I. Европейский когнитивный проект

Что такое ЕС?

Самуэль Хантингтон, популярный американский публицист и геополитик, проводит по восточной границе Польши рубеж между европейской и «слявянско–православной» цивилизациями[237]. В этом есть определенный резон, хотя возникает ехидный вопрос: «какой границы и которой Польши?». Не случайно Польша то расширялась до космических масштабов, включая в себя и Литву, и Смоленск, и едва ли не Москву, то прекращала свое существование в очередном разделе. Просто в США, где велико значение польской диаспоры, не принято писать и говорить, что не Россия, а именно Польша является типичным «разделенным государством», ибо находится на геополитической «пустоши».

Восточным рубежом Европы исторически была не Висла, а Одер. Славянская же культура формировалась к востоку от линии Западная Двина — Днепр. И Европа, и Россия стремились закрепить пустоши за собой, что обусловило непрерывные военные конфликты и перманентную политическую нестабильность на всей оспариваемой территории. Восточная Пруссия, Польша, Галиция, Молдавия и Валахия — не субъекты, но объекты международной политики: пространство хантингтоновского столкновения цивилизаций. Величие Польши в том и состоит, что, развиваясь в поле центробежных политических сил, она сумела не только создать и пронести сквозь века собственную государственность, но и построить самостоятельную культуру — не чисто западную и не чисто восточную.

Сегодня Россия, проигравшая Третью Мировую (холодную) войну, оттеснена даже не к днепровскому рубежу, а далеко за него, а Европейский союз строит планы очередного расширения на восток, предполагая, очевидно, что современная геополитическая конъюнктура сохранится надолго…

Сегодня ЕС — это 373 миллиона человек (США — 268 миллионов, Россия — 110 миллионов) и 9,2 триллионов долларов совокупного ВВП. По этому показателю Евросоюз несколько уступает США с их 9,9 триллионами, но значительно превосходит Россию (чуть больше 0,5 триллиона «белого» ВВП).

А началось все в 1942 году планом Маршалла, устанавливающим послевоенное устройство Европы, и продолжилось в 1946 году фултоновской речью У. Черчилля и созданием Франко–германского общества угля и стали.

Дальнейшая хронология создания Европейского союза выглядит следующим образом:

1951 г. Парижский договор. Вступление Италии и стран Бенилюкса в Общество угля и стали.

1957 г. Создано Европейское сообщество по ядерной энергетике (Римский договор).

1958 г. Создание прообраза Общего рынка (Франция, Германия, Италия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург).

1967 г. Слияние исполнительных органов Общества угля и стали, Европейского сообщества по ядерной энергетике и Европейского экономического сообщества. 1973 г. Энергетический кризис. ЕС обретает свою базисную идеологию: ею становится экологический дискурс, заданный работами Римского клуба.

1973 г. Вступление в Общий рынок Великобритании, НИИ, Ирландии, Дании. Решающее событие в деле европейской интеграции: Правительство Ее Величества, не найдя адекватного ответа на топливный кризис и стагнацию экономики, соглашается пройти унизительную процедуру вступления в будущий Евросоюз «на общих основаниях».

1975 г. Хельсинские соглашения. Договор о нерушимости границ в Европе.

1981 г. Вступление Греции в процесс европейской интеграции.

1985 г. 14 июня. Подписание Шенгенских соглашений. Проектирование единого визового пространства ЕС.

1986 г. Вступление в ЕС Португалии и Испании.

1990 г. Вступление в ЕС Восточной Германии (с нарушением ряда норм, принятых в сообществе).

1990 г. 19 июня принята Шенгенская конвенция как развитие Шенгенских соглашений.

1991 г. Беловежские соглашения. Распад СССР. Окончание «холодной войны».

1992 г. Подписан Маастрихтский договор, определивший рамки создания единой валюты ЕС.

1995 г. К организации присоединились Австрия, Швеция и Финляндия. Возник «Комитет шестнадцати».

1995 г. 26 марта. Начало работы Шенгенских соглашений (для семи стран ЕС).

1997 г. Амстердамский договор, расширение сферы политического и экономического сотрудничества в Европе.

1999 г. Вводится в обращение безналичный евро.

2002 г. Появление наличного евро.

2004 г. Самое масштабное расширение содружества: добавились Литва, Латвия, Эстония, Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Словения.

2008 г. Что ознаменует он?

Современный Европейский союз не является империей, федерацией, конфедерацией или иной формой наднационального государства. Это, скорее, сложный комплекс международно–правовых договоренностей, подписантами которых является большинство европейских государств, определенная «рамка», выстроенная для любых жизненных форматов.

