Морально-политическое единство...
Морально-политическое единство...
Осуждение моего выступления на собрании в институте производилось открытым голосованием. Но есть у меня опыт и тайного голосования.
В сентябре 1973 г., вскоре после собрания, была расформирована моя лаборатория, но я был оставлен в институте в должности старшего научного сотрудника. В течение последовавших месяцев я спокойно работал и надеялся, что мне удастся совместить свое диссидентство с продолжением профессиональной деятельности. Не тут-то было. Весной 1974 г. подошло время моего утверждения ученым советом института в занимаемой должности. Сначала вопрос о моем утверждении был отложен: вероятно, начальство не знало, как поступить, и запрашивало инструкций. Затем было дано указание "треугольнику" отдела составить на меня характеристику.
В деловой части характеристики, написанной в отделе, были только хорошие слова по моему адресу. Но последний абзац характеристики гласил:
"В то же время, будучи близко связанным с академиком Сахаровым, В.Ф. Турчин сделал в сентябре 1973 г. заявление для представителей буржуазной прессы, в котором оправдывал поведение Сахарова. Этот поступок В.Ф. Турчина был единодушно осужден сотрудниками института".
В июле 1974 г. состоялось заседание ученого совета института, на котором рассматривался, в частности, вопрос о моем утверждении в должности. Председательствовавший на совете заместитель директора не стал зачитывать деловую часть характеристики, а прочитал только заключительный абзац, начиная со слов "В то же время..." Затем он выразил надежду, что члены ученого совета "сделают соответствующие выводы" из зачитанного абзаца. Больше по этому поводу не было сказано ни слова. Моя работа не обсуждалась. Хотя за месяц до этого на заседании отдела было принято решение рекомендовать ученому совету института утвердить меня в занимаемой должности, заведующий отделом, который присутствовал на заседании как член ученого совета, не счел необходимым встать и объявить об этом. Результат тайного голосования был таков: 5 за утверждение, 19 — против. Так я вылетел из института.
Один из моих знакомых, когда я ему рассказал об этих событиях, воскликнул:
— Ого! Пять человек из двадцати четырех голосовали против. Это — дай-ка мне линейку — почти 21%. У вас на редкость порядочные люди в институте!
После увольнения я пытался устроиться в несколько научно-исследовательских институтов, но безрезультатно. Схема была всегда одна и та же: заведующий лабораторией хотел меня взять, но когда вопрос поднимался на уровень партбюро и дирекции института, ответ неизменно был отрицательным. Иногда мне говорили: "Вот если бы вы дали обещание вести себя... иначе, тогда еще можно было бы попытаться вас устроить". А в одном институте человек, который хотел меня взять, объявил мне с унынием в голосе, что не только директор, но и несколько человек, которые были заинтересованы во мне как в специалисте, сказали, что они, тем не менее, против моего приема. Они не хотят неприятностей.
Повествование об академиках я закончу следующей историей. Один мой знакомый спросил академика Зет, не может ли он помочь мне устроиться на работу. С академиком Зет мы не только знакомы более пятнадцати лет, но даже имели совместные работы. Академик ответил кратко и ясно:
Нет. Эти люди идут против общества. Такие дела.