1. Ипотечный кризис в среднесрочной перспективе

Всего лишь год назад было модно говорить об успехах глобализации, о перспективах расширения ВТО, о совместных усилиях стран G8 по преодолению нехватки электроэнергии (в развивающихся странах), о прогрессе новых технологий. Господствовала концепция устойчивого развития мира, и если что–то и омрачало настроение политикам и политологам, так это «мировой терроризм», борьба с которым оказалась долгой и малорезультативной.

Сегодняшняя ситуация выглядит совершенно противоположной: газеты, телевидение и Интернет говорят об экономическом кризисе, политической нестабильности, нарастающих социальных проблемах. Эксперты прозрачно сравнивают ситуацию с 1929 годом и намекают, что худшее впереди.

Такое шараханье из одной крайности в другую свидетельствует, конечно, о непонимании содержания процессов, которые на наших глазах развертываются в глобализованном мире.

«Философствование без системы не может иметь ничего научного, поскольку не только выражает субъективное умонастроение, но еще и случайно по своему содержанию»[213].

Настроение в связи с кризисом в экспертном мире довольно подавленное, тем более что сам этот кризис предсказывался лишь наиболее маргинальными группами специалистов.

Я сам предсказал ипотечный кризис (кризис деривативов) несколько лет назад, хотя отнес его начало Не На осень 2008 года, а на зиму 2009 года. Я полагал тогда что американцы предпочтут «создавать впечатление гармонии» вплоть до дня президентских выборов, а Там рукой подать до Рождества и инаугурации, омрачать которые взрывным ростом экономических проблем неправильно. Поэтому ипотечные трудности будут «заметаться под ковер» где–то до конца января. Потом, конечно, проблему отрыва деривативной экономики от реального производства придется решать, и решать через кризис, потому что другого способа переустройства экономики никто пока не придумал.

Скорее всего, так и получилось бы, если бы не события в игрушечном закавказском государстве на самой границе глобализованного мира.

Грузия имела опыт независимого существования. При царице Тамаре она даже относилась к числу великих региональных держав. Грузия через ряд значимых фигур, не последней из которых был И. Сталин, была включена в мировую историю. Грузия обладала конвенционально признанной культурой. Страна не была обделена и природными ресурсами — от теплого моря и богатого бухтами побережья до рудных ископаемых и минеральных источников, от посевов зерновых до виноградников, пользующихся всемирном известностью. После распада СССР на территории Грузии остался ряд промышленных предприятии, в том числе оборонных, и развитая военная инфраструктура. Наконец, в советское время банковская система всего Закавказья была ориентирована на Тбилиси, то есть формирование собственных финансов проходило в независимой Грузии в благоприятных условиях.

Так–то оно так, но сразу же выяснилось, что воспользоваться накопленным потенциалом сколько–нибудь разумно правители Грузии не способны. Оказалось, что за столетие промышленного переворота в Российской империи и за семьдесят лет советской власти грузины не осознали себя единым народом, и как только давление сверху ослабло, Грузия сразу же превратилась в конгломерат кланов и народностей. Центробежные процессы привели к отделению от собственно Грузии Абхазии и Осетии, и невооруженным глазом было видно, что процесс фрагментации Грузии на этом не остановится. Понятной задачей каждого из сменяющих друг друга грузинских лидеров было как–то удержать целостность страны, а при возможности вернуть отделившиеся феодальные княжества.

В том, что «революция роз» была спроектирована Соединенными Штатами, сейчас уже никто не сомневается. Другое дело, что для американцев вопрос стоял лишь в испытании новой геополитической стратегии — интересы самой Грузии стояли на десятом месте. Но М. Саакашвили остался связан с США как отношениями личной верности, так и через супругу, входящую корнями в один из второстепенных американских политических кланов. Грузинский президент принимал факт наличия у него обязательств перед США и справедливо считал эти обязательства до некоторой степени взаимными.

Свои проблемы были у Штатов, по неосмотрительности втянувшихся в две непопулярные и экономически бесперспективные войны. Курс доллара постепенно падал, американское влияние ослабевало даже в Латинской Америке, конкурентоспособность экономики США снижалась. Крепло понимание того, что США повторяют ошибки, сделанные предыдущими мировыми лидерами, перегружены обязательствами по всему свету и теряют цивилизационный приоритет. Это был понятный и многократно изученный сценарий «гибели Рима».

