Выдвижение новых идей

Выдвижение новых идей

Первостепенное значение для дальнейшего развития материалистического понимания истории имел марксистский анализ выдающегося открытия прогрессивного американского ученого Л.Г. Моргана. Книга Моргана «Древнее общество» вышла еще в 1877 году. Зимой 1880 – 1881 гг. Маркс составил подробный конспект книги, а в 1882 г. влияние Моргана на исторические воззрения Энгельса уже обнаруживается в двух важных случаях.

В сентябре этого года Энгельс готовит первое немецкое издание своей работы «Развитие социализма от утопии к науке». В текст «Анти-Дюринга», три главы которого и были переработаны в эту брошюру, т.е. в текст, написанный всего шесть лет назад, Энгельс вносит теперь весьма существенное уточнение. В «Анти-Дюринге», говоря о возникновении материалистического понимания истории, Энгельс в 1876 г. писал: «Новые факты заставили подвергнуть всю прежнюю историю новому исследованию, и тогда выяснилось, что вся прежняя история была историей борьбы классов…»[381]. Теперь, в 1882 г., в это важнейшее положение (сформулированное еще в 1848 г. в «Манифесте Коммунистической партии») Энгельс вносит существенное временн?е ограничение: «вся прежняя история, за исключением первобытного состояния, была историей борьбы классов» и т.д.[382]

Впоследствии аналогичное уточнение Энгельс внес и в текст «Манифеста Коммунистической партии». К первому положению «Манифеста»: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов», – в английском издании 1888 г. и в немецком издании 1890 г. он дал специальное примечание: «То есть вся история, дошедшая до нас в письменных источниках. В 1847 г. предыстория общества, общественная организация, предшествовавшая всей писаной истории, почти совсем еще не была известна». И далее он говорит об открытиях Гакстгаузена и Маурера относительно общины и об открытии Моргана относительно первобытного общества, которые и обусловили уточнение первоначальной концепции[383].

В органической связи с этой поправкой находится и другой случай. 8 декабря того же года Энгельс в письме к Марксу высказывает мысль, которую разовьет потом, уже после смерти Маркса, в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» и которую впоследствии, и при жизни Энгельса, и много лет спустя после его смерти, некоторые авторы будут пытаться инкриминировать Энгельсу как его мнимое «отступление» от марксизма. Энгельс пишет Марксу: «Чтобы наконец полностью уяснить себе параллель между германцами Тацита и американскими краснокожими, я сделал небольшие выдержки из первого тома твоего Банкрофта. Сходство, действительно, тем более поразительно, что способ производства так различен – здесь рыболовство и охота без скотоводства и земледелия, там кочевое скотоводство, переходящее в земледелие. Это как раз доказывает, что на данной ступени способ производства играет не столь решающую роль, как степень распада старых кровных связей и старой взаимной общности полов (sexus) у племени. Иначе тлинкиты в бывшей русской Америке не могли бы быть чистой копией германцев, и, пожалуй, в еще большей мере, чем твои ирокезы»[384]. Об ирокезах пишет не Банкрофт, а Морган. Следовательно, выражение «твои ирокезы» прямо указывает на то, что в это время Энгельс уже знал об изучении Марксом книги Моргана.

Сопоставление поправки к тексту «Анти-Дюринга» и данного письма показывает, что возникновение мысли Энгельса о «не столь решающей роли» способа производства средств к жизни на ранней ступени развития человеческого общества, – следовательно, об историческом характере определяющей роли этого способа производства, – надо датировать сентябрем – декабрем 1882 года. Можно предположить также, что Энгельс обсуждал эту мысль с Марксом.

После смерти Маркса, разбирая его рукописи, Энгельс нашел следи них и конспект книги Моргана. Опираясь на работу Маркса, в марте – мае 1884 г. он создает одно из лучших своих произведений – книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана». Письма Энгельса за февраль – апрель этого года[385] и сама книга содержат всестороннюю опенку работы Моргана и развивают следствия, вытекающие из нее применительно к материалистическому пониманию истории.