ЕС можно представить себе как «предельный случай» правового государства: правовая система, полностью определяющая и экономику, и политику, и культуру определенной территории. В известной мере ЕС — это результат злоупотребления юридическими нормами в государственном строительстве (подобно тому как СССР был результатом злоупотребления законами политэкономии), своеобразная «экземплификация самоуправляемой прокрустики» (по Ст. Лему).

Евросоюз представляет собой единый рынок, в рамках которого выполняются четыре свободы передвижения. людей, капитала, товара и услуг. ЕС, однако, нельзя в полной мере отнести к либеральной экономической модели, потому что общеевропейский рынок является хотя и антимонопольным, но зато жестко регулируемым через систему квотирования.

Три стратегии — три разных союза

Для Европейского союза как нельзя лучше подходит слово «проект». Во–первых, его развитие еще не завершено — ни «вширь», присоединением новых территорий, ни «вглубь», увеличением степени интеграции земель, уже охваченных европейским объединением. Во–вторых, создание ЕС было от начала до конца искусственным, управляемым, целенаправленным процессом, причем цель проектанта многократно менялась.

Следует говорить о трех совершенно разных замыслах, смешанных в сегодняшнем Европейском союзе.

Первый Европейский союз имеет геополитический и индустриальный характер. Его субъектом является Германия, а сам проект может быть охарактеризован как «Четвертый Рейх». Речь идет о реализации идеи военно–экономического объединения Европы против того или иного сильного противника.

Исторически первым шагом на пути создания такой Объединенной Европы был наполеоновский «Декрет о континентальной блокаде». В качестве «внеевропейского врага» рассматривалась Британская империя. Реализация проекта привела к острому экономическому кризису, неудачной войне с Россией и распаду бонапартистской империи на национальные государства.

Германский проект Единой Европы, принадлежащий кайзеру Вильгельму II, был уничтожен Первой Мировой войной Эфемерными оказались успехи гитлеровской Германии (созданная в 1940–1941 гг. империя стала ядром макрорегионального союза, соответствующего по уровню интеграции Европе Наполеона).

Новый германский проект направлен, несомненно, против США (и в некотором смысле против России). Этот проект выглядит более совершенным и завершенным созданием, нежели предыдущие, но он столь же уязвим политически, экономически и психологически.

Вторая стратегия восходит к Римской империи (первому и наиболее успешному опыту европейской интеграции). Ее создателем, по–видимому, является Ватикан в лице папы Иоанна Павла XXIII, одного из наиболее ярких и интересных политиков в долгой истории Римско–католической церкви.

РКЦ всегда рассматривала европейскую интеграцию как этноконфессиональное объединение христианской Европы, направленное сначала против язычников, позднее против мусульман и далее — против коммунистов. В этой связи «ватиканская составляющая» современного Евросоюза представляет собой скорее трансцендентальный, нежели индустриальный проект.

К несчастью для Иоанна Павла XXIII, процесс утраты христианской идентичности европейцами зашел достаточно далеко, вследствие чего современный ЕС не приобрел конфессиональной окраски (и вообще какого–либо трансцендентного начала) даже в условиях активного проникновения в Европу исламской культуры.

Третий проект, вошедший составным звеном в европейскую интеграцию, является постиндустриальным (когнитивным). Источником этой проектной составляющей служат кельтские народы, и прежде всего ирландцы. Ирландия очень недолгий срок существует как независимое государство. Население страны во все времена оставалось немногочисленным, причинами тому были периодически повторяющиеся «голодные годы» и массированный миграционный отток. Тем не менее Ирландия создала великолепную культуру — песенную, поэтическую и уже в XX столетии явила миру прозу Д. Джойса. В эпоху независимости креативный потенциал Ирландской Республики, однако, резко упал, что вызвало тревогу национальной элиты и привело к созданию «ирландской инновационной модели», в рамках которой Ирландия превратилась в оффшор для всякого рода творческой деятельности. По сей день в Ирландии не взимаются налоги с продуктов творческого труда.

Ирландская инновационная модель способствовала быстрому росту современных форм производства, прежде всего АТ-технологий. Инсталляция этой системы привела к быстрому росту ирландской экономики и повышению уровня жизни в стране.

Ирландское (постиндустриальное) экономическое чудо послужило прообразом реконструкции экономики Восточной Германии. Хотя распространить этот опыт целиком на всю территорию бывшей ГДР не удалось, элементы «творческого оффшора» отчетливо просматриваются в Берлине, на глазах становящемся «мировым городом».

