Параграф шестой Ювеналов бич (продолжение)

После Октября поэт хлестал тунеядцев не менее беспощадно, чем до революции.

О ДРЯНИ

…Утихомирились бури революционных лон.

Подернулась тиной советская мешанина.

И вылезло

из-за спины РСФСР

мурло

мещанина.

………………………………………………..

Намозолив от пятилетнего сидения зады,

крепкие, как умывальники,

живут и поныне —

тише воды.

Свили уютные кабинеты и спаленки.

И вечером

та или иная мразь,

на жену,

за пианином обучающуюся, глядя,

говорит,

от самовара разморясь:

«Товарищ, Надя!

К празднику прибавка -24 тыщи.

Тариф.

Эх,

и заведу я себе

тихоокеанские галифища,

чтоб из штанов

выглядывать

как коралловый риф!»

А Надя:

«И мне с эмблемами платья.

Без серпа и молота не покажешься в свете!

В чем

сегодня

буду фигурять я

на балу в Реввоенсовете?!»

На стенке Маркс.

Рамочка ала.

На «Известиях» лежа, котенок греется.

А из-под потолочка верещала

оголтелая канареица.

Маркс со стенки смотрел, смотрел…

И вдруг

разинул рот,

да как заорет:

«Опутали революцию обывательщины нити.

Страшнее Врангеля обывательский быт.

Скорее

головы канарейкам сверните – чтоб коммунизм

канарейками не был побит!» (2: 73–75)

ВЗЯТОЧНИКИ

Взятка на Руси существует с основания государства. Русь платила дань – сначала хазарам, потом варягам, позже татаро-монголам. А где дань, там и взятки. Казалось, революция уничтожит взятку. Ничего подобного. Она теперь стала королевой человеческих отношений. Появились виртуозы взятки, мастера, академики.

Такому

в краже рабочих тыщ

для ширмы октябрьское зарево.

Он к нам пришел,

чтоб советскую нищь

на кабаки разбазаривать.

белому

руку, пожалуй, дам,

пожму, не побрезгав ею.

Я лишь усмехнусь:

– А здорово вам

наши

намылили шею! —

Укравшему хлеб

не потребуешь кар.

Возможно

простить и убийце.

Быть может, больной,

сумасшедший угар

в душе

у него

клубится.

Но если

скравший

этот вот рубль

ладонью

ладонь мою тронет,

я, руку помыв,

кирпичом ототру

поганую кожу с ладони.

………………………………

страшней

и гаже

любого врага

взяточник. (7: 137)

СЛУЖАКА

Подрабатывая в средней школе уроками логики, студент философского факультета МГУ Александр Зиновьев, прирожденный учитель и воспитатель, отдавался своему «левому заработку» не формально, со страстью. Он привязался к школьникам, а они полюбили его. Однажды мой друг Александр пригласил меня в свой класс почитать Маяковского, которого сам ценил как величайшего поэта и наставника молодежи. Я выбрал самое педагогическое стихотворение, обнажающее явление сравнительно новое – новый тип «совка».

Появились

молодые

превоспитанные люди —

Моиров

знаки золотые

им

увенчивают груди.

Парт-комар

из МКК

не подточит

парню

носа:

к сроку

вписана

строка

проф —

и парт —

и прочих взносов.

Честен он,

как честен вол.

В место

в собственное

вросся

и не видит

ничего

дальше

собственного носа.

Коммунизм

по книге сдав,

перевызубривши «измы»,

он

покончил навсегда

с мыслями

о коммунизме.

Что заглядывать далече?!

Циркуляр

сиди

и жди.

– Нам, мол,

с вами

думать неча,

если

думают вожди. —

Мелких дельцев

пару шор

он

надел

на глаза оба,

чтоб служилось

хорошо,

безмятежно,

узколобо.

День – этап

растрат и лести,

день,

когда

простор подлизам, —

это

для него

и есть

самый

рассоциализм.

До коммуны

перегон

не покрыть

на этой кляче,

как нарочно

создан

он

для чиновничьих делячеств.

Блещут

знаки золотые,

гордо

выпячены

груди,

ходят

тихо

молодые

приспособленные люди.

О коряги

якорятся

там,

где тихая вода…

А на стенке

декорацией

Карлы-марлы борода.

Мы томимся неизвестностью,

что нам делать

с ихней честностью?

Комсомолец,

живя

в твои лета,

октябрьским

озоном

дыша,

помни,

что каждый день —

этап,

к цели

намеченной

шаг.

Не наши —

которые

времени в зад

уперли

лбов

медь;

быть коммунистом —

значит дерзать,

думать,

хотеть,

сметь. (9: 122–125)

Школьникам Зиновьева посчастливилось учиться логике у настоящего коммуниста, который дерзал, думал, хотел и смел. И не только в школе, а всю свою последующую жизнь новатора-философа, писателя и художника.

СЛЕГКА НАХАЛЬНЫЕ СТИХИ ТОВАРИЩАМ ИЗ ЭМКАХИ

(Юрию Лужкову и Зурабу Церетели посвящаю)

Прямо

некуда деваться

от культуры.

Будь ей пусто!

Вот

товарищ Цивцивадзе

насадить мечтает бюсты.

Чтоб на площадях

и скверах

были

мраморные лики,

чтоб, вздымая

морду вверх,

мы бы

видели великих.

…………………………

Слышу,

давши грезам дань я,

нотки

шепота такого:

«Приходите

на свиданье

возле бюста

Эф Гладкова».

Тут

и мой овал лица,

снизу

люди тщатся…

К черту!

«Останавлица

строго воспрыщаица»

………………………………

И с разискреннею силищей

кроют

мрачные от желчи:

«Понастроили страшилищей,

сволочи,

Микел Анжелычи».

Мостовой

разбитой едучи,