«Относительно первобытного состояния общества, – пишет Энгельс 16 февраля Каутскому, – существует книга, имеющая решающее значение, такое же решающее, как Дарвин в биологии… Морган в границах своего предмета самостоятельно вновь открыл марксово материалистическое понимание истории…»[386].

26 апреля в разгар работы над своей книгой Энгельс пишет Каутскому: «Для нашего общего мировоззрения вещь эта, мне кажется, будет иметь особенное значение. Морган позволяет нам установить совершенно новые положения, так как дает нам своей предысторией отсутствовавшую до сих пор фактическую основу… Род в основном разрешает вопрос и разъясняет первобытную историю»[387].

Предисловие к первому изданию своей книги Энгельс начинает так: «Нижеследующие главы представляют собой в известной мере выполнение завещания. Не кто иной, как Карл Маркс собирался изложить результаты исследований Моргана в связи с данными своего – в известных пределах я могу сказать нашего – материалистического изучения истории и только таким образом выяснить все их значение. Ведь Морган в Америке по-своему вновь открыл материалистическое понимание истории, открытое Марксом сорок лет тому назад, и, руководствуясь им, пришел, при сопоставлении варварства и цивилизации, в главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс… Великая заслуга Моргана состоит в том, что он открыл и восстановил в главных чертах эту доисторическую основу нашей писаной истории…»[388].

Но самое важное в предисловии Энгельса – это наиболее резкая формулировка мысли о соотношении двух видов производства: производства средств к жизни и производства самих людей. Энгельс формулирует здесь то положение, что в ходе исторического развития человеческого общества соотношение этих двух видов производства изменяется и это приводит к качественным изменениям структуры общества. По существу, Энгельс применяет принцип историзма к основной концепции материалистической теории истории. Используя новые достижения науки, Энгельс фактически развивает одну из концепций (о видах производства), которую они с Марксом разрабатывали еще в «Немецкой идеологии»[389]. Вместе с тем, как показал Ленин в полемике с Михайловским, Энгельс целиком и полностью остается на позициях материализма[390]. Можно сказать, что Энгельс здесь обобщает и в то же время конкретизирует материалистическое понимание истории. Вот это важнейшее место:

«Согласно материалистическому пониманию, – пишет Энгельс, – определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны – производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой – производство самого человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны – труда, с другой – семьи. Чем меньше развит труд, чем более ограничено количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества, тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей». С развитием производительности труда общество, структура которого основана на родовых отношениях, сменяется обществом, в котором полностью господствуют отношения собственности и в котором «развертываются классовые противоречия и классовая борьба, составляющие содержание всей писаной истории вплоть до нашего времени»[391].

Так мысль, возникшая в сентябре – декабре 1882 г., через полтора года, в марте – мае 1884 г. достигает своего полного развития.

Помимо дальнейшего углубления самих основ материалистического понимания истории, Энгельс по-новому разработал в своей книге целый ряд конкретных проблем марксистской теории общества и его истории. Происхождение, историческое развитие и будущее семьи, частной собственности и государства составляют главный предмет исследования в его книге.

Особый интерес в этом плане представляет заключительная глава. Здесь несколько иначе, чем в «Немецкой идеологии», где эта проблема была разработана впервые, рассматривается историческое развитие разделения труда: в качестве первого крупного общественного разделения труда здесь берется не разделение материального и духовного труда, не отделение города от деревни, как в «Немецкой идеологии», а отделение животноводства от земледелия, выделение пастушеских племен[392]. Рабство, крепостничество и наемный труд Энгельс определяет здесь как «три великие формы порабощения, характерные для трех великих эпох цивилизации»[393].

Конкретнее, чем прежде, выясняет Энгельс необходимость появления, сущность и общую структуру государства. Характерно, что в первой главе своей книги «Государство и революция» Ленин начинает анализ марксистского учения о государстве как раз с рассматриваемой книги Энгельса.