Перед выборами 2004 года в американских элитах господствовали настроения, что все проблемы пока еще могут быть решены жесткой, последовательной и бескомпромиссной политикой силы. Это означало, что республиканской администрации предстоял второй срок Второй, но никак не третий. В 2008 году корабль американской политики, внутренней и внешней, должен был совершить резкий поворот и для этой цели как нельзя лучше подходили демократы — не суть важно, во главе с Хиллари Клинтон или с Бараком Обамой.

Так понимали ситуацию все, кроме республиканцев, которые пока еще находились у власти. Буш и Маккейн толкают М. Саакашвили на явную авантюру. Последний не заставил себя упрашивать, и 8 августа началась короткая и несчастливая Осетинская война, в которой Грузия потерпела военное поражение, Россия — дипломатическое, Абхазия и Южная Осетия превратились в никем, кроме России, не признанные квазигосударственные образования, а Маккейн резко поднял свои шансы на близких выборах заранее продуманной фразой: «Мы теперь все грузины».

Этого, конечно, делать не стоило. Рейтинг республиканцев вырос, выборы были близко, а с ними внятная перспектива еще четырех, если не восьми лет республиканской политики в исполнении Дж. Маккейна. Подобного нарушения ранее достигнутых договоренностей американская «национальная корпорация», разумеется, не стерпела, и ровно за шесть недель до выборов ипотечный кризис, наблюдаемый аналитиками с середины 2006 года, внезапно переходит из скрытой в манифестную форму.

Время выбрано очень удачно: шесть недель совершенно достаточно для того, чтобы кризис раскрутился полностью, население осознало бы его и связало с деятельностью республиканской администрации. Но с учетом инертности экономики шести недель, конечно, не хватит для того, чтобы сработали антикризисные меры, пусть и самые гениальные.

Республиканцы потерпели унизительное поражение, Барак Обама одержал внушительную победу, но ценой всего этого стал преждевременный кризис. Думаю, что в первые недели своего развития этот кризис еще и «подогревался» американскими СМИ, в него закачивалась дополнительная энергия разрушения. И сейчас нам предстоит ответить на вопрос: чем же все кончится на этот раз?

Начнем с очевидного. Сам по себе ипотечный кризис значим лишь в тех странах, где развернута экономика деривативов, существенен ипотечный сектор, а работа менеджеров банков оценивается по числу выданных кредитов. Последнее возможно, только если цены на недвижимость растут быстрее банковского процента.

В 1970?х годах американцы столкнулись с серьезными проблемами в секторе банковского кредитования. Тогда банки тоже соревновались по объемам выданных кредитов, формальная валюта баланса раздувалась до небес, а об обеспечении и возврате никто не заботился. В конце концов разразился острый кризис ликвидности. Положение было спасено отчасти государством, отчасти Федеральной резервной системой, но ценой резкого усиления контроля над инвестиционными банками. При ипотечных кредитах ситуация вроде бы иная: всегда имеется залог — недвижимость, под которую взят кредит. И пока недвижимость растет в цене, все в порядке.

Проблемы начинаются, если переоцененная недвижимость резко дешевеет, в результате чего стоимость залога (а по большей части, это еще и «недострой») оказывается значительно меньше суммы кредита с начисление» ми процентами. В этом случае ликвидность ипотечных банков, разумеется, падает, и если они не смогут быстро получить дешевые межбанковские кредиты, происходит банкротство. Если банков–банкротов достаточно много начинается финансовый кризис, который постепенно распространяется на сектора реальной экономики.

Понятно, что с таким кризисом столкнулись только США и отчасти Великобритания. В остальных странах просто не выдано достаточного количества ипотечных кредитов. В России их объем практически незначим: к 2008 году он достиг 560 млрд рублей (чуть больше 1 % ВВП). По данным, представленным президентом Ассоциации российских банков Г. Тосуняном[214], объем ипотечных кредитов в денежном выражении надушу населения, выданных на территории США, почти в 7 тыс. раз превышает этот показатель в России. В штатах эта цифра составляет 212 тыс. евро на человека, в то время как в России — 31 евро.

Но уровень связи современной мировой экономики велик настолько, что кризис в финансовом секторе США неожиданно аукнулся в совершенно других мирах–экономиках.

Выяснилось, что король голый! Прежде всего оказалось, что недвижимость переоценена везде. В течение десятилетий строительство стимулировалось именно тем, что цены на нее растут быстрее ставки рефинансирования. Квартиры и офисы покупали не для того, чтобы ими пользоваться, а просто с цепью вложить деньги и получить прибыль. Вокруг этого процесса плодились и размножались компании–посредники И вот теперь внезапно обнаружилось, что масса игроков на этом рынке осталась на руках с недвижимостью, которую нельзя быстро и выгодно перепродать. Выбор, стоящий перед риэлторами, прост: либо получить какие–то деньги сейчас, но с очень большим дисконтом, либо — вернуть, по крайней мере, вложенные средства, но — в неопределенном будущем. Для большинства из них это выбор между альтернативными формами разорения.

