В ОЖИДАНИИ «ГИБЕЛИ БОГОВ»

Говорят, что будущее легко предсказать, но трудно сделать это достаточно точно. В действительности история вероятностна, и поэтому никакого «правильного» прогноза не существует: версия, которую мы предвидим и выстраиваем, может стать Текущей Реальностью, а может ей и не стать. От нас это слабо зависит, хотя есть такие прогнозы, которые обладают тенденцией проектно сбываться. Например, сценарное предвидение аналитиков ЦРУ о грядущем распаде России…

Я знаю точно, наперед —

Сегодня кто–нибудь умрет.

Я знаю где и знаю как,

Я не гадалка, я — маньяк…

Но у всех вариантов, если, конечно, они грамотно составлены, существует общее ядро. В теории сценирования оно носит название «Неизбежного будущего». Что бы мы ни делали сейчас, какие бы решения ни принимали — «поезд мгновенно остановить невозможно». Социальные системы обладают огромной инерцией, и некоторая часть Будущего принципиально неотвратима, нравится нам это или нет.

Есть, напротив, «Невозможное будущее»: варианты развития, запрещенные известными, надежно установленными законами. Например, невозможна глобальная термоядерная война, это противоречит закону неубывания структурности сложной системы». Нельзя повысить рождаемость среди титульного населения индустриальной или постииндустриальной страны выше чем до 1,9 ребенка на семью — так утверждает «демографическая теорема». Нереализуема в принципе принятая лидерами G8 концепция «устойчивого развития» — здесь в роли «принципов запрета» могут выступить хоть законы диалектики, хоть методы вполне стандартного геополитического анализа.

Между Неизбежным и Невозможным будущим лежит Реальное будущее, которое, как я уже сказал, вариантно. Выбор одного из вариантов подразумевает переход от Пространства сценирования к одному–единственному Базовому сценарию и последующий возврат к проектной деятельности. Вы проектируете Будущее вмест того, чтобы предсказывать его. Но необходимо иметь в виду, что Вы — далеко не единственственный проектант и Будущее будет создаваться в столкновении антагонистических или во взаимодействии кооперативных проектов. В теории сценирования такое столкновение учитывается в виде рисков Базового сценария.

В описании метод сценирования довольно прост. Сначала Вы ищете субъекты сценирования — тех игроков на мировой (региональной, страновой, личной) «шахматной доске», которые участвуют в проектировали значимых для вас и вашей задачи сторон Будущего. Затем вы просчитываете объективные тренды развития, проявленные уже сегодня или готовые проявиться завтра и тем самым определяете Неизбежное будущее.

На следующем такте вы учитываете субъективный характер исторического развития, для чего проводите ролевую сценарную игру. Это — самый сложный и самый дорогостоящий этап работы. В ходе подготовки, которая должна длиться несколько месяцев, игроки и посредник изучают особенности субъектов сценирования. Затем — в ходе самой игры — игроки моделируют возможные действия субъектов, в то время как посредник учитывает объективные тенденции, общемировые закономерности и «держит рамку» возможного Реального будущего.

Затем игра анализируется, определяются критические решения, принятые игроками, на основании этих решений выстраивается система развилок и создается пространство сценирования. В этом пространстве выбирается — вами или заказчиком — траектория, отмечающая базовый сценарий, выстраивающий то Будущее, в которое вы хотите попасть. Сценарии, альтернативные к базовому, рассматриваются как его риски, сценарные развилки определяют возможные принципиальные решения и привязывают их ко времени, когда они должны будут быть приняты, — так определяются «окна возможностей». На следующей стадии происходит возврат в пространство проектирования и на основании базового сценария создается проект развития. Как сказал бы Винни Пух: «По–моему, так».

Базовый сценарий, реализованный в виде проекта или мегапроекта, может быть руководством к действию или же ничем. Беда России в том и состоит, что в стране наблюдается паралич политической воли, который затрудняет переход от сценирования Будущего к его проектированию. В кругах экспертов, занимающихся прогнозированием, шутят: «У нас в стране есть только два сценария — инерционный и нереалистический».