Проследив три варианта возникновения государства – в Древней Греции, в Древнем Риме и у древних германцев, – Энгельс приходит к общему выводу: «Итак, государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу… Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом… И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство»[394].

«Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречии», – резюмирует вывод Энгельса Ленин[395].

Энгельс выявляет, далее, две отличительные черты государства: «По сравнению со старой родовой организацией государство отличается, во-первых, разделением подданных государства по территориальным делениям… Вторая отличительная черта – учреждение публичной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением… Она состоит не только из вооруженных людей, но и из вещественных придатков, тюрем и принудительных учреждений всякого рода… Для содержания этой публичной власти необходимы взносы граждан – налоги… Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом»[396].

Опираясь на это определение, Ленин подчеркивал, что для централизованной государственной машины, свойственной буржуазному обществу, наиболее характерны два учреждения: чиновничество (бюрократия) и постоянная армия[397].

«Так как государство возникло из потребности держать в узде противоположность классов… то оно по общему правилу[398] является государством самого могущественного, экономически господствующего класса… Государство – это организация имущего класса для защиты его от неимущего»[399].

«Итак, – заключает Энгельс свой анализ, – государство существует не извечно… На определенной ступени экономического развития, которая необходимо связана была с расколом общества на классы, государство стало в силу этого раскола необходимостью. Мы приближаемся теперь быстрыми шагами к такой ступени развития производства, на которой существование этих классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство…»[400].

Анализ возникновения государства (на примерах Афин, Рима и древних германцев), выявление его отличительных черт, более глубокое понимание его классовой природы – вот наиболее значительные достижения Энгельса в области учения о государстве, которые были зафиксированы в его книге.

Следующий значительный шаг вперед в разработке материалистического понимания истории был сделан Энгельсом через два года в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1886 г.). Здесь он наиболее полно показал соотношение марксистской философии, в том числе и материалистического понимания истории, с классической немецкой философией как ее теоретическим источником, в особенности – с диалектическим идеализмом Гегеля и метафизическим материализмом Фейербаха. В IV главе Энгельс дал общий очерк материалистического понимания истории. Особое внимание он уделил при этом соотношению сознательности и стихийности, роли личности и масс, случайности и необходимости в историческом процессе, а также относительной самостоятельности надстроечных явлений.

«История развития общества, – подчеркивает Энгельс, – в одном пункте существенно отличается от истории развития природы. В природе… действуют одна на другую лишь слепые, бессознательные силы… Здесь нигде нет сознательной, желаемой цели… Наоборот, в истории общества действуют люди, одаренные сознанием… Здесь ничто не делается без сознательного намерения, без желаемой цели». Однако «столкновения бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий приводят в области истории к состоянию, совершенно аналогичному тому, которое господствует в лишенной сознания природе… Таким образом, получается, что в общем и целом случайность господствует также и в области исторических явлений. Но где на поверхности происходит игра случая, там сама эта случайность всегда оказывается подчиненной внутренним, скрытым законам. Все дело лишь в том, чтобы открыть эти законы».

«Каков бы ни был ход истории, – резюмирует Энгельс, – люди делают ее так: каждый преследует свои собственные, сознательно поставленные цели, а общий итог этого множества действующих по различным направлениям стремлений и их разнообразных воздействий на внешний мир – это именно и есть история»[401].

Мысль Энгельса ясна: характер развития природы и характер развития общества отождествлять нельзя, поскольку люди, составляющие общество, действуют сознательно; однако до сих пор то и другое развитие протекало аналогично[402], поскольку общество в целом действовало стихийно. Здесь Энгельс не касается вопроса об изменении соотношения стихийности и сознательности в прежнем и в предстоящем развитии общества, но, как мы знаем, такой вопрос был поставлен им за 10 лет до этого. Через несколько лет он снова вернется к нему: «Природе, – писал Энгельс Ламплу 11 апреля 1893 г., – потребовались миллионы лет для того, чтобы породить существа, одаренные сознанием, а теперь этим сознательным существам требуются тысячелетия, чтобы организовать совместную деятельность сознательно: сознавая не только свои поступки как индивидов, но и свои действия как массы, действуя совместно и добиваясь сообща заранее поставленной общей цели. Теперь мы уже почти достигли такого состояния»[403].