Таким образом, локальный ипотечный кризис превратился в глобальный кризис рынка недвижимости: в сущности, обвал одного дериватива (на ипотечные кредиты) вызвал синхронный обвал другого (на цены рынка недвижимости).

А дальше «посыпалась» строительная отрасль. Вслед за ней — производство строительного оборудования. Сразу же начались проблемы у машиностроения. И тут оказалось, что в период активного экономического роста склады были забиты черным и цветным металлом, купленным «про запас». И тогда упал спрос на продукцию металлургического производства.

Сокращение рынка деривативов привело к рецессии реальной экономики и опосредовано к резкому снижению цен на углеводороды, что напрямую затронуло интересы стран–экспортеров, в том числе — России.

Столь массивные сокращения производства не могли не вызвать значительных увольнений, сокращения муниципальных и государственных расходов и в конечном итоге кризиса потребления. Он, в свою очередь, замедлил обращение финансов, в результате чего круг обратной связи замкнулся. Благодаря глобализации все это произошло быстро и повсеместно. Походя были разрушены экономики целых стран, неудачно вложившие государственные облигации в разваливающиеся инвестиционные фонды (Исландия).

Самое интересное, что на данном этапе кризиса США пострадали даже меньше других, что выразилось в относительном росте доллара на фоне остальных мировых валют. Иными словами, им удалось экспортировать кризис. Но в условиях замкнутости мировой экономики отраженная волна рецессии рано или поздно придет в Соединенные Штаты.

И что тогда?

В сущности, у нас не очень много сценариев развития кризиса.

Начнем с того, что лишь один из них в какой–то мере можно назвать глобализационным. Остальные осуществляются исключительно на уровне национальных государств.

Во–первых, могут быть повторены действия, которые принесли успех в 1970?х. Государство затыкает возникшую финансовую дыру ценой установления своего контроля в кризисной области. В США — это тотальный контроль банковского сектора, в России — создание очередной государственной корпорации, на этот раз строительной. В перспективе, если этого окажется недостаточно, придется переформатировать также металлургию и, вероятно, автомобилестроение. В этом сценарии («Государственный посткапитализм») кризис купируется, возможно, даже без серьезных социальных последствий, но государство вынуждено брать на себя новые и явно избыточные функции. Приблизительно в десятилетней перспективе это приведет к экономическому кризису нового (а для России — старого) типа — кризису неконкурентоспособной огосударствленной экономики.

Во–вторых, государство может стимулировать активное развитие новых секторов экономики — нанотехнологии, биотехнологий, развитых информационных технологий, нового градостроительства, природопользования и т. п. Фактически, речь идет о том, чтобы заменить опадающий мыльный пузырь недвижимости несколькими другими еще не раздутыми пузырями (сценарий «Технологическим прорыв»)[215]. Тем не менее сомнительно, что такую машинку можно раскрутить настолько быстро, чтобы успеть скомпенсировать катастрофу рынка недвижимости, уже анонсированную. Кроме того пузырь новых технологии рано или поздно тоже лопнет…

В-третьих, можно пройти через рецессию Этот сценарий («Гала–депрессия») вполне возможен весь вопрос, насколько затяжной окажется рецессия и насколько устойчивы к ней социальные механизмы, сконструированные в модели «устойчивого развития» Этот сценарий очень труден для социально ориентированной Европы и, вероятно, заканчивается общественными беспорядками, выливающимися впоследствии в гражданскую войну. Казалось бы, США могут успешно играть на этом поле, но оказывается, что их штабная экономика слишком глобализована для многолетней рецессии Можно выразиться и определеннее: в условиях всеобщей многолетней рецессии штабная экономика неэффективна и невостребована[216].

В первых двух вариантах кризис, в сущности, оттягивается (возможно, на достаточно долгий срок — от 10 до 20 лет). Третий сценарий является своеобразным аттрактором: в конечном итоге все дороги ведут в «Гала–депрессию».

