ТРИ НОВЫХ ЗАКОНОПРОЕКТА

ТРИ НОВЫХ ЗАКОНОПРОЕКТА

Кёльн, 12 марта. Прусская королевская власть считает, что наступило, наконец, время предстать во всем своем величии. «Неослабленная» корона[253] божьей милостью даровала нам сегодня три новых законопроекта — о клубах и собраниях, о плакатах[254] и о печати, в которых палатам предлагается обрушить на нас целую серию приятнейших сентябрьских законов.

Завтра мы опубликуем текст этих проектов, а также и их мотивировок в том виде, в каком мы их получили. Мы еще вернемся — и не раз — к этим великолепным продуктам пруссачества. Сегодня мы даем только краткое изложение их.

I. Закон о клубах. «Обо всех собраниях должно быть заявлено за 24 часа до их созыва». Таким образом, запрещаются экстренные собрания по поводу неожиданных важных событий, а ведь именно такие собрания являются наиболее важными. Присутствовать на собрании должно разрешаться всем, следовательно запрещается взимание входной платы для покрытия расходов, связанных с организацией собрания. На собраниях союзов четвертая часть помещения должна предоставляться в распоряжение лиц, не являющихся членами союза. Это значит, что союзы будут вынуждены снимать более обширные и более дорогие помещения и предоставлять возможность платным агентам полиции шумом, криком и скандалами мешать обсуждению вопросов и срывать все собрания. А если все это не принесет желаемых результатов, то «представителю полицейского ведомства» предоставлено право под любым предлогом «немедленно распускать» любое собрание, подобно тому как верховный глава «полицейского ведомства», его величество наш всемилостивейший король, «немедленно распустил» согласительное собрание. Как только полиция объявит собрание распущенным, все присутствующие должны немедленно удалиться, если они не хотят разделить участь берлинских рыцарей соглашения, т. е. если они не хотят быть удаленными из зала при помощи штыков.

Клубы, правда, не должны получать «предварительного разрешения», но зато они должны подавать местным властям столько предварительных заявлений и выполнять такое количество формальностей, что уже по одной этой причине их деятельность становится почти невозможной. Что же касается созыва собраний под открытым небом, демонстраций и т. д., то для них требуется предварительное разрешение полиции. А для того, чтобы положить конец ношению красных лент, кокард и шапок, октроируется еще в заключение новое издание старых постановлений относительно устройства облав на лиц, носящих черно-красно-золотые[255] значки.

Вот как выглядит «право союзов и собраний», которое правдолюбивый и верный своему слову Гогенцоллерн дрожащим голосом гарантировал нам год тому назад!

II. Закон о плакатах. Все плакаты политического содержания, за исключением объявлений о законных, разрешенных собраниях (таким образом, опять все собрания являются лишь милостиво «разрешенными»), запрещаются. Следовательно, правление клуба в бурные времена не имеет права даже посредством плакатов призывать народ к спокойствию; и все это для того, чтобы ни одна жертва не могла ускользнуть из рук геройствующей солдатни! Далее: продажа или раздача печатных изданий на улице также запрещается, если не имеется соответствующего разрешения, которое может быть аннулировано в любой момент! Другими словами: прусская королевская власть хочет осчастливить нас улучшенным изданием закона о crieurs publics[256], который была вынуждена принять во Франции запуганная палата депутатов в самые худшие времена буржуазного деспотизма Луи-Филиппа.

А чем мотивируется этот закон? Тем, что плакаты и продавцы газет будут-де мешать уличному движению, а плакаты, кроме того, портят вид общественных зданий!

III. Закон о печати. Но все это еще ничто в сравнении с миленькими проектами, с помощью которых хотят заткнуть рот печати. Известно, что забота о народе, которую проявляли Гогенцоллерны, начиная с 1830 г., состояла главным образом в стремлении облагородить прусский отечески-патриархальный режим путем соединения его с современной рафинированной системой порабощения на манер Луи-Филиппа. Сохранили розги и прибавили к ним галеры, оставили цензуру и осчастливили нас одновременно перлами сентябрьского законодательства. Одним словом, нам предоставили возможность наслаждаться одновременно преимуществами феодального рабства, бюрократического полицейского строя и современной буржуазной законной жестокости. И все это вместе взятое наименовали «общеизвестным либерализмом Фридриха-Вильгельма IV».

Новый гогенцоллернский законопроект о печати с целым рядом осложняющих его формулировок осчастливил нас непревзойденным синтезом: 1) Code Napoleon {Кодекса Наполеона. Ред.}, 2) французских сентябрьских законов и главным образом 3) почтенного прусского права.

Параграф 9 заимствован из Code. В тех областях, где действует прусское право, попытка совершить преступление или подстрекательство к нему, даже если оно было успешным, до сих пор каралась менее строго, чем само преступление. В этих областях сейчас вводится статья Code, согласно которой подстрекательство к преступлению, увенчавшееся успехом, приравнивается к совершению преступления.

Параграф 10. Французское сентябрьское законодательство гласит: тот, кто посягает на основы, на которых зиждется собственность и семья в гражданском обществе, или возбуждает ненависть или, презрение граждан друг к другу, наказывается тюремным заключением сроком до двух лет. Сравните loi du 9. sept. 1835 {закон от 9 сентября 1835 года. Ред.}, статья 8:

Toute attaque contre la propriete… toute provocation a la haine entre les diverses classes de la societe sera punie etc. {Всякое посягательство на собственность… всякое возбуждение ненависти между различными классами общества карается и т. д. Ред.}.

