Проблемы приложения тезиса

В истории: Эсфири ее попытка спасти свой народ включает в себя осознанный смертельный риск: как она сама говорит в библейском повествовании, «если погибнуть – погибну». Каким образом оценка ее поступка в терминах его объекта и цели затрагивается этим обстоятельством его совершения, если вообще затрагивается? Вполне ожидаемо, что Фома нашел бы эту сторону ее поступка достойным хвалы. Говоря о мужестве, Фома превозносит деяния, в которых человек рискует жизнью ради общего блага, и приводит их в качестве главного примера этой добродетели⁸⁷. Но предположим (изменив библейское повествование об Эсфири), что Эсфирь спасла бы свой народ, а сама погибла. Будет ли ее поступок и в этом случае оценен в теории: Аквината как благой?

Если центральный метаэтический тезис Фомы применить к этому вопросу бесхитростно, ответ будет подчеркнуто положительным. Конечно, поступок Эсфири будет благим, даже если он стоил ей жизни: она спасла бы тысячи жизней ценой одной. В прибыли – значительное приращение бытия, а значит, и блага.

Но хотя положительный ответ кажется правильным, его обоснование выглядит отталкивающе. Если бы этот прямолинейный бухгалтерский подход и был тем, чем требует тезис Фомы о бытии и благе, то этот тезис привел бы: к результатам, находящимся в вопиющем противоречии с остальной частью томистского морального учения, а также противным моральной интуиции, разделяемой большинством людей: и тогда, и сейчас. Что дело обстоит именно так, можно показать, рассмотрев приложения прямолинейного подхода к трем более сложным случаям, нежели пересмотренная версия истории Эсфирь. Первый: случай – вариант одного из примеров, предложенных самим Фомой.

Дело о небесах. Джонсон – убийца, а Вильямс – его безвинная жертва. Но когда Вильямс был убит Джонсоном, он находился (неведомо для Джонсона) в состоянии благодати и потому отправился на небеса. Конечная цель существования человека – единение с Богом на небесах, и потому, посодействовав Вильямсу в достижении этой конечной цели, Джонсон вызвал приращение бытия (а следовательно, и блага). Итак, в действительности убийство Вильямса Джонсоном было морально благим.

Аквинат рассматривает свою версию дела о небесах как возражение на собственный тезис, гласящий, что убийство безвинного человека никогда не может быть морально оправданным. В основной части параграфа, где Фома отстаивает этот тезис, прежде чем перейти к возражению, говорится:

Если рассматривать человека как такового, не позволено убивать никого, ибо во всяком, даже в грешнике, мы должны любить сотворенную Богом природу, испорченную убийством. Но… убийство грешника становится позволительным в отношении к общему благу, порушенному грехом… Жизнь же праведных сохраняет общее благо и способствует его возрастанию… И потому никоим образом не позволительно убивать невинного⁸⁸.

Одно возражение на эту позицию, рассматриваемое Аквинатом, составляет аргумент a fortiori[17]. Возражение гласит: если иногда позволительно убивать грешника, то тем более позволительно иногда убивать невинного: ведь невинный не претерпевает никакой несправедливости, коль скоро после смерти он возносится прямо на небеса⁸⁹. В ответе на это возражение Фома утверждает, что факт вознесения Вильямса на небо и сопряженное с ним благо, якобы оправдывающее убийство Вильямса Джонсоном, есть такая характеристика поступка Джонсона, которая связана с ним лишь per ас-cidens[18]. Иначе говоря, тот факт, что Вильямс отправился на небеса, будет всего лишь внешней акциденцией поступка Джонсона.

Здесь, видимо, Фома рассуждает так: причиной того, что Вильямс отправился на небеса, является духовный статус Вильямса, а не поступок Джонсона. То, что Вильямс находился в данном статусе в момент убийства, – всего лишь внешняя акциденция поступка Джонсона. Коль скоро, в теории Фомы, действие надлежит оценивать по тому, каково оно в своем существе, а не по одной из его внешних акциденций, поступок Джонсона не следует оценивать, исходя из того факта, что Вильямс оказался на небесах. А существо поступка Джонсона, насколько можно понять из данной истории, есть не что иное, как убийство безвинного человека, которое, в теории Фомы, никоим образом не может быть оправдано.

Трактовка дела о небесах у Фомы выглядит в общем верной, но вывод, согласно которому попадание Вильямса на небеса есть не более, чем внешняя акциденция поступка Джонсона, по-видимому, зависит от того факта, что Джонсон не знал (и, возможно, не мог знать) о благодатном состоянии Вильямса. Если бы Джонсон знал, что, убивая Вильямса, он отправляет его на небеса, было бы, по меньшей мере, более трудной задачей отрицать, что достижение этого результата не составляло конечной цели поступка Джонсона, а значит, отчасти и самого существа этого поступка. Чтобы понять, каким образом теория Аквината избегает прямолинейной поддержки простого умножения бытия, мы должны рассмотреть некоторые примеры, которые в релевантных чертах подобны делу о небесах, но не заключают в себе этого элемента неведения со стороны деятеля.

