География власти

Поскольку именно президентская власть прочерчивает сейчас контуры инновационного развития страны, пребывание ее в Москве, городе сосредоточия традиции, представляется нелогичным. В сущности, географический выбор текущей президентской столицы предопределяет приоритеты внешней и внутренней политики России, ее вектор развития.

Может быть, самым красивым и необычным, более того, самым дерзким и вместе с тем самым перспективным решением станет размещение президентской столицы в пределах Дальневосточного федерального округа. Потому что, будем говорить откровенно, на сегодня это единственная сколько–нибудь реальная возможность хотя бы продемонстрировать, что у страны есть свои интересы в перспективном Азиатско — Тихоокеанском регионе. А также, наверное, уже единственная возможность дать импульс к новому освоению российского Дальнего Востока. Есть великая польза в том, что Россия перенесет часть тяжести своего «тела» на противоположенный край евразийского поля — европейский выбор России не возможен без азиатского; так Америка «скатывается» сегодня к обоим океаническим побережьям.

Итак, столица на берегу не моря, но океана — на границе Тверди и Хляби — первая в истории России.

Перемещая свою столицу на самый край освоенного Империей пространства, Россия берет на себя значительные обязательства. Исторический опыт показывает, что такое административное решение статически неустойчиво. Зато оно часто оказывается устойчивым динамически, принуждая элиту страны создавать новые территориально–производственные общности, новые форматы жизни, новые коммуникации и новые стандарты в политике. Удаление же от культурных традиционных пространств, столкновение с новыми идентичностями АТР — лучшая позиция для глобального стратегирования[286].

Поскольку далеко не каждый город способен удержать в себе государственные, системные, имперские смыслы, проблема выбора в пределах Дальнего Востока решена исторически. Всем необходимым условиям удовлетворяет лишь Владивосток, столица русского Тихоокеанского флота. Именно этот город и должен стать новой президентской столицей. Не навсегда. Только на ближайшие пятьдесят–семьдесят лет[287].

Центром становления исполнительной власти должен стать новый российский «хоумленд» — . Волжско — Уральский регион[288] с его девятью городами–миллионниками, построенными и проектируемыми широтными и меридиональными транспортными коридорами, нарастающими антропотоками. ВУР — зона столкновения российской (европейской) государственности с наиболее пассионарными элементами исламской цивилизации, что чревато перманентной политической и социокультурной нестабильностью, но одновременно и повышенной «социальной температурой» — провозвестницей предпринимательской активности. Территория региона важна и в том отношении, что ядро его — Приволжский федеральный округ является символом новой русской проектности — кадровой, гуманитарной и управленческой.

Вопрос: где именно? Нам видится два варианта. Первый. «Министерской столицей» России должна стать Казань, имевшая некогда статус столицы независимого государства и сохранившая историческую и культурную память об этом. Перенос в Казань кабинета министров и сопутствующих ему структур даст толчок к развитию города и поставит решительный заслон сепаратистским тенденциям, которые в новых условиях войдут в резкое противоречие с интересами бизнеса и крупнейших чиновничьих корпораций.

Другой вариант — это Самаро — Тольяттинская агломерация, которая в представлениях не нуждается.

Законодательная власть, обреченная примирять инновационное развитие с традиционными формами государственного существования, может и должна оставаться в Москве.

Место пребывания судебной власти не имеет существенного значения. Пока не имеет. Эта ситуация, однако, будет меняться, и, во всяком случае, нет никаких оснований оставлять структуры Верховного суда в «законодательной столице». Разумно разместить их в центре страны — на том же Урале (Екатеринбург), либо, что предпочтительнее, в Сибири (Томск).

Наконец, Центробанк должен размещаться как можно ближе к европейским финансовым столицам. Этим будет продемонстрировано, что страна отнюдь не собирается замыкаться на проблемах Центрально — Азиатской геополитической «плиты» и Тихоокеанского региона, но, напротив, поворачивается лицом к Европейскому союзу[289]. К сожалению, нельзя перенести русский Центральный банк в Варшаву. Остается самый европейский, самый западный из столичных городов России — Санкт — Петербург.