Разница только в том, что прусский перевод: возбуждать ненависть граждан вообще друг к другу и т. д. в десять раз хуже.

Все следующие параграфы проекта составлены лишь для того, чтобы снова осчастливить Рейнскую провинцию тем самым великолепным прусским правом, которым мы наслаждались в полной мере на протяжении 33 лет и которое было отнято у нас вскоре после 18 марта[257]. Нам собираются октроировать, между прочим, следующие новые преступления, совершенно неизвестные нашему собственному рейнскому законодательству:

1. Возбуждение ненависти и презрения к государственным учреждениям или к правительству с помощью заведомо ложных сообщений или же фактов, которые не могут быть юридически доказаны.

2. «Высказывание» по поводу законно существующих религиозных обществ (по октроированной конституции даже турки и язычники являются законно существующими религиозными обществами!), по своей форме долженствующее (!) посеять ненависть и презрение к ним.

Оба этих новых вида преступления вводят у нас а) старопрусское «возбуждение, недовольства» и и) старопрусское понятие об оскорблении религии; они караются тюремным заключением сроком до двух лет.

3. Оскорбление величества и, в частности, непочтительное отношение (!!) к

a) королю (!)

b) королеве (!!)

c) наследнику престола (!!!)

d) другим членам королевского дома (!!!!)

e) главе одного из немецких государств (!!!!!) карается тюремным заключением сроком от одного месяца до пяти лет!

4. Поучительное постановление, согласно которому утверждение даже по поводу тех фактов, достоверность которых может быть доказана, карается как оскорбление, если утверждаемые факты свидетельствуют о преднамеренном оскорблении!

5. Оскорбление

1) одной из палат,

2) одного из членов этих палат,

3) государственного учреждения (Code не предусматривает оскорбления корпорации в целом),

4) чиновника или представителя армии (все это «в отношении их служебных обязанностей») карается тюремным заключением сроком до 9 месяцев.

6. Оскорбление или клевета в частной жизни. Code Napoleon предусматривает только публично брошенное или распространяемое оскорбление или клевету. Новый законопроект намеревается поставить под контроль полиции и прокуратуры и объявить наказуемым всякое мнение, высказанное в частной беседе, в своем собственном доме, в кругу своей семьи, в частных письмах, — т. е. он намерен организовать самый подлый, всеобщий шпионаж. Военный деспотизм всесильной французской императорской власти уважал хотя бы свободу частной беседы; эта власть — по крайней мере в своем законодательстве — запрещает переступать через порог частной квартиры. Прусский отечески-конституционный надзор и наказание распространяются на частную жизнь, на самое интимное в этой жизни— на область семейных отношений, которую даже варвары считали неприкосновенной. А тремя статьями раньше этот же самый закон предусматривает двухгодичное тюремное заключение за всякое оскорбление семейных отношений!

Вот как выглядят новейшие «достижения», которыми хотят нас облагодетельствовать. Три самых жестоких закона, которые, взаимно дополняя друг друга, достигают апогея жестокости и вероломства, — таково возмещение, которое «неослабленная» корона мошеннически вымогает у палат за снятие осадного положения в Берлине!

Цель всего этого совершенно ясна. Что касается законопроекта о печати, то он не октроирует чего-либо нового старым провинциям. Прусское право было уже само по себе достаточно скверно. Вся сила гнева помазанника божьей милостью направлена против нас, жителей Рейнской провинции. Нам хотят снова навязать то самое позорное прусское право, от которого мы еле избавились и устранение которого дало нам, наконец, возможность вздохнуть немного свободнее, впервые за все то время, что мы прикованы к Пруссии.

О своих намерениях король божьей милостью говорит очень ясно устами своего холопа Мантёйфеля в мотивировке к этому миленькому документу: король хочет «создания по возможности единообразного правового порядка», т. е. он хочет вытеснения ненавистных французских законов и повсеместного введения позорного прусского права. Далее король хочет «заполнить брешь», образовавшуюся «в большей части Рейнской провинции (слушайте!) вследствие отмены «указом от 15 апреля 1848 г. уголовных законов, касающихся оскорбления величества»!

Это значит, что новый уголовный закон должен лишить нас, жителей Рейнской провинции, единственного, что у нас еще осталось от результатов так называемой революции 1848 года: ничем не ограниченного действия нашего собственного законодательства.

Нас хотят во что бы то ни стало сделать пруссаками, пруссаками в духе всемилостивейшего государя, пруссаками с прусским правом, с заносчивым дворянством, с тиранией чиновничества, с сабельным режимом, с палочными побоями, с цензурой и беспрекословным повиновением. Эти законопроекты — только начало. Нам известен план контрреволюции, и наши читатели будут поражены, когда узнают, что задумано провести по этому плану. Не сомневаемся, что господам в Берлине придется еще раз сильно разочароваться в жителях Рейнской провинции.

Мы еще не раз вернемся к этим позорным законопроектам. за одно составление которых министры должны быть посажены на скамью подсудимых. Но одно мы должны сказать уже сегодня: если палата согласится на что-либо, хотя бы в отдаленной степени похожее на эти законопроекты, то долг депутатов Рейнской провинции немедленно выйти из состава палаты, которая принятием подобных решений намерена отбросить своих избирателей к патриархальному варварству старопрусского законодательства.

Написано К. Марксом 12 марта 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в экстренном приложении к «Neue Rheinische Zeitung» № 244, 13 марта 1849 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые