7
7
Сидя в небольшом микроавтобусе Гэбриэл приглушённо беседовал с Лукой.
— С отцом что-то неладное…
— Что ты имеешь в виду?
— На него напали, но ранили легко, словно проверяли, насколько быстро он регенерирует, — задумчиво ответил Лука.
— Ты… подозреваешь, что…?
— Скажешь, это была параноя? Нет. И отец потребовал, чтобы его ни с кем из нас не связывали. Он боится, что через него выйдут на нас.
— И?
— Думаю, тот человек подходил неспроста.
— Но сейчас его нет в этой машине рядом с нами, — напомнил Гэбриэл, пытаясь успокоить Луку.
— Может быть, он продолжает следить за нами иначе. Техника это позволяет. И возможно, что он или они даже слышат нас.
— И что будем делать? Молчать?
— Как минимум, — он задумался. — Нам нужно переодеться.
— Прямо здесь? — удивился Гэбриэл. — Но тут есть женщины.
— Попросимся выйти. Притворись больным, — и тут же крикнул водителю: — Останови! Останови машину, моему деду плохо!
Водитель остановился.
Лука и Гэбриэл с пожитками выбрались на пятидесятиградусное пекло. Напарница Николаса попыталась выпрыгнуть вслед за ними, чтобы «помочь» старику, но Лука жёстко дал ей понять, что спутники им не нужны, и они справятся самостоятельно. И Лука махнул водителю, давая понять, чтобы он ехал дальше и не ждал их. Тот согласно кивнул и, пожав плечами, двинулся дальше. Напарница Николаса растерянно посмотрела на них через заднее окно автобуса, оставшись ни с чем, и тут же потянулась за своим телефоном, чтобы доложить о непредвиденной ситуации.
Когда машина отъехала на большое расстояние и исчезла за очередным бугром, беглецы начали переодеваться.
— Что ты задумал? Зачем отпустил машину? Мы не дойдём пешком по такому пеклу до нужного места так быстро, как планировали! — возмущался Гэбриэл.
— Я не понимаю, ты что, утратил чувство самосохранения? Неужели ты не чувствуешь, что что-то тут не так?!
— Что именно ты считаешь не так?
— За нами могут следить.
— И что теперь? Мы посреди пустынных скал, — Гэбриэл обвёл руками пространство вокруг. — Только Господь Бог сейчас может видеть нас.
— Живее раздевайся.
Они сняли прежнюю одежду и оделись в чистое из рюкзаков.
— На, держи, — обиженно протянул Гэбриэл Луке свой одёжный ком.
Лука выкопал руками и найденным плоским камнем в песке яму и скинул туда одежду, тщательно засыпая её песком и мелкими камешками.
— А это для чего? — удивился Гэбриэл.
— Сразу видно, что ты не смотрел современные сериалы про шпионов, — посмеялся Лука.
— Хм! — недовольно хмыкнул Гэбриэл, поведя плечом.
Лука достал из рюкзака расчёску с мелкими зубчиками и тщательно расчесал сначала свои волосы, а потом взялся за причёску старика.
— У меня нет вшей! — запротестовал Гэбриэл.
— Кто знает, что водится в твоей голове кроме вшей, — снова посмеялся Лука.
— Я серьёзно. Что ты там намереваешься найти? Умные мысли? Или светящуюся лампочку, дающую отблеск в виде нимба? — тоже решил пошутить Гэбриэл.
— В волосах может быть клеющийся жучок.
— Я слышал про тараканов в голове, но вот про жуков…
— Я ценю твоё чувство юмора, старик… Так, чисто. Ничего. Вот теперь мы можем двигаться дальше.
— На чём?
— На своих двоих. Если подвернётся машина или верблюд, значит, нам крупно повезёт.
— Ладно. Что ж, пусть будет так, — наконец, согласился Гэбриэл, повязывая на голову носовой платок, как понаму.
И путешественники двинулись через жёлтые песчаные горы в путь к заветному месту.
* * *
Они шли уже несколько часов. Время от времени останавливались, чтобы отдохнуть и попить воды. В очередной раз они забрели в небольшую нишу в скале и решили там переночевать.
Развели костёр и достали из своих мешков скудный ужин. Никто из них не планировал путешествовать по пустыне больше суток, надеясь поужинать где-нибудь в более цивилизованном месте. Старик приучал ученика питаться реже.