Энгельс очень четко формулирует здесь качественно новый момент в общественном сознании коммунистического общества: сознательный характер действий не только индивидов, но всего общества в целом. Но даже в отношении прошлой истории он отнюдь не отрицает роли сознательной деятельности людей: ее необходимо учитывать при историческом исследовании «особенно отдельных эпох и событий». Он лишь констатирует, что во всей прошлой истории «в большинстве случаев» результаты сознательной деятельности людей были совершенно иными и даже прямо противоположными, чем те цели, к достижению которых люди стремились.

Как последовательный материалист Энгельс ставит вопрос: какие движущие силы скрываются за сознательными стремлениями людей, каковы те исторические причины, те объективные движущие силы, которые принимают форму сознательных побуждений. И он показывает, что подлинной причиной исторической деятельности людей являются их материальные интересы и, в конечном счете, материальные условия жизни общества.

Но прослеживая в деталях зависимость всех общественных явлений от материальных условий, соотношение базиса и надстройки, экономики и политики, классовой структуры общества и производных областей государства, права, философии, религии, – Энгельс подчеркивает и относительную самостоятельность всех производных явлений. Это относится и к государству, и к праву, и ко всей идеологической надстройке в целом, и к философии, и к религии: «Общество создает себе орган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних нападений. Этот орган есть государственная власть. Едва возникнув, он приобретает самостоятельность по отношению к обществу и тем более успевает в этом, чем более он становится органом одного определенного класса и чем более явно он осуществляет господство этого класса… Раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке… Раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой. Но изменения, происходящие в этом запасе представлений, определяются классовыми, следовательно, экономическими отношениями людей, делающих эти изменения»[404]. Так мысль, развитая в «Анти-Дюринге» применительно к истории социалистических идей, получает здесь обобщенное выражение.

В заключительной части своего очерка Энгельс высказывает мысль об изменении предмета философии, которое включает в себя и замену всякой философии истории – материалистическим пониманием истории[405]. Эту мысль он развивал и вместе с Марксом в «Немецкой идеологии», и в «Диалектике природы», и в «Анти-Дюринге».

Завершающий этап в разработке новых идей наиболее ярко представляют так называемые «письма об историческом материализме» – цикл из пяти писем Энгельса 90-х гг., никак не связанных между собой внешним образом, но тесно связанных единством их теоретического содержания. В известной мере к ним относится и хронологически первое письмо, адресованное П. Эрнсту. Вот эти письма:

1) Паулю Эрнсту, 5 июня 1890 г.

2) Конраду Шмидту, 5 августа 1890 г.

3) Йозефу Блоху, 21 сентября 1890 г.

4) Конраду Шмидту, 27 октября 1890 г.

5) Францу Мерингу, 14 июля 1893 г.

6) В. Боргиусу, 25 января 1894 г.[406].

Как видим, первые четыре письма компактно укладываются в небольшой период: июнь – октябрь 1890 года. Дело в том, что именно к этому времени выявилась тенденция вульгаризировать материалистическое понимание истории, свести его к так называемому «экономическому материализму». В этом плане основная идея писем Энгельса – это мысль об активной роли надстройки, об ее обратном воздействии на базис. В конечном счете она сводится к диалектико-материалистическому пониманию истории. Так что в более широком плане Энгельс выступает против попыток вульгаризаторов превратить марксистскую концепцию в метафизико-материалистическое понимание истории.

Не случайно, что в эти годы Энгельс упорно повторяет тезис: «марксизм не догма, а руководство к действию», – и применительно ко всей теории в целом, и специально имея в виду именно материалистическое понимание истории. В указанных письмах Эрнсту и Шмидту, относящихся как раз к лету 1890 г., он подчеркивает: «Материалистический метод превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты». «Наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства».