Впрочем, нет худа без добра: по той же причине, то есть из–за отсутствия политической воли на уровне высших элит, Россия смогла избежать включения себя в чужие конструкции Будущего в качестве одного из объектов проектирования. Так что пока еще мы не потеряли шансов обрести субъектный статус и стать одним из ключевых игроков на рынке Будущего.

Ни у кого нет монополии на разработку сценариев Будущего. Это — сложная работа, требующая коллективных усилий. Япония, которая при премьер–министре Коидзуми профессионально занималась разработкой концепции постиндустриального развития страны, создала для этой цели специальную комиссию, в которую вошли ученые, политики, представители деловых кругов, писатели, деятели культуры, военные, космонавт и даже гейши. Результатом работы этой исследовательской группы стал замечательный документ «Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке»[16], в соответствие с копим стран. приводит ни более и ни менее чем свою конституцию. Важную роль в реализации этого проекта играют в частности, художники–мультипликаторы, чья деятельность способствовала распространению в мире моды на анимэ.

Текущий момент характерен, интересен и страшен тем, что резко снижается вариантность Будущего, иначе говоря Неизбежное почти смыкается с Невозможным оставляя очень тонкий «зазор» для самостоятельного исторического творчества.

Мы живем в конце эпохи. Индустриальным мир достиг предела своего развития, и все четыре базовые деятельности Человечества — познание, обучение (воспроизводство накопленной информации), управление и производство — находятся в тяжелом и длительном кризисе. Падает производительность капитала и растет норма эксплуатации — везде. Падает возраст потери познавательной активности у детей, и школа уже не в состоянии с этим справиться, в результате чего резко снижается грамотность и теряется онтологическая «рамка» — везде. Уменьшается эффективность труда ученых: по критерию производства новых смыслов на одного исследователя мы опустились на уровень Темных веков. Управленческие системы, напротив, захлебываются в избытке информации, которая уже не может быть обработана в реальном времени. Разрушаются привычные международные и национальные организующие структуры. Нарастает антропоток, и нетрудно оценить, что уже скоро можно будет говорить о новом «великом переселении народов».

Мы интерпретируем все это как приближение общества к постиндустриальному барьеру, и если этот барьер обладает теми же свойствами, что индустриальный и неолитический, мы обязаны предсказать вступление Человечества в один из наиболее критических периодов его развития за всю его историю.

Брат поднимет клинок на брата,

Родичи близкие в распрях погибнут.

Век бурь и волков, век мечей и секир

Перед гибелью мира…

Наступающий этап мировой нестабильности проявится, прежде всего, в военной области. Есть все основания предсказывать серьезный военный конфликт масштаба мировых войн первой половины XX столетия или взаимоувязанную цепь локальных конфликтов в середине второго–начале третьего десятилетия нынешнего века. Одной из предпосылок этого станет энергетическая проблема, проявляющаяся не столько как нехватка сырья, сколько как кризис генерирующих мощностей и распределительных сетей. Данный кризис, в частности, положит конец промышленному росту Китая, что послужит причиной внутреннего кризиса в этой стране по типу «перестройки», если не гражданской войны.

Другой важной предпосылкой станет рост внутренней нестабильности в ряде стран, осуществляющих постиндустриальные преобразования. Две различные во всем политические, социальные структуры — умирающая индустриальная и рождающаяся когнитивная вступят в смертельную схватку между собой. Это проявится в росте насилия, резком изменении статистики катастроф, преступности и самоубийств. Это сделает неизбежным переход ряда стран к агрессивной внешней политике во имя утилизации пассионарной энергии молодежи и стабилизации внутреннего положения.

В некоторых государствах, в частности в России, внутренняя нестабильность проявится как взрывной рост антагонизма между поколениями — «детские войны».

Насколько я могу судить, фокусом конфликтов первой половины XXI века станет Азиатско — Тихоокеанский регион, а первой серьезной войной «сверхнового времени» — новая Русско–японская.

Таково Неизбежное будущее, которое, однако, ещё можно «раскрасить в разные цвета» и превратить из «совсем катастрофического» в «сложное и неоднозначное». Этим занимаются четыре великие державы современности — акторы собственных постиндустриальных проектов: Япония, США, Германия (Евросоюз) и Россия.

«Но это уже совсем другая история».