— Стало быть, аннунаки и есть ассуры? — задумчиво проговорил Лука.
— Да. Неберов повсякому называли. Но смысл один и тот же, — «подающие жизнь», «небесные люди» и всё в этом духе. Кстати, рак у смертных — это тоже наше наследие.
— Не понимаю пока, о чём ты, — нахмурился Лука, пытаясь вникнуть в слова старика.
— Рак — это, так сказать, неудачная попытка регенирироваться.
— Ещё раз, пожалуйста. Рак — это что?
— Мы живём так долго потому, что наши клетки умеют регенирироваться. То есть, воссоздавать себе подобных. Они способны быстро восстанавливать отмершие ткани на клеточном уровне.
— И?
— Прежде у смертных не случался рак. Знаешь почему? Потому что они физиологически правильно развивались. Но с недавних пор, вмешавшись в геном человека вольно или невольно, смертные эту стабильность нарушили и запустили программу саморазрушения. То, что у смертных проявилась способность к регенерации отдельных участков тела и органов, то есть способность к раку, говорит о том, что они вырождаются. То есть их гены ещё помнят о том, что принадлежали к генам неберов, но мутацию эти гены победить не в состоянии.
— Ничего не понял.
— Ладно, поясню популярно. Смертные сейчас находятся на развилке своего развития. Либо они умрут от рака, либо найдут способ преобразовывать рак в доброкачественную обширную регенерацию всех тканей организма.
— И что им для этого нужно?
— Не что, а кто, — старик хитро улыбнулся.
— Мы можем помочь смертным стать бессмертными? — Лука открыл даже рот от неожиданности.
— Можем, но не станем этого делать.
— Но не все имеют склонность к раку.
— Правильно. А почему, как думаешь?
— Те, что страдают от рака, являются… являются…
— Ну-ну, заканчивай свою мысль, — Гэбриэл одобрительно закивал головой.
— Они что же, являются прямыми потомками неберов? — С сомнением высказал своё предположение Лука.
— Совершенно верно. Правильно мыслишь, в правильном направлении, мой мальчик. А теперь о другом… Запомни ещё вот что. Луна очень важную роль играет в жизни всего земного. Поэтому на растущую луну можно лишать кого-то жизни…
Лука сделал удивлённые глаза, многозначительно отвесив челюсть.
— Не перебивай, я поясню позже. А также можно лечить раненых и тяжелобольных. А на убывающую луну можно воскрешать мёртвых, которые мертвы не дольше пятнадцати минут. А также лечить больных, но не раненых. То есть можно вливать им свою кровь для продления жизни, для увеличения их жизненного цикла. Теперь спрашивай.
— Ты говорил, что всякая жизнь священна, и что Богиня наказывает за убийство, — отозвался Лука, посылая в рот очередной кусок лепёшки.
— Есть всякие случаи. Но чтобы Богиня не почувствовала ущерб Себе, для этого и нужно строго следить за Луной. Всякий больной и раненый требует для выздоровления сил. Эти силы даст ему растущая Луна, которая принесёт ему дополнительные соки.
— Ты говоришь о приливных лунных циклах?
— Совершенно верно. Молодец. А вот мёртвых нужно лечить «мёртвой» водой, то есть убывающей, чтобы жизнь возвратилась к ним медленно и не порвала сосуды, чтобы не случился инсульт и кровоизлияние. Точно также и здоровым смертным вливать свою кровь нужно тоже в убывающую Луну, чтобы не спровоцировать скачёк давления и тот же инсульт и кровоизлияние.
— А убийство? — настаивал Лука.
— Убийство запрещено. Но, если грозит тебе опасность, и единственный способ избежать гибели — это смерть твоего врага, то этим следует воспользоваться. Но так, чтобы Богиня не пострадала. А для этого и существует указание на убийство в растущую Луну или в последний дозволеный день — полнолуние.
— Полнолуние, говоришь? — сощурился Лука.
— Тогда убийство станет жертвоприношением. В этом случае нужно тянуть время, убегать, прятаться от врага до тех пор, пока не настанет разрешающий момент. Всё должно быть гармоничным с Богиней. И тогда это будет на самом деле жертвоприношением, но не убийством.
— И в каких случаях это проводилось в древности?