Три компонента европейской интеграции направлены в разные стороны и строят разное Будущее. Чтобы уравновесить их в единой политической конструкции, нужна «точка сборки», и адепты ЕС нашли ее в идее «правового государства». Выше уже говорилось, что Евросоюз представляет собой своеобразное «злоупотребление правом» в экономическом, политическом и культурном конструировании.

Современное гражданское право, однако, вовсе не похоже на так называемые «фрактальные протоколы» гедонистического и творческого будущего: оно предельно некогнитивно. Оно даже неиндустриально. Единственная область, в которой оно безупречно работает, есть та, ради которой его в свое время и создавали: область феодальных прав и привилегий, и прежде всего обращение собственности на землю. Юридические формулы своей чеканной архаикой напоминают судейские парики, и не случайно интеллектуальную собственность они рассматривают как несколько своеобразное, но вполне узнаваемое «ленное право».

Поскольку право представляет собой фундамент всех европейских политических институтов, деятели Евросоюза вынуждены любой ценой превращать свое детище в «правовое государство», где любая деятельность совершается, прежде всего, в юридическом пространстве и допускает однозначную юридическую оценку.

Ирония судьбы! Элитам США пришлось изобрести политкорректность, чтобы «взрослая жизнь» отвечала тем представлениям о ней, которые создаются в школе. В известном смысле, американцы трудолюбиво выстроили на своем континенте «школьную утопию». А европейцам придется завести у себя ту же политкорректность и тот же харассмент, чтобы постиндустриальная реальность пришла в соответствие со средневековой юридической практикой.

Право, как точка сборки политического проекта, имеет еще и тот недостаток, что сводит все личные и общественные связи к измеримым, а все социальные процессы — к аналитическим. В любой фазе развития такая редукция может рассматриваться лишь как грубое приближение. По мере приближения к постиндустриальному барьеру неизмеримые компоненты приобретают все большее значение, доля неаналитических процессов (в том числе в экономике) нарастает. В этой связи сшивающие правовые институты ЕС вынуждены вводить все более и более глубокое регулирование как экономических, так и общественных отношений. При этом, во–первых, падает эффективность экономики, во–вторых, стремительно нарастает стандартизация всех сторон жизни, а в-третьих, каналы управления переполняются информацией Можно с уверенностью сказать, что информационный автокатализ, предсказываемый для всех управленческих систем, находящихся в окрестностях постиндустриального барьера, будет носить для ЕС характер прогрессирующего производства правовых норм, институтов стандартов.

По мере нарастания глубины правового регулирования всех сторон жизни уровень «доступной личной свободы» будет соответственно уменьшаться. На какое–то время социальная реклама сможет воспрепятствовать осознанию этого обстоятельства массами, но рано или поздно произойдет информационный прорыв, после чего западное общество начнет быстро политизироваться Предвестниками такого развития событий являются недавние беспорядки во Франции.

Второй «опорной колонной» конкурирующих европейских проектов является экологическое мышление: воспроизводство существующих социальных институтов через воспроизводство природной среды. Сегодня экологические императивы тесно сцеплены в ЕС с правовыми, образуя культурную оболочку, от которой европейские элиты не могут отказаться, не вызвав серьезных потрясений.

Экологические требования добавляют нагрузку на европейскую экономику.

Эта нагрузка итак является значительной вследствие:

• Прогрессирующего старения населения

• Высокой нормы социального и пенсионного обеспечения в ЕС

• Бюрократической зарегулированности экономики Сообщества

Непроизводительных расходов на выравнивание жизненного уровня в различных историко–географических регионах ЕС

• Энергозависимости ЕС в отношении углеводородов, ядерного топлива, генерирующих мощностей

За устойчивость экономики ЕС по отношению к этим неблагоприятным факторам отвечают четыре основных механизма:

1 Ядром Союза являются страны с постиндустриальной экономикой. Для таких стран характерно сочетание развитого индустриального производства и высокоэффективного инновационного сектора экономики.

2. В пределах ЕС низки транспортные издержки.

3. Экономика ЕС построена на привлечении дешевой рабочей силы с восточной и южной периферии Содружества, что позволяет обеспечить воспроизводство человеческого капитала.

4. Постоянное и быстрое расширение ЕС за счет включения новых и новых стран позволяет компенсировать растущие издержки производства ростом капитализации основных фондов.

Первые три механизма позволяют охарактеризовать экономику Союза как некий аналог гигантского «водяного колеса», которое приводится в действие миграционным потоком «юго–восток–северо–запад». Тем самым ЕС не может серьезно ограничить этот поток, не ставя под сомнение эффективность своей экономической модели.