А позднее, 11 марта 1895 г. Энгельс пишет Зомбарту (письмо опубликовано в 1961 г.): «Все миропонимание Маркса – это не доктрина, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего исследования и метод для этого исследования»[407].

Таким образом, опираясь на диалектику, Энгельс подвергает критике и попытки одностороннего понимания марксистской концепции, и попытки ее догматизировать.

Теория, созданная Марксом и Энгельсом, достигла уже своего полного развития. Новой исторической задачей стало овладение ею и правильное применение ее к самым различным областям теории и практики – уже со стороны последователей основоположников марксизма.

Но далеко не все, считавшие себя марксистами, были способны действительно усвоить и правильно, творчески применять новое мировоззрение. «У материалистического понимания истории имеется теперь множество таких друзей, – писал Энгельс Шмидту, – для которых оно служит предлогом, чтобы не изучать историю… У многих немцев из молодого поколения фразы об историческом материализме[408] (ведь можно все превратить в фразу) служат только для того, чтобы как можно скорее систематизировать и привести в порядок свои собственные, относительно весьма скудные исторические познания… и затем возомнить себя великими»[409].

И Энгельс указывал на необходимость творческого применения материалистической концепции путем переработки всего исторического материала, опираясь на эту концепцию как на метод исследования: «Всю историю надо изучать заново, надо исследовать в деталях условия существования различных общественных формаций, прежде чем пытаться вывести из них соответствующие им политические, частноправовые, эстетические, философские, религиозные и т.п. воззрения»[410]. Его собственные конкретные исторические исследования, как и соответствующие работы Маркса, дали непреходящие образцы подлинно творческого применения выработанной ими общей исторической концепции.

Важнейший тезис писем Энгельса – мысль об обратном воздействии производных явлений общественной жизни. «Хотя материальные условия существования являются primum agens [первопричиной], это не исключает того, что идеологические области оказывают в свою очередь обратное, но вторичное воздействие на эти материальные условия»[411].

Эта мысль эквивалентна утверждению, что в историческом процессе имеет место взаимодействие определяющих и производных факторов и что материальные факторы лишь в конечном счете, а не прямо и непосредственно, определяют все другие стороны человеческой деятельности. «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение – это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты – государственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т.п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей… В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать простое уравнение первой степени»[412].

С вопросом о взаимодействии всех сторон человеческой деятельности органически связан и вопрос об активной роли человека в историческом процессе. «Мы делаем нашу историю сами, но, во-первых, мы делаем ее при весьма определенных предпосылках и условиях. Среди них экономические являются в конечном счете решающими. Но и политические и т.п. условия, даже традиции, живущие в головах людей, играют известную роль, хотя и не решающую… Во-вторых, история делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновений множества отдельных воль… Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая – историческое событие. Этот результат можно опять-таки рассматривать как продукт одной силы, действующей как целое, бессознательно и безвольно. Ведь то, чего хочет один, встречает противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате появляется нечто такое, чего никто не хотел. Таким образом, история, как она шла до сих пор[413], протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но… из этого все же не следует заключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в нее»[414]. Так Энгельс конкретизирует аналогичную мысль, высказанную в его работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».

Обратное воздействие надстроечных явлений на базис общества связано с относительной самостоятельностью этих производных явлений. Энгельс раскрывает эту закономерность на примере государства: «Общество порождает известные общие функции, без которых оно не может обойтись. Предназначенные для этого люди образуют новую отрасль разделения труда внутри общества. Тем самым они приобретают особые интересы также и по отношению к тем, кто их уполномочил; они становятся самостоятельными по отношению к ним, и – появляется государство… Новая самостоятельная сила, правда, в общем и целом должна следовать за движением производства, но она, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на условия и ход производства в силу присущей ей или, вернее, однажды полученной ею и постепенно развивавшейся дальше относительной самостоятельности. Это есть взаимодействие двух неодинаковых сил: с одной стороны, экономического движения, а с другой – новой политической силы, которая стремится к возможно большей самостоятельности и, раз уже она введена в действие, обладает также и собственным движением. Экономическое движение в общем и целом проложит себе путь, но оно будет испытывать на себе также и обратное действие политического движения, которое оно само создало и которое обладает относительной самостоятельностью»[415].