— В жертву приносили не только явных врагов нашего вида, но также предателей и преступников.
— Тогда наводящий вопрос: кто считался преступником?
— Тебе это не понравится, — Гэбриэл изобразил смущённо виноватое лицо и стал сосредоточенно отпивать из фляжки воду.
— Это меня уже пугает. Говори! Не тяни.
— Преступлением для смертных было иметь больше двух детей…
— И что же?
— Лишних, то есть незаконных детей убивали. А родителей приговаривали к катаржным работам. Могли даже казнить семью, которая отказывалась от противозачаточных средств и производила на свет третьего и четвёртого ребёнка. Если третий ребёнок грозил каторгой, то четвёртый был приговором к смертной казни. Всех виновников бросали крокодилам.
— И детей?
— И детей.
— Ах, вот почему было на самом деле избиение младенцев в Египте?
— Чтобы не плодить нищету и равномерно распределять продовольствие между населением, был введён закон на сокращение рождаемости и запрет на прелюбодеяние во всех землях Египетских. Поэтому с некоторых пор в египетских и греческих храмах был обнародован указ об обязательной девственности всех жриц. А гетеры попали в немилость… Таким образом в государствах, где обитали боги, принялись контролировать рождаемость.
— Тогда понятно, почему мать отправила Моисея в неизвестное плавание.
— История Моисея к этому не относится, — Гэбриэл не стал вдаваться в подробности о происхождении Моисея, надеясь поведать его историю Луке как-нибудь в подходящий момент. — У нас строго следили за численностью населения. Потому что там, где много народа, там озлобленность, беспорядки и голод. А где голод, там болезни. А где болезни там эпидемии и вымирание. А где вымирание, там войны с врагами и захватчиками. А это утрата независимости, утрата земли и ценностей культуры. Это крах цивилизации. Поэтому преступников бросали крокодилам.
— От одного лишнего рождённого ребёнка? Крах цивилизации? — криво усмехнулся Лука и изобразил неподдельное сомнение. — Никогда бы не подумал об этом.
— Сегодня мало кто думает об этом. Сегодня вообще мало здравомыслящих. Думаешь, людям так уж необходимо плодиться подобно свиньям?
— Прости, что не понимал тебя.
— Прощаю, ученик. Но подобные казни всегда, можно сказать, случались к концу расцвета цивилизации, когда люди утрачивали нравственность и понимание нужд процветания государства. Когда же люди соблюдали закон, тогда не случалось преступлений. Но когда люди стали намеренно избегать соблюдения закона, как делали крестьяне и некоторые ремесленники в Египте, которых вы сегодня назвали бы мигранты, вот тогда-то и случился кризис, крах всей системы. Кочевники мигранты, ставшие осёдлыми за столетия, и новоприбывшие шасу, что стекались в процветающий Египет со всех окрестных земель, не просто рожали по многу детей. Они их прятали, думая, что защищают. Но эти дети тоже должны были где-то что-то есть. И получалось, что закон соблюдали только коренные египтяне иберы, а новоприбывшие, которых почему-то сегодня принято называть евреями, его не соблюдали. Получалось, что со временем, так называемых евреев, то есть «не неберов, а иверов или иври», что стало значить после эпохи Эхнатона — еретиков, чужаков и кочевников-переселенцев (а чужаками были отнюдь не только иудеи) становилось больше, чем коренного населения. Сегодня таких кочевников обычно называют цыганами, а в то время именовали сначала шасу, а после эпохи Моисея — иверами или иврами. И они, эти ивры или шасу нередко голодали по своей глупости и невежеству, иногда из-за тупого упрямства, основанного на их древних традициях. Понимаешь?
— Отлично понимаю. Это как одни имеют одного ребёнка, а другие от четырёх жён по пять детей. Отлично тебя понимаю. И понимаю теперь, почему голодают в Африке, Индии и Китае. Всё понятно, — он вдруг задумался.
— А ведь от этого страдали не только их дети, но и женщины умирали при родах, старели быстрее, болели, утрачивая жизнерадостность… Ты, в общем понял.
— Да, я отлично всё понял. Это настоящая политика государства, царства. И это, конечно, было доступно к пониманию только самым образованным, то есть жрецам и фараонам, то есть…
— Смертным потомкам неберов Натуру, то есть коренным египтянам, иберам.
