Победа "реализма"

Победа "реализма"

Запад далеко не полностью использует свои возможности влияния на Советский Союз. Говоря о влиянии, я имею в виду, конечно, влияние в области основных прав человека, осуще­ствляемое через сферу культуры и торговлю. Находясь в здра­вом уме, никто не станет сейчас призывать к применению силы или к угрозам применения силы, каково бы ни было соотно­шение военных потенциалов сверхдержав. Межгосударствен­ные договоры, имеющие целью уменьшить опасность воору­женного конфликта,— большое достижение политического ра­зума и здравого смысла; все это так очевидно, что нет необ­ходимости и говорить об этом. Но распространение своих идей через посредство мирных дружественных связей — законное право каждого человеческого сообщества, а если оно по-насто­ящему верит в справедливость своих идей, то не только право, но и обязанность. Идея свободы личности — великая идея, ле­жащая в основе западной цивилизации. Пассивность и нереши­тельность Запада в распространении этой идеи — свидетельство кризиса западной цивилизации, кризиса веры.

Джинсы и поп-музыка легко пересекают государственные границы. Наверное, потому, что они всегда на виду, их воздей­ствие непрерывно. Но когда западный человек вступает в об­щение с советской системой, он свои идеи вежливо прячет в карман. Считается признаком хорошего тона при професси­ональных контактах между людьми из разных "лагерей" время от времени клясться друг другу в отсутствии намерения втя­нуть собеседника в "политический" спор. "Ну, это уже политика" — говорит советский ученый за границей, скажем, в Аме­рике, почуяв, что разговор поворачивается в опасном направ­лении. "О да, конечно, оставим это, ~- говорит американец с готовностью, и даже как будто извиняясь. — Не будем зани­маться политикой: у вас свои взгляды, у нас — свои. Наука нейтральна. Давайте выпьем за расширение научных связей, за дружбу между нашими народами!" Взаимное удовлетворе­ние и полное согласие. Дружба между народами. Разрядка меж­дународной напряженности. Детант. Меня только интересует вот что: понимает ли американец, что если наука и нейтральна, то он, занимая эту позицию, вовсе не нейтрален, а служит опо­рой и поддержкой тоталитаризма? Понимает ли он, что, отделяя себя от того, что он вслед за своим советским коллегой назы­вает "политикой", он в действительности отделяет себя от простой порядочности, от фундаментальных этических прин­ципов? Ведь для советского человека все, что выходит за рамки физиологических отправлений и указаний начальника по рабо­те,— политика. Нравственность? Политика! Гуманность? По­литика!! Совесть? Политика!!! Простая искренность, отвлечен­ная от политических соображений (а если не отвлеченная, то какая же это искренность?), объявляется идейно порочной "абстрактной" искренностью. Так была заклеймена   статья журналиста Померанцева "Об искренности в литературе", по­явившаяся в первый период оттепели после смерти Сталина. "Литературная газета" писала: "Советской общественностью уже справедливо оценена статья В. Померанцева "Об искрен­ности в литературе" как идейно порочная, написанная с иде­алистических позиций, противопоставляющая принципам идей­ности, партийности литературы, критерию правдивого отобра­жения действительности абстрактную искренность".⁴

Граждане СССР делятся на две категории: граждане перво­го сорта, которым разрешают ездить за границу, и граждане второго сорта, которых за границу не пускают. Граждане пер­вого сорта - это особо проверенные, надежные люди, относи­тельно которых начальство уверено, что они будут в точности следовать всем данным им указаниям и никогда не позволят себе проявить свое собственное лицо (ежели таковое существует). Причем, это относится к поведению не только за границей, но и дома, ибо, как я уже отмечал, поездка за границу является наградой, которую еще надо заслужить. "Подпишешь письмо против Сахарова - поедешь, не подпишешь - не пое­дешь" — это не фигуральное выражение, а буквальные слова, сказанные одному сотруднику института, где Сахаров рабо­тает. Таким вот образом и осуществляется выбор тех, кому разрешено выходить на международную сцену. Мировое сооб­щество санкционирует этот выбор. Рукопожатия, тосты, апло­дисменты.