Точно так же обстоит дело с правом, философией, религией – и они, в рамках общего взаимодействия, обладают относительной самостоятельностью и оказывают обратное воздействие на определяющие их факторы[416].

Развивая дальше положение, высказанное еще в «Анти-Дюринге», Энгельс на примере взаимодействия экономики и государства уточняет теперь возможные варианты обратного воздействия надстройки на базис[417]. Относительно направления экономического развития это воздействие может быть троякого рода: 1) в том же направлении, 2) в противоположном направлении, 3) отчасти в том же, отчасти в противоположном направлении; этот последний вариант сводится в конечном счете к двум предыдущим. В первом случае экономическое развитие ускоряется. Во втором случае возможны различные результаты: a) экономическое развитие замедляется, b) государственная власть терпит крах, c) политическое насилие полностью разрушает экономику (случай завоевания).

Те же идеи о взаимодействии всех сторон исторического процесса, относительной самостоятельности надстройки и ее обратном воздействии на базис, об активной роли людей в историческом процессе Энгельс развивает и в последующих письмах:

«Историческое явление, коль скоро оно вызвано к жизни причинами другого порядка, в конечном итоге экономическими, тут же в свою очередь становится активным фактором, может оказывать обратное воздействие на окружающую среду и даже на породившие его причины»[418].

«Мы считаем, что экономические условия в конечном счете обусловливают историческое развитие…

Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т.д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на экономический базис. Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является причиной, что только оно является активным, а все остальное – лишь пассивное следствие. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счете всегда прокладывающей себе путь… Следовательно, экономическое положение не оказывает своего воздействия автоматически, как это для удобства кое-кто себе представляет, а люди сами делают свою историю, однако в данной, их обусловливающей среде, на основе уже существующих действительных отношений, среди которых экономические условия, как бы сильно ни влияли на них прочие – политические и идеологические, – являются в конечном счете все же решающими и образуют ту красную нить, которая пронизывает все развитие и одна приводит к его пониманию…

Люди сами делают свою историю, но до сих пор[419] они делали ее, не руководствуясь общей волей, по единому общему плану, и даже не в рамках определенным образом ограниченного, данного общества. Их стремления перекрещиваются, и во всех таких обществах господствует поэтому необходимость, дополнением и формой проявления которой является случайность. Необходимость, пробивающаяся здесь сквозь все случайности, – опять-таки в конечном счете экономическая»[420].

В связи с этим Энгельс рассматривает и вопрос о так называемых великих людях, которого он касался еще в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». «То обстоятельство, – пишет он теперь, – что такой и именно вот этот великий человек появляется в определенное время в данной стране, конечно, есть чистая случайность. Но если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится – более или менее удачная, но с течением времени находится»[421].

Говоря о взаимодействии базиса и надстройки, Энгельс прямо подчеркивает диалектичность материалистического понимания истории: «Чего всем этим господам не хватает, так это диалектики… Они не видят… что весь великий ход развития происходит в форме взаимодействия…». «В основе этого лежит шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии как о двух неизменно противостоящих друг другу полюсах, и абсолютно упускается из виду взаимодействие»[422].

Предостерегая от вульгаризации материалистического понимания истории, Энгельс в эти же годы неоднократно обращал внимание на то, что материальная основа исторического развития выступает тем более ясно, чем шире рассматриваемый период или крупнее изучаемое событие. Так, отмечая успехи Меринга, он говорил: «Материалистическое понимание исторических событий – я бы сказал, что к текущим это не всегда относится, – он усвоил очень хорошо»[423]. «Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем… – писал он Боргиусу, – тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, тем более зигзагообразной является ее кривая». Но: «Если Вы начертите среднюю ось кривой, то найдете, что чем длиннее изучаемый период, чем шире изучаемая область, тем более приближается эта ось к оси экономического развития, тем более параллельно ей она идет»[424]. Наконец, в своем последнем значительном произведении – во введении к работе Маркса «Классовая борьба во Франции» – Энгельс указывал: «При суждении о событиях и цепи событий текущей истории[425] никогда не удается дойти до конечных экономических причин… Поэтому материалистическому методу слишком часто приходится здесь ограничиваться тем, чтобы сводить политические конфликты к борьбе интересов наличных общественных классов…»[426].

Развивая в борьбе против вульгаризаторов марксизма мысль об активной роли надстройки, Энгельс выступил и с определенной «самокритикой». «Маркс и я, – указывал он в одном из первых „писем об историческом материализме“, – отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии. Но как только дело доходило до анализа какого-либо исторического периода, то есть до практического применения, дело менялось, и тут уже не могло быть никакой ошибки». «Главный упор, – подчеркивал он в другом письме, – мы делали, и должны были делать, сначала на выведении политических, правовых и прочих идеологических представлений и обусловленных ими действий из экономических фактов, лежащих в их основе»[427].

Было бы неправильно думать, будто идея об активной роли надстройки появляется у Энгельса только в данное время. Еще в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс прямо высказали мысль о взаимодействии производства и классовой структуры общества, производительных сил и формы общения, и, наконец, всех сторон жизни общества[428]. В их работах, особенно начиная с периода 50-х годов, всесторонне была исследована роль политической и идеологической надстройки общества. Энгельс и сам специально подчеркивает, что ни о каком отрицании обратного влияния надстроечных явлений на экономический базис в их прежних работах не может быть и речи, достаточно заглянуть в «Восемнадцатое брюмера» или посмотреть «Капитал». «К чему же мы тогда боремся за политическую диктатуру пролетариата, – восклицает Энгельс, – если политическая власть экономически бессильна?»[429]

Таким образом, новое в письмах Энгельса 1890 – 1894 гг. не может заключаться в том, что здесь проблема обратного влияния была вообще впервые поставлена и правильно решена. Новое состоит в том, что Энгельс обратил специальное внимание на данную проблему, поставил ее в общем виде, дал обобщенное теоретическое решение ее, развил и конкретизировал это решение более подробно, чем это было сделано в прежних работах его и Маркса. Это дальнейшее развитие материалистического понимания истории было обусловлено обстоятельствами, которые сложились к началу 90-х годов.

В работах Энгельса последнего периода его жизни (1883 – 1895 гг.) особое место занимают многочисленные высказывания об истории марксистской исторической концепции[430]. Энгельс снова подчеркивает решающую роль Маркса в создании материалистического понимания истории, раскрывает все значение этого великого открытия, датирует его 1845 годом, характеризует различные этапы его развития, определяет свою роль в создании и разработке марксистской теории истории.

* * *

Суммируя вклад Энгельса в создание и разработку исторического материализма, можно особо выделить следующие моменты.

По его собственным словам, он принимал «самостоятельное участие как в обосновании, так и в особенности в разработке» марксистской теории[431], в том числе и исторического материализма.

Он самостоятельно пришел к материалистическому пониманию истории и в 1845 – 1846 гг. вместе с Марксом осуществил первую разработку этой новой концепции.

Особенно велика его роль в разработке диалектической стороны этой теории, т.е. исторического материализма как диалектико-материалистического понимания истории.

В большей мере, чем Маркс, уделил он внимание разработке самой истории этой теории.

Он применил материалистическое понимание к истории ряда стран и эпох и к ряду других областей – к военному делу, к этике, к эстетике и т.д.

Особенно в последний период, после Парижской Коммуны (1871 – 1895 гг.), он развил серию новых идей, которые вели к углублению и обобщению первоначальной историко-материалистической концепции.

Наконец, в последние годы он ввел самый термин – «исторический материализм», и под этим новым названием теория вступила в новую эпоху своего развития – связанную уже, прежде всего, с именем В.И. Ленина.