Но есть еще четвертый сценарий — раздуть новый экономический пузырь за счет военных расходов. Путь по которому США пошли в 1932 году, когда демократ ф. Рузвельт сменил на посту президента США республиканца Г. Гувера. У этого сценария есть только один недостаток: он или тоже ведет к аттрактору всеобщей затяжной рецессии, либо же приводит к войне. И речь идет о серьезной войне, сравнимой по своим масштабам со Второй Мировой или даже превосходящей ее. Лекарство, которое и во времена Ф. Рузвельта было опаснее самой болезни.

Насколько можно судить по рекордному американскому военному бюджету на 2009 финансовый год и по резкому обострению политической обстановки вокруг Арктики, американские правящие элиты рассматривают четвертый сценарий «Война вместо депрессии» как возможный, хотя вряд ли как самый вероятный. Можно прикинуть, что проектируется региональный конфликт с участием России, целью которого является как минимум интернационализация полярных морей, а как максимум интернационализация Сибири. Не исключено ограниченное применение сторонами ядерного оружия. Поводом к войне станет либо очередное обострение ситуации вокруг Грузии (тогда движущей силой антироссийской коалиции будут США), либо острый кризис на Украине (тогда на первом этапе европейцы будут действовать сами). Следует еще раз подчеркнуть, что речь идет не о войне в обычном смысле этого слова (продолжение политики иными средствами), а о решении сугубо экономической задачи (продолжение экономики иными средствами). Такая война может даже до определенной степени носить «договорной характер»: политика США последних десятилетий определенно указывает, что американцы стремятся сохранять те национальные элиты, которые согласны смириться с утратой части национального суверенитета.

Другой вопрос, что Россия остается Россией, и совершенно неочевидно, что она пойдет на «договорную» или вообще ограниченную войну. Так что военный сценарий может иметь своим эндшпилем Армагеддон.

В эпоху Ф. Рузвельта начало антикризисных оборонных мер и начало войны разделяло семь лет. Сейчас связность мира намного выше, и мы не ошибемся, обозначив примерный интервал возможного начала войны от осени 2010 до осени 2012 года.

Война, даже в ее крайней версии Армагеддона, не станет концом света. Она просто будет другой, альтернативной формой рецессии. Никто ведь не доказал, что внешняя война опаснее гражданской.

Проблема в том, что современное мироустройство, и прежде всего мировая транспортная сеть, с трудом функционирует даже в идеальных условиях. Ни крупной войны, ни длительных гражданских беспорядков, ни затяжной рецессии она просто не выдержит.

Мы приходим к простому выводу. Ипотечный кризис не столь серьезен сам по себе, даже с учетом кумулятивных эффектов, вызванных чрезмерной глобализацией мировой экономики. С этим кризисом можно справиться несколькими способами, среди которых есть вполне пристойные и даже согласующиеся, на первый взгляд, с концепцией устойчивого развития. К сожалению, все эти способы лишь переводят кризис в иную форму или оттягивают его на какое–то время. Рано или поздно — через два–три года в случае реализации военного сценария, через двадцать лет в сценарии успешного раздувания «инновационных пузырей», через десять лет в сценарии огосударствления экономики, мы опять столкнемся с той же самой проблемой: крахом высших деривативов, опосредованно разрушающим реальный сектор. Можно даже представить, что «сперва полетит» патентный рынок и рынок авторских прав. Потом взорвутся раздутые сверх всякой меры инновационные системы (начиная с французской), они потянут за собой инновационный сектор экономики. Все это будет происходить на фоне упадка городов (понимаемого как одновременный кризис муниципальных финансов, городского транспорта, инженерных инфраструктур) и прогрессирующих проблем международной транспортной сети.

В общем:

«Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами:

а) Прорвавшемуся на Ромны, Лохвица и на Северный Подол, Хорол противнику пока, кроме местных гарнизонных и истребительных отрядов, ничто не противопоставлено, и продвижение идет без сопротивления. Выбрасываемые на это направление 279?я и 7?я дивизии будут только 14.9, и то лишь с оборонительными задачами — воспрепятствовать обороной узлов Пирятин и Прилуки удару по неприкрытым тылам войск фронта.

б) Фронт обороны Кузнецова взломан окончательно, и армия фактически перешла к подвижной обороне.

в) Армия Потапова также не может стабилизировать фронт и ведет подвижную оборону. В стык с 37?й армией прорвался на Кобыжчу противник.

г) 37?я армия сопротивляется более устойчиво, но и у нее обстановка нарастает не в ее пользу.

д) Началось перемешивание тылов 5?й и 21?й армий… Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней»[217].

Конечно, распад организованностей современного мира произойдет не так быстро, тем более что мы пока не знаем, включатся ли в игру какие–то экономические компенсаторные механизмы.