Четвертый механизм заставляет отнести Европейский союз к «молодым» бизнес–системам, в которых первоочередную роль в образовании прибыли играет расширение «пространства доступа», а не снижение издержек. Понятно, что свободное «пространство доступа» рано или поздно будет исчерпано, что вызовет в Сообществе тяжелый экономический кризис.

Закат Европы

Подведем некоторые итоги.

Европейский постиндустриальный проект состоит из трех самостоятельных линий различного происхождения и различного фазового содержания. Ведущим является германский индустриальный проект «единого европейского геоэкономического пространства».

Ввиду фазовой неоднородности европейский постиндустриальный проект неустойчив по отношению к экономическому и социальному развитию: по мере вхождения в зону постиндустриального барьера его индустриальная (германская) составляющая отстает, в то время как инновационная (ирландская) ускоряется. Этот процесс не имел бы деструктивных последствий, если бы трансцендентная (католическая) составляющая могла бы удерживать баланс проектности. Однако, судя по современному состоянию этноконфессиональной идентичности европейцев, это абсолютно исключено.

Обе институциональные сборки европейского проекта _ через экологию и через правовые системы — также имеют фазово–неустойчивый характер и, кроме того, нерентабельны экономически.

С экономической точки зрения европейский проект дефициентен в следующих отношениях:

• Проект предусматривает нарастание зависимости по энергоносителям от России и государств Персидского залива (эта зависимость усугубляется по мере вступления в ЕС новых членов и исчерпания месторождений в Северном и Норвежском море)

• Электроэнергетическая политика ЕС носит догоняющий характер, что обусловливает медленное, но неуклонное развитие кризиса энергосистемы (по мере выбывания генерирующих мощностей)

• Эффективность экономики будет снижаться по мере неизбежного роста глубины правового и административного регулирования

• Остановка экстенсивного развития приведет к переходу экономических механизмов на альтернативную модель (снижение издержек вместо наращивания объема) и острому конфликту между экономическими и политико–юридическими императивами ЕС

По совокупности экономических проблем можно прогнозировать три кризиса ЕС:

2019–2025 гг. — энергетический (конфликты внутри Сообщества из–за нехватки электроэнергии);

2008–2025 гг. — структурный (переход ЕС к модели «зрелого» рынка, то есть от стратегии «захвата территории» к стратегии «снижения издержек», конфликты юридических институций и экономических субъектов);

2020–2030 гг. — инновационный (конфликты между «индустриальной» и «когнитивной» проектными стратегиями).

Представляется, что эти кризисы приведут к распаду Содружества между 2025 и 2030 годом, причем деструктивные тенденции отчетливо проявятся уже к концу второго десятилетия XXI века.

Кроме того, поскольку экономический механизм ЕС носит в основном индустриальный характер, Евросоюзу придется столкнуться со всеми проблемами «постиндустриального барьера»: образовательным кризисом, кризисом рынков, нарастанием статистики катастроф и т. д.

С политической точки зрения основной проблемой Содружества является острая необходимость в расширении миграционных потоков при отсутствии (в отличие от США) сколько–нибудь работоспособных институтов СК-переработки.

Интересно, что источником «пробоя» станут не мигранты, а именно коренные жители. Причиной станет уже функционирующий в США когнитивный «тепловой» механизм использования мигрантов для повышения рентабельности бизнеса через распределение собственности, принадлежащей среднему классу, между наиболее эффективными предпринимателями[238]. По мере повышения общей психологической и социальной нагрузки на систему существование такого механизма, «обкрадывающего коренных тружеников», становится источником социального напряжения среди «своих». Политическим механизмом, канализирующим возмущение, станут политические партии правой направленности.

(Заметим, что уже сейчас правые политические партии набирают голоса в Австрии, Бельгии и Франции одним лишь проявлением внимания к теме миграции.)

Альтернативным механизмом деструкции может стать «новое левое движение», которое, по–видимому, также будет связано с миграционными потоками.

Мы пришли к выводу о дефициентности европейского постиндустриального проекта и о неустойчивости Европейского союза по отношению к фазовому движению и миграционным процессам. Само собой разумеется, такой результат не является фатальным, он лишь весьма вероятен.

Конечно, слова распад ЕС нельзя понимать слишком буквально. Рассыплется именно то, что скрепляет проект Европейского дома — единое визовое и правовое пространство. Но останется евро, останутся и многие конструкции Общего рынка — в конце концов, они возникли много раньше политической надстройки ЕС. Останется — какими–то своими элементами — и европейский когнитивный проект.