всю интенсивность перемен, ему свойственную. И он делает некоторые проекции этих перемен в ближайшее буду­щее — делает вполне квалифицированно и правдоподобно. Но он отнимает у перемен их цель и получающуюся в результате этой операции картину представляет на суд читателю.

Первым делом исчезает понятие о творчестве. Забавно: да­же в предметном указателе слово "творчество" не сочтено са­мостоятельным понятием; соответствующая строка гласит:

"Творчество, см. Воображение". Но воображение отнюдь не равнозначно творчеству. Творчество предполагает выход за пределы личности, из сферы субъективного в сферу объективного. Воображение может быть инструментом творчества, но может и не быть. Воображение может работать и вхолостую, порож­дая "переживания" — и больше ничего. Онанизм — пример та­кого использования воображения.

Жизнь без творчества являет собой тягостную картину. В сущ­ности, это то же оцепенение классических антиутопий Хаксли и Орвелла. Хорошо известен один из первых опытов, в котором было доказано существование в мозгу животного центров удо­вольствия. В мозг крысы был вживлен электрод, с помощью которого на нужную точку могло быть подано электрическое напряжение. Достаточно было крысе нажать лапой на педаль, чтобы цепь замкнулась и крыса получила удовольствие. Пос­ле того как крыса делала это открытие, она начинала безоста­новочно нажимать на педаль. Неужели человечество ожидает судьба этой крысы? Становится не по себе, когда читаешь такие, например, пророчества Тоффлера:

"... Будущие конструкторы переживаний создадут, к приме­ру, игорные дома, в которых посетители будут играть не на деньги, а на переживания — свидание с симпатичной и благо­расположенной дамой, если посетитель выигрывает, и, скажем, сутки одиночного заключения, если он проигрывает. По мере роста ставок будут изобретаться более изощренные удовольст­вия и наказания.

Проигравший, возможно, вынужден будет в течение несколь­ких дней служить (по добровольному предварительному согла­шению) победителю в качестве "раба". Победитель может быть вознагражден десятью минутами электрического стимулирова­ния мозгового центра удовольствия. Игрок, возможно, будет рисковать поркой или ее психологическим эквивалентом — уча­стием в однодневной сессии, во время которой выигравшим разрешается разряжать свои агрессивные побуждения на проиг­равших, а именно : кричать на них, насмехаться, оскорблять их и т. п.

Любители крупных ставок смогут играть на бесплатный трансплантат сердца или легкого, в случае если таковой пона­добится. Проигравшему, возможно, придется расстаться с поч­кой. Такие выигрыши и проигрыши могут бесконечно варьироваться и нарастать по интенсивности. Конструкторы пережи­ваний обратятся за идеями к страницам Крафта - Эбинга и мар­киза де Сада. Только воображение, технические возможности и стеснения со стороны в общем смягченной нравственности ограничивают разнообразие вариантов".22

"Разнообразие новых переживаний, выстроенных перед по­требителем, будет результатом работы конструкторов пережи­ваний, которые будут набираться из рядов наиболее творче­ских членов общества. Девизом этой профессии будет : "Если ты не можешь подать это в реальности, подай в виде заменителя. Бели ты мастер своего дела, клиент не заметит разницы!" Содер­жащееся здесь размытие границы между реальным и нереаль­ным поставит общество перед серьезными проблемами, но не предотвратит и даже не замедлит появление "промышленности психообслуживания" и "психокорпусов". Гигантские, охваты­вающие весь Земной шар синдикаты создадут супердиснейленды, разнообразие, размах и эмоциональную мощь которых нам трудно даже вообразить".[23]