3. Психология мыследеятельности

Началом всякого мышления является какое-то затруднение, смущение или сомнение. Мышление, по словам философа и педагога Д. Дьюи, не является «случаем самовозгорания», а значит, оно не может возникнуть на почве так называемых «общих принципов». Есть нечто специфическое, что производит и вызывает его.

«Общее внушение ребенку (или взрослому) подумать, независимо от существования в его личном опыте затруднения, смущающего его и выводящего из равновесия, является настолько же бесплодным советом, как совет поднять себя за ушки от сапог» (Дьюи Д. Психология и педагогика мышления. М., 1997. С. 21).

Факты, находящиеся налицо, не могут заменить решения; они могут только его внушить. Что же является источником мысли? Очевидно, прошлый опыт и прежнее знание. Если человек имеет некоторое знакомство с подобными положениями, если он раньше имел дело с материалом подобного же сорта, возможно, что у него возникнут мысли более или менее подходящие и целесообразные. Но если не было в известной степени аналогичного опыта, который может быть теперь воспроизведен фантазией, сомнение так и останется сомнением. То же самое относится к усвоению философского знания в процессе философствования.

Самый легкий путь из затруднения – это принять любую мысль, которая кажется правдоподобной и, таким образом, покончить с состоянием умственной неловкости. Но рефлексивное мышление – всегда мышление беспокойное, так как заключает в себе нарушение инерции, склонной принимать мысль по ее внешнему достоинству. Развивать рефлексивное мышление значит вводить личность в состояние умственного беспокойства и тревоги. Рефлексивное мышление, таким образом, означает приостановку суждения на время дальнейшего исследования; а приостановка может быть несколько мучительной.

Но развивая рефлексивное мышление в процессе философствования, мы создаем необходимые условия для адекватного функционирования представлений индивида о себе и о окружающем мире. Нельзя не согласиться с мыслью Д. Дьюи о том, что «для деятельности представления, в принципе, нет разницы между способностью ртутной колонки предвещать дождь и способностью внутренностей животного или полета птиц предсказывать успехи войны. С точки зрения просто предсказания, рассыпанная соль настолько же предвещает несчастье, как укус москита – малярию» (указ. соч. С. 29). «Только систематическое регулирование условий, при которых производятся наблюдения, – пишет далее Д. Дьюи, – и строгая дисциплина в отношении привычки к принятым представлениям могут доставить уверенность, что одного рода мнения ложны, а другого – правильны. Замена привычки к суеверным заключениям научными выводами не была вызвана изменением в остроте чувств и естественной работой функций представления. Это явилось результатом регулирования условий, при которых имели место наблюдение и заключение» (указ. соч. С. 30).

Если человек не способен умно оценивать, что имеет отношение к толкованию данного смутного и сомнительного результата, то мало значения имеет прилежное изучение, создавшее ему большой запас понятий. Ибо ученость не является мудростью, сведения не гарантируют правильного суждения. «Память, – пишет Д. Дьюи, – может служить антисептическим холодильником, в котором можно сохранить запас понятий для будущего употребления, но суждение выбирает и принимает то, которое нужно при данной случайности, а без случайности (какого-либо кризиса, малого или большого) нет надобности в суждении» (указ. соч. С. 102).

Мы согласны с мыслью о том, что никакое понятие, даже основательно и твердо усвоенное в отвлеченной форме, не может сначала действительно быть чем-то большим, чем кандидатом на должность толкователя. Только больший, чем у других понятий успех в выяснении темных мест, развязывании запутанных узлов, примирении разногласий может заставить человека выбрать его и доказать для себя, что он является подходящей идеей для того или иного положения.

На самом деле, мыслительная деятельность человека неоднозначна и ее уровень состоит из совокупности многих факторов. Весьма спорной представляется и сама концепция интеллекта; достаточно просто задуматься над вопросом, что именно считать интеллектом? Или это способность в короткие сроки решать большое число сложных задач, или способность найти нетривиальное решение? В настоящее время распространены, как минимум, три трактовки интеллекта:

– биологическая трактовка: «способность сознательно приспосабливаться к новой ситуации»;

– педагогическая трактовка: «способность к обучению, обучаемость»;

– структурный подход (А. Бине): «способность адаптации средств к цели», т. е., в самом широком смысле, совокупность всех способностей.

Мы видим, что понятие интеллекта чрезвычайно широко: или это все познавательные способности человека – от ощущения до мышления, или – это только мышление. Философская трактовка данного понятия подчеркивает специфически человеческую психическую деятельность. При этом учитывается, что способности иметь дело с абстрактными символами и отношениями – это только одна сторона интеллекта; не менее важной является конкретность мышления. Поэтому если мы утверждаем, что правильно организованное философствование способствует развитию интеллектуальных способностей, мы имеем в виду и первую, и вторую сторону интеллекта.

Проводя проверку интеллектуальных способностей, следует различать тесты развития интеллекта и тесты интеллекта как такового. Первый, как правило, строится по принципу вопросов образовательного характера, стандартизированных заданий с жесткой структурой. Эта методика предназначена для оценки образованности человека, скорости и качества его мышления, быстроты реакции и способности переключаться с одного вида деятельности на другой. Человек тестируется лишь как исполнитель, проверяется по стандартной шкале, не имея возможности выделиться из общей схемы. Этого недостатка лишена методика второй группы тестов интеллекта как такового. Она определяет преобладающий тип мышления, методологию поиска решения поставленной задачи, нестандартность подхода, творческие способности, умения оперировать понятиями. Такие методы никогда не бывают жестко установленными, они составляются на основе креативных тестов, тестов интуитивного характера, где оценивается не скорость, а манера решения той или иной задачи, уровень понятийных связей, нестандартность мышления, эффективность подхода. Однако для проведения массовой проверки подобные тесты не применяют из-за их индивидуальности, сложности оценки и больших затрат времени на обработку результата. В общепринятом понимании проверка интеллекта сводится к решению одного или серии тестов, оценивающих общеобразовательный уровень человека. Но мы должны иметь в виду, что, оценивая философские способности человека, мы оцениваем его интеллект как таковой, во всей совокупности связей.