Дело о заложниках. Безумец захватывает в заложники пять человек и угрожает убить их всех, если Браун не убьет Робинсона – невинного свидетеля. Браун решает, что убийство Робинсона морально оправдано в силу приращения бытия (а значит, и блага) вследствие того, что смерть Робинсона спасет жизни пятерых заложников.

В деле о заложниках объектом действия Брауна является смерть Робинсона, а его видимая цель состоит в спасении пяти жизней. Здесь очевидно нельзя применить тот способ, каким Аквинат устранял абсурдное моральное суждение в деле о небесах. Благо, по видимости, оправдывающее поступок Брауна, действительно составляет его цель, а потому должно быть принято во внимание при оценке поступка. Обращаясь к тому, как Фома подошел бы к делу о заложнике, нам будет полезно пристальнее вглядеться в томистскую концепцию конечной цели действия.

Если, по мнению Фомы, действия надлежит оценивать по их существу, а не по внешним акциденциям, и если, опять-таки по мнению Фомы, действия надлежит оценивать по их конечным целям, то состояние дел, искомое в качестве цели действия, должно быть в некотором смысле внутренним для самого действия. Отсюда кажется очевидным, что понятие мотива, в некоторых отношениях близкое томистскому понятию конечной цели, не вполне ему равнозначно. В концепции Фомы состояние дел считается конечной целью действия тогда и только тогда, когда деятель действует ради утверждения этого состояния дел и фактически может утвердить его совершением своего действия. Вот почему Фома говорит, например, что «цель человеческих актов заключается в их завершении, ибо то, в чем завершается человеческий акт, есть то, на что воля [деятеля] направлена как на конечную цель»⁹⁰.

И далее: «Конечная цель [акта] не есть нечто абсолютно внешнее акту, ибо цель связана с актом как его начало или завершение»⁹¹.

В деле о заложниках благо, якобы оправдывающее убийство невинного Робинсона Брауном, заключается в спасении пяти жизней. Но это благо не может быть целью поступка Брауна, потому что оно не является тем состоянием дел, которое может быть утверждено убийством Робинсона. Выживание заложников зависит не от действия Брауна, а от действия безумца, который, разумеется, может убить их даже после того, как Браун выполнит его требование. Следовательно, выживание заложников не есть то состояние дел, которое сам Браун способен установить, убив Робинсона. Даже после введения более точного понятия конечной цели действия дело о заложниках все еще подобно делу о небесах. Оказывается, что в обоих случаях благо, якобы оправдывающее убийство невинного человека, составляет не внутреннюю часть оцениваемого действия, а лишь его внешнюю акциденцию, и поэтому его не следует принимать во внимание при оценке действия. Если в деле о заложниках оценивать поступок Брауна именно так, то его можно оценить лишь как преднамеренное убийство невинного человека. А поскольку такое состояние дел, безусловно, дурно, сам поступок является дурным.

Но даже если попытка защитить томистскую оценку действия оказалась успешной в деле о заложниках, она кажется обреченной на неудачу, если изменить форму контрпримера в одном сущностно важном моменте.

Дело о больнице. Пять пациентов больницы ожидают доноров, которые должны быть найдены, чтобы стало возможным провести операции по трансплантации органов. Один из пациентов нуждается в пересадке сердца, другой – печени, третий – легких, а четвертый и пятый – почек. Каждый из пяти пациентов сможет вернуться к нормальной жизни, но тогда и только тогда, когда будет найден донорский орган. Без операции по трансплантации каждый из них вскоре умрет. Джонс, искусный хирург-трансплантолог, ведущий этих пациентов, решает, что убийство Смита – здорового невинного человека – морально оправдано в силу приращения бытия (а значит, и блага), которое станет следствием использования органов Смита для спасения пятерых смертельно больных пациентов⁹².

Целью поступка Джонса, даже при самой строгой интерпретации понятия цели, является спасение пяти жизней. В деле о больнице, в отличие от дела о заложниках, не требуется вмешательства третьего лица, чтобы установить то состояние дел, которое хочет установить Джонс, ибо он и есть тот специалист, который ведет пациентов. И если спасение их жизней может считаться в данном случае целью поступка Джонса, оно должно быть принято во внимание при его оценке. Поэтому тактика, показавшая себя эффективной при защите томистской оценки действия в деле о заложниках, в деле о больнице не сработает.

Но оценка поступков у Фомы требует принимать во внимание как объект действия, так и его цель. Поскольку объект и цель совместно делают действие тем, что оно есть, и поскольку благость чего-либо есть функция его бытия, то, чтобы действие было благим, благими должны быть и его объект, и его цель. Между тем поступок Джонса в деле о больнице имеет своим объектом смерть невинного Смита и забор его органов, что, с точки зрения Аквината, безусловно является моральным злом. По собственным словам Фомы, «никогда не позволено убивать безвинного человека»⁹³. Но в деле о больнице принесение в жертву одного, дабы спасти многих, формально предстает как вариант истории Эсфирь. Чтобы оценить дело о больнице с позиций Аквината и понять, применима ли эта оценка также к мужественному акту альтруизма со стороны Эсфирь, мы должны коротко рассмотреть томистскую концепцию справедливости.