Я далек от мысли предлагать бойкот культурных связей. И я отнюдь не против рукопожатий с лицами, облеченными доверием властей. Санкция — не в том, что западный мир прини­мает тех, кто отобран властями. Пусть себе едут. И чем боль­ше, тем лучше. Санкция — в том, что принимают только их, что отбор, производимый властями, стал нормой, против кото­рой никто всерьез не протестует. А что стоило бы, например, принять такой принцип: в каждом мероприятии по культур­ному обмену (научная конференция, обмен студентами, га­строльные поездки и т. п.) небольшая часть участников, напри­мер, одна пятая или десятая, определяется по выбору проти­воположной стороны; если же указанным людям не дают раз­решения на поездку по политическим причинам, то все меро­приятие отменяется. (Этот принцип, разумеется, должен был бы проводиться исключительно на уровне общественного мне­ния в заинтересованных организациях, без участия правитель­ственных органов.) Но нет, западные партнеры предпочитают без звука принимать тоталитарные правила игры.

Волна протестов на Западе против преследований за убеж­дения в СССР в последние годы нарастает, и она приносит свои плоды. Среди ученых наибольшую активность проявляют мате­матики. Благодаря их усилиям, в частности, был в конце кон­цов освобожден из психиатрической больницы Л. Плющ. Во время подготовки 4-ой Международной конференции по искус­ственному интеллекту (Тбилиси, сентябрь 1975 г.) группа американских членов оргкомитета пригрозила советским уст­роителям конференции бойкотом, в случае если проф. Лер-неру (уволенному с работы после подачи заявления на выезд в Израиль) не будет предоставлена возможность выступить с докладом. Но все действия подобного рода в некотором смыс­ле "нетипичны": они инициируются отдельными поборниками прав человека скорее вопреки желанию основной массы, чем в соответствии с ним. Не они определяют атмосферу культур­ных связей. Атмосфера все еще такова, что преследование инакомыслящих и удушение свободы творчества — это "внут­реннее дело" тоталитарных стран, в которое человек Запада не должен вмешиваться. Пока сохраняется эта атмосфера, культурный обмен работает на укрепление тоталитаризма: в назидание молодежи советские власти выводят на международ­ную арену послушных и заживо погребают непослушных.

Стационарный тоталитаризм нуждается в международном признании. И это ему удается. Тоталитаризм стал одним из спо­собов существования общества, столь же законным, как лю­бой другой. Представители тоталитарной культуры — это коле­сики машины, перемалывающей человеческое сознание ,— разъез­жают по свету, не испытывая ни малейшего неудобства, а на­против, встречая всюду почет и уважение. Тоталитаризм стано­вится нормой. Пока — одной из норм. Но не станет ли он завт­ра единственной ("единственно-научной", "единственно про­грессивной" и т. д.) нормой?

Признание тоталитаризма нормой со стороны западной об­щественности приветствуется советской и просоветской про­пагандой как "реалистический подход", "политический реа­лизм", "победа реализма" и т. п. Слово "реализм" эксплуати­руется со вкусом, с удовольствием. Понимать его надо, конеч­но, как примирение с реальностью тоталитаризма, как сдачу позиций. Этот же термин эксплуатируется и капитулянтами с западной стороны. Поскольку он несет положительную эмо­циональную нагрузку (ассоциируясь с трезвостью, с мудро­стью),сдача позиций представляется чуть ли не победой.

И еще есть одно понятие, которое служит постоянным пово­дом для спекуляций. Это "беспристрастность".

Что такое беспристрастность?

В августе 1973 г. голландская секция "Международной Ам­нистии" направила Международному исполнительному комитету в Лондоне документ под названием "Является ли Амнистия достаточно беспристрастной?". Соображения по этому поводу были наиболее ясно сформулированы в указанном документе г-ном X. Левенбергом.⁵ Вкратце они сводятся к следующему.

Люди, поддерживающие "Международную Амнистию", сосре­доточены главным образом в странах Западной Европы и Се­верной Америки. В других же странах, причем не только тота­литарно-социалистических, но и в странах Третьего мира, "Международная Амнистия" представлена лишь опекаемыми узника­ми совести. Это наносит серьезный ущерб представлению о "Международной Амнистии" как о нейтральной организации, которое всегда считалось ее козырем. Одну из причин непри­ятия "Международной Амнистии" автор усматривает в том, что в своей деятельности эта организация делает упор на граждан­ские и политические права человека, а социальным, экономи­ческим и культурным правам отводит подчиненное место.

Различие между этими двумя группами прав состоит в сле­дующем. Гражданские права необходимы для "свободы от страха"; государству предъявляется требование, чтобы оно не препятствовало свободному выражению идей и обмену информацией между гражданами. Необходимость соблюде­ния гражданских прав — основа западноевропейского либера­лизма, ведущего начало от эпохи Возрождения. Социально-экономические права имеют своей целью "свободу от нуж­ды". От государства требуется, чтобы оно тем или иным пу­тем эту  "свободу от нужды" обеспечило. Представление о социально-экономических правах личности — гораздо более позднего происхождения, это одна из основ социализма. В 20-м веке под влиянием рабочего движения социально-экономиче­ские права были включены в конституции многих капиталисти­ческих стран, однако в социалистической идеологии они зани­мают гораздо более видное место. По учению Маркса, произ­водительные силы и производственные отношения, которые отражаются в социально-экономических правах, являются определяющим элементом, "базисом", а гражданские и поли­тические права есть нечто вторичное, "надстройка".

Таким образом, упор на ту или другую группу прав чело­века имеет отчетливо видимую идеологическую компоненту, что нашло отражение в истории соответствующих международ­ных документов. Всеобщая декларация прав человека ООН была результатом инициативы западных держав (1948 год). В 1966 году Международная конвенция по гражданским и по­литическим правам и Международная конвенция по экономи­ческим, социальным и культурным правам были приняты Ге­неральной Ассамблеей ООН после 18 лет дискуссий и ком­промиссов, которые показали, что первую группу прав про­двигали западные страны, а вторую — социалистические и боль­шинство развивающихся стран.

Статьи 5, 8, 18 и 19 Всеобщей декларации прав человека, на которых основывает свою деятельность "Международная Ам­нистия" целиком покрываются Конвенцией по гражданским и политическим правам. "Вывод самоочевиден, — пишет X. Левенберг, — до тех пор, пока "Международная Амнистия" ограни­чивается категорией гражданских и политических прав, ее нейтральность, с точки зрения социалистических и развива­ющихся стран, воображаемая. Это ограничение означает от­каз признать социалистическую концепцию прав человека, и следовательно, отдает предпочтение капиталистической идео­логии... Подводя итог, можно сказать, что из-за своего молча­ливого предпочтения капиталистической концепции свободы (которое логически следует из одностороннего продвижения гражданских и политических прав) "Международная Амнистия" не смогла доказать правительству социалистических и развива­ющихся стран провозглашаемой ею нейтральности".

X. Левенберг заканчивает свои соображения рекоменда­цией изучить, какую роль в отрицательном отношении этих стран к "Международной Амнистии" играют экономические и со­циальные права человека, выраженные в статьях 20 и 23 Всеоб­щей декларации прав человека, с тем чтобы предпринять, ес­ли это окажется необходимым, пересмотр целей организации.

В этом подходе к проблеме меня удивляет диспропорция между соображениями о нейтральности и беспристрастности "Международной Амнистии", с одной стороны, и целями и прин­ципами этой организации, с другой стороны. Как будто не беспристрастность должна вытекать из целей и принципов "Международной Амнистии" а ее цели должны приспосабливаться к чьему-то представлению о беспристрастности, причем далеко не беспристрастному представлению!

Г-н Левенберг совершенно справедливо противопоставляет друг другу две концепции прав человека, а по существу, две концепции общества. Западная концепция провозглашает граж­данские и политические права личности основой основ чело­веческого общежития, непреложным принципом, который на­до соблюдать здесь и сейчас. Экономическая и социальная спра­ведливость рассматривается скорее как цель, как идеал, об осуществлении которого можно говорить лишь в смысле отно­сительном. Тоталитарно-социалистическая концепция общества полностью отрицает гражданские и политические права лично­сти, но частично признает ее социально-экономические права:

в той степени, в которой это необходимо для функционирова­ния государственной машины. Однако, поскольку отрицать права человека сейчас не модно, идеологи тоталитаризма не­сколько приукрашивают свою концепцию для внешнего упот­ребления. В результате на словах признаются все права челове­ка, но на первое место выдвигаются социально-экономиче­ские права. Фактически, это лишь уловка, имеющая целью от­влечь внимание от проблемы гражданских прав. Вряд ли у ко­го-нибудь из серьезных людей могут быть сомнения на этот счет. Сам г-н Левенберг пишет об этой концепции, как мне ка­жется, с явной иронией: "Когда все формы экономической эксплуатации будут искоренены и будет построено бесклассо­вое общество, иными словами, когда экономические, социаль­ные и культурные права будут гарантированы политически, законодательство автоматически приспособится к новому экономическому базису. И только тогда будут созданы условия для осуществления гражданских и политических прав".

Итак, перед нами две концепции, две идейные платформы. Что же должна означать беспристрастность в этом контексте? Что "Международной Амнистии" следует отказаться от выбора между этими двумя концепциями и признать их равноправны­ми? Но это было бы безыдейностью и беспринципностью, а не беспристрастностью. Беспристрастность международной органи­зации означает лишь равное применение ее идей и принципов ко всем странам, общинам, людям.

Акцент на гражданских и политических правах человека — это идейная основа" Международной Амнистии," на которой она возникла и приобрела влияние в международной жизни. Социально-экономические права — совсем другая проблема; пусть важная, но другая. Существует огромное операционалистское различие между гражданскими правами и социально-экономическими правами. Первые сравнительно легко опреде­лимы и проверяемы. Требование гражданских свобод состоит в том, что государство не должно преследовать людей за выра­жение убеждений и обмен информацией. Поэтому совершенно ясно, что должно сделать государство, чтобы удовлетворить это требование: просто прекратить преследования. Социально-экономические права допускают множество  неоднозначно­стей в трактовке и проверке. Но самое главное - их осуще­ствление требует сложного комплекса экономических, полити­ческих, социальных и культурных мероприятий и не известно­го заранее количества времени, причем относительно того, ка­кие именно нужны мероприятия, может быть множество раз­личных теорий и мнений, порождающих различные полити­ческие течения. Универсального рецепта, как достичь изобилия и социальной справедливости, увы, не существует. Критика социально-экономических условий в отдельных странах неиз­бежно привела бы к распаду "Международной Амнистии" на враждующие политические фракции. И тогда она не смогла бы выполнить свою основную функцию, ради которой она была создана — стоять на страже гражданских и политических прав. Именно эту цель - политизации и распада "Международной Ам­нистии"— преследуют тоталитарные страны, стараясь привлечь внимание к социально-экономическим правам в ущерб граж­данским правам.

Другой важный принцип, входящий в идейную основу " Меж­дународной Амнистии" это ограничение сферы защиты лишь теми лицами, которые не применяют и не пропагандируют на­силия. Этот принцип тоже подвергается кое-кем критике. Ар­гумент таков. Бывают такие режимы, которые, с одной сторо­ны, бесчеловечны и отрицают основные права личности, а с другой стороны, могут быть изменены только насильственным путем; в этих случаях насилие надо признать оправданным.

Эти доводы совершенно неосновательны. Допущение насилия хотя бы в одном случае будет означать, что "Международная Амнистия" взяла на себя функцию общей оценки политических режимов и даже выбор средств для их свержения. Это ради­кально изменило бы идейную основу организации. От полити­ческой нейтральности не осталось бы и следа." Международная Амнистия" сильна тем, что она борется именно за гражданские права, а не против режимов, которые эти права нарушают. В этом различии и проявляется нейтральность "Международной Амнистии"

Беспристрастность не есть безыдейность. Да, акцент на граж­данских правах - западная идея. Значит ли это, что междуна­родная организация глобального характера должна от нее отка­заться? Но ведь это — великая идея, необходимая всему миру и незападным странам в первую очередь.

В истории западной цивилизации социально-экономические права человека были завоеваны (в той степени, в которой они завоеваны) после и в результате признания гражданских прав. Взрывоподобное развитие промышленности и науки, произо­шедшее в новое время, неотделимо от западной идеи о сво­боде личности. Однако для стран, проходящих стадию инду­стриализации в 20-м веке, ситуация складывается иначе. Исполь­зуя западную технологию и экономическую помощь великих держав (то есть, в конечном счете, ту же технологию), прави­тельства этих стран получают возможность удовлетворить первичные потребности своих граждан, отказав им в то же время в элементарных гражданских правах. Опять-таки, благо­даря   западной технологии в виде современного оружия и средств массовой коммуникации правительства могут кон­тролировать интеллектуальную и эмоциональную жизнь граж­дан с немыслимой ранее эффективностью.

Этот тоталитарный подход к проблеме модернизации — со­блазн для руководителей страны, сулящий власть и богатство, для нации же в целом - это самообман, приводящий к види­мости успеха лишь в первое время. Это опьянение, "алкого­лем" которого является технология, созданная Западом. Поэто­му и долг Запада — противодействовать тоталитарному опья­нению. Нет ничего удивительного, что "Международная Амнития" черпает свою силу в западных странах. В свое время евро­пейские колонисты и торговцы, продавая спиртные напитки туземцам, доводили до вырождения целые селения и народы. Останется ли западная общественность равнодушной к тому, 1гго это повторяется теперь в новом качестве и в новом мас­штабе, грозя затопить весь мир, в том числе и Запад? От потен­циальных потребителей "алкоголя" не приходится ожидать сопротивления — ведь они еще не знают, что это такое.

То, что в странах Запада так много людей поддерживают "Международную Амнистию" дает основания для надежды. В маленькой Голландии — 15 тысяч членов "Международной Амнистии". Это замечательно.