ГЛАВА V.

ГЛАВА V.

Историческая судьба идеи взаимности.

Идея взаимности влечетъ за собою громадныя посл?дствія: она ведетъ между прочимъ къ общественному единству челов?чества. Эта мечта принадлежитъ еврейскому мессіанизму: но ни одна изъ четырехъ великихъ монархій, об?щанныхъ Даніиломъ, не выполнила эту программу. Везд? слабость государства обусловливалась обширностью его пред?ловъ: конецъ римскаго завоеванія былъ началомъ разложенія. Под?ливъ между собою пурпурныя мантіи, императоры сами проложили путь возстановленію національностей. Папы потерп?ли такую же неудачу, какъ Александръ и Цезари: католицизмъ не распространился и на половину населенія земнаго шара. Но логика идеи взаимности стремится совершить то, что было не по силамъ ни могуществу великихъ имперій, ни рвенію религіи; эта логика д?йствуетъ снизу вверхъ; она начинаетъ съ порабощенныхъ классовъ и вторгается въ общество съ противуположной стороны, и потому должна восторжествовать.

Всякое общество образуется, преобразуется и изм?няется съ помощью идеи. Такъ было въ древности и такъ происходитъ въ наше время. Идея отеческой власти легла въ основаніе древнихъ аристократій и монархій: на ней построены патріархатъ или восточный деспотизмъ, римскій патріархатъ и нов?йшій; пи?агорейское братство легло въ основаніе республикъ Критской, Спартанской и Кротонской. Преторьянское самовластіе, папская теократія, среднев?ковой феодализмъ, буржуазный конституціонализмъ – вс? эти явленія знакомы намъ по опыту. За одно съ ними мы можемъ назвать страстное притяженіе Фурье, двуполое жречество Анфантена, эпикурейскій идеализмъ нашихъ романтиковъ, контовскій позитивизмъ, мальтузіанскую анархію и отрицательную свободу экономистовъ. Вс? эти идеи стремятся къ господству: ихъ притязаніе на преобладаніе не подлежитъ никакому сомн?нію.

Но чтобы основать это новое и несокрушимое единство, необходимъ полезный, общечелов?ческій, абсолютный принципъ, который стоялъ бы выше всякаго общественнаго строя и безъ котораго самое существованіе этого строя было бы совершенно невозможно. Мы находимъ этотъ принципъ въ иде? взаимности, которая сама есть ничто иное какъ идея взаимно–обязующей справедливости, прилагаемой ко вс?мъ челов?ческимъ отношеніямъ и ко вс?мъ обстоятельствамъ жизни.

Весьма зам?чательно, что до сихъ поръ справедливость оставалась чужда или равнодушна ко множеству такихъ вопросовъ, которые требуютъ ея вм?шательства. Религія, политика, даже самая метафизика отодвинули ее на второй и на третій планъ. Вс? націи выбирали себ? въ покровительствующія божества или могущество, или богатство, или любовь, или храбрость, или краснор?чіе, или поэзію, или красоту; но никому и въ голову не приходило, что Право есть самое великое и сильное божество, стоящее даже выше самого Рока. У древнихъ справедливость была только дочерью Юпитера или, пожалуй, супругой его, но супругой отвергнутой.

Въ первое время существованія обществъ это было совершенно естественно. Руководствуясь воображеніемъ и чувствительностью, челов?къ сознаетъ прежде всего т? предметы, которые непосредственно касаются его; идеи рождаются въ немъ гораздо поздн?е, и изъ нихъ прежде всего возникаютъ идеи самыя конкретныя, самыя личныя, самыя сложныя, тогда какъ самыя общія и простыя идеи, которыя вм?ст? съ т?мъ всегда самыя отвлеченныя, начинаютъ пробиваться гораздо поздн?е. Ребенокъ прежде всего любитъ и уважаетъ отца и мать; потомъ онъ возвышается до идеи патріарха, князя, первосвященника, короля или царя; отъ этихъ личностей онъ мало по малу отвлекаетъ идею власти; но чтобы возвыситься до сознанія, что общество, та великая семья, къ которой онъ принадлежитъ, есть воплощеніе Права – на это ему нужно 30 в?ковъ.