— Потрясающе!
— Рад, что тебе понятно, — улыбнулся старик.
— Иври, иберы. А если прочесть справа налево, то получится «ыреби», то есть «араби». Ведь в арамейском и современном арабском звук «а» и «е» обозначаются одним и тем же шрихом. А раньше вообще гласные не прописывались.
— Пытаешься в этимологии найти ответы?
— Именно. И кажется, уже нашёл. Но ведь не только поэтому египтяне ненавидели переселенцев иверов?
— Да, разумеется. Ещё и потому, что одни из них верили в кровожадных богов, и их тогда называли «из-верами» или «изуверами» и «извергами»; отсюда и пошло название зверь, то есть человек, который приносит кровавые жертвы, и не только животных. С тех пор всех кровожадных именуют изуверами. А иудеи верили вообще в единого бога, что не свойственно было египтянам. Но именно иудеев египтяне винили в отступничестве своего фараона Аменхотепа IV, то есть Эхнатона, считая, что это они его околдовали и отняли душу, и потому он лишился БА и разума.
— Да, я знаю, что Эхнатон призывал всех верить только в одного Бога Атона, то есть в бога полуденного солнца. Он призывал верить в свет, но не в тьму, чему соответствовал культ Амона-Ра, то есть заходящего сумеречного солнца.
— Да, всё верно, в то время главным божеством египтян был Амон, бог вечернего солнца.
— Ну, их можно понять. Вечернее солнце не так палит, как полуденное. Особенно здесь, в Египте.
— Логично, — охотно согласился Гэбриэл и прилёг у костра.
А Лука вновь задумался:
— Ивры, значит «не неберы», то есть «не неферы», значит, — не боги. Ивры, значит, — люди и звери. Но кто из них люди, а кто — звери? И кто же остальные народности планеты? Или ивры — это просто смертные потомки неберов?
Его взгляд устремился в звёздное небо, будто именно там он мог найти ответы на все свои вопросы.
— Знаешь, я тут вот ещё о чём подумал… — проговорил Лука и замолчал.
— И о чём же?
— «Шурави». Это оскорбительное прозвище советских воинов, данное им афганцами во время Афганской войны восьмидесятых годов XX века…
— Считаешь, это оскорбительное прозвище?
— Вот и я задумался над этим. Уж больно оно схоже по звучанию с другим, очень знакомым нам. И если это не оскорбление, тогда… что же, — иное прочтение слова «русский» в английской транскрипции? Ты это имел в виду или нечто более древнее?
— Возможно, здесь действительно присутствует английский след. «Раш» на английском переводится, как «русский». Если это прочесть справа налево, применительно арабской и ивритской манеры чтения и письма, то получается «шар» или «шур», — добавил Гэбриэл. — Или даже «чур», что было весьма распространено в древней Руси.
— Снова «шур», «чур», «ашур», то есть асур. И он же усур. Отсюда усурийский тигр?
— Молодец, начинаешь видеть и слышать. А главное, начинаешь понимать. По распространению схожих слов можно обозначить границы его употребления, а стало быть, и границы общности, которая здесь проживала.
— Хорошо, пусть так. Значит это ещё одно подтверждение того, что русские являются потомками асуров или усуров и их территория простиралась от нынешней Европы до Тихого океана дальше на юг, к океану Индийскому? Тогда поясни мне ещё и слово «этруски» или «этрусы».
— Что ты пытаешься выяснить?
— Прочти эти слова наоборот. Получается «эксурты» или «эсурты». А это может быть другим звучанием слов асур или ашур. Их могли называть не ашуры, а ашурты. Но сами они называли себя уже не богами или асурами, а просто этрусами.
— Ты хочешь этим сказать, что этруски — прямые потомки асуров? Но ведь именно об этом я тебе и говорил прежде.
— Но дошло до меня это, похоже, только теперь.
Гэбриэл криво усмехнулся, но промолчал.
— Стало быть, и «шурави» может на самом деле означать «асура рави», то есть «мудрец ашура», типа «носитель знания богов» или просто… — Лука удивлённо посмотрел на Гэбриэла. — Или просто «учитель». Потрясающе! Невероятно! Это просто потрясающе! И так просто. Уму непостижимо!
Старик продолжал улыбаться и молчать.