Следующим слоем российской государственности являются федеральные округа. Из общих соображений понятно, что размещение полномочных представительств Президента РФ в столичных городах не оправдано.

На Российском Северо — Западе столица округа должна быть максимально сдвинута в сторону Европы. Интересы страны требуют, чтобы она была перенесена в Калининград или в Мурманск. Первое предпочтительнее с внешнеполитической точки зрения (и во многом усилив позиции России в ее непростом диалоге с «ошенгенненым» Западом), второе — с точки зрения интересов бизнеса.

Подобная же альтернатива существует в Центральном ФО, где вариантами выбора являются миллионы Воронеж и Смоленск — город, связывающий Россию и европейский Запад[290].

Столицей ПФО, по всей видимости, останется удачно расположенный Нижний Новгород (замыкающий исторически сложившуюся аккреционную ось Москва — Нижний); аналогично, нет существенных оснований переносить столицу ДВФО (Хабаровск) и ЮФО (Ростов–на–Дону[291]). Заметим, однако, что центром притяжения миграционных токов на юге являются сегодня Краснодарский и Ставропольский края, формирующие новую активность и призванные выполнять аккреционную функцию для населения «перегретого» Кавказа. Если как мы предполагаем, миграционные процессы в ЮФО будут усиливаться, встанет вопрос о переносе столицы округа.

На Урале проблема выбора пока не может быть решена, так как не определился вектор развития региона.

А вот ситуация в Сибири выглядит очень интересно: кроме Томска, обретающего в нашей концепции статус федеральной столицы, на роль окружного центра претендуют — и примерно с равными основаниями — Иркутск, Новосибирск, Красноярск, Барнаул и даже Якутск.

Для полноты необходимо упомянуть и другие власти — конфессиональные структуры, и в первую очередь православие и ислам.

Речь пойдет, прежде всего, о Священном синоде и иных руководящих органах Русской православной церкви. Возможно, наиболее естественной православной религиозной столицей станет город Владимир, близко расположенный к Москве, связанный с ней удобными коммуникационными путями, относящимися к агломерационной оси Москва — Нижний. Необходимо также учесть, что Владимир является историческим центром российской государственности.

Впрочем, гораздо больше пользы России принесло бы размещение административных структур РПЦ в Киеве, тем более что мирские границы не представляют сколько–нибудь значимой преграды для Церкви, а понятие «каноническая территория» позволяет это правовым образом обосновать.

Более того, РПЦ достаточно мощная структура, и она сама нуждается в географическом разделении своих собственных ветвей власти. Так, Отдел внешних церковных (ОВЦС) сношений, МИД Патриархии, размещенный в Севастополе, колыбели русского восточнославянского православия, приблизил бы РПЦ к кафедрам четырех древнейших православных Церквей — Константинопольской, Антиохийской, Иерусалимской и Александрийской, а также к Эчмиадзину и Ватикану. Миссионерский центр должен быть в обязательном порядке перемещен на Дальний Восток: в противном случае доминирующей конфессией там станет протестантизм. Скажем больше, пять Духовных академий, особенно после своего усиления, представят из себя пять различных центров конфессиональной власти (а это — сугубо европейская сетка, что говорит о реальном пространственном контроле со стороны РПЦ — Москва, Санкт — Петербург, Киев, Минск, Кишинев).

Ислам имел при Советах несколько альтернативных административных центров[292], на что не посягал даже Сталин. Сегодня эта ситуация сохраняется: российский ислам — это ряд конкурирующих и борющихся между со бой «кафедр». Уфа, Казань и Дагестан (и, скорее всего, Махачкала) останутся в ближне — и среднесрочной исторической перспективе столицами российского ислама. А вот Москва, при раскассировании столичных функций, утратит свою привлекательность и перестанет быть средоточием интересов мусульманского духовенства.

Неясным представляется будущее российско протестантизма и иудейства, а следовательно, их вес и возможности (как и необходимость для них самих) сосредоточения в какой–либо точке географического пространства. Хотя относительно протестантизма можно предположить наличие нескольких центров, тяготеющих к европейским протестантским общинам и наращивающей свою мощь корейской общине.