Одно только несомн?нно: каковъ бы ни былъ принципъ, во имя котораго основалось общество, какимъ бы именемъ оно ни называло свое верховное божество, – оно можетъ существовать только одною справедливостью. Отнимите справедливость – общество тотчасъ развратится, государство распадется. За отсутствіемъ справедливости самое отеческое правительство превращается въ гнусную и нестерпимую тираннію. Идея, которую кладутъ въ основаніе общественнаго устройства, не можетъ обойтись безъ права; отр?шаясь отъ него, она даже теряетъ всякій смыслъ, тогда какъ право существуетъ само по себ? и въ строгомъ смысл? не нуждается ни въ чьей посторонней помощи.

Если идея справедливости прим?шивается къ каждой политической систем? и составляетъ ея необходимое условіе, то очевидно, что идея эта есть выраженіе сущности общества; она – самое могущественное божество, ея культъ – высшая религія, ея изученіе – самое священное богословіе. Она освящаетъ науку и искусство: всякая истина, всякая красота, явившіяся вн? ея, должны неминуемо обращаться въ ложь или заблужденіе.

Представимъ себ? религію безъ справедливости: она была бы чудовищна. Несправедливое божество – синонимъ Сатаны, Аримана, духа зла; сама церковь говоритъ намъ, что откровеніе, даже сопровождаемое чудесами, но неим?ющее ц?лью совершенствованіе челов?ка путемъ справедливости, сл?довало бы приписать духу тьмы. Любовь безъ уваженія – безстыдство. Всякое искусство, всякій идеалъ, которые вздумали бы отр?шиться отъ справедливости и нравственности, заслужили бы названіе искусства разврата, идеала позора.

Переберите весь рядъ челов?ческихъ идей, переройте всю сокровищницу духовной и св?тской науки, и вы не найдете другой идеи, равной справедливости. Къ ней?то стремится и взываетъ въ наши дни рабочая демократія, благодаря своему живому, хотя еще смутному чутью; ее?то и называетъ она взаимностью. Вотъ онъ, тотъ новый порядокъ, который, по народному преданію, французская революція призвана основать, соединивъ вс? народы въ федерацію федерацій. Вотъ эта религія будущности, религія Справедливости.

Во времена Моисея еврейскій народъ былъ доступенъ лишь идее отеческой власти или патріархата, связаннаго съ властью Всемогущаго Бога, Небеснаго Отца Израиля. Вотъ почему, не смотря на свое стремленіе къ справедливости, моисеевъ законъ на д?л? подчиняетъ ее власти отца, царя, первосвященника и религіозному культу.

Поздн?е, при римской имперіи, священство, царская власть и аристократія были полны злоупотребленій; но потерявъ уваженіе къ нимъ, народъ не могъ возвыситься до идеи справедливости. На м?сто исказившейся отеческой и первосвященнической власти было поставлено братское милосердіе; была основана евангельская община, церковь.

Уже тогда явилась мысль, что милосердія, которое пропов?довали въ этой общин?, недостаточно, если его не пополнить правомъ, идеею справедливости. Теперь та жe самая мысль руководитъ нашею демократіею, которая говоритъ устами Шестидесяти «Мы отвергаемъ благод?яніе, мы требуемъ справедливости».

Сожал?ю, что принужденъ такъ долго занимать читателя этими н?сколько отвлеченными вопросами. Но повторяю: когда д?ло идетъ о революціи, которая уже струится въ жилахъ народа, о самой р?шительной и глубокой изъ вс?хъ происходившихъ досел? революцій, – мн? нельзя острить и в?трянничать; говорить о такомъ явленіи надо не иначе, какъ совершенно серьезно. Пусть т?, которые ищутъ развлеченія въ разговор? о самыхъ великихъ интересахъ, читаютъ ежедневно посл? об?да по 10 моихъ страницъ и потомъ съ миромъ отправляются въ театръ или принимаются за фельетонъ. Что касается до меня, то я неспособенъ забавляться справедливостью или шутить надъ преступленіемъ и нищетою. Если подчасъ я говорю тономъ памфлета, то въ этомъ повинно только мое честное негодованіе.

Просл?дивъ съ возможною точностью возникновеніе идеи взаимности, мы должны теперь разсмотр?ть ея сущность и значеніе. Если мн? не удастся быть краткимъ, я постараюсь, по крайней м?р?, говорить ясно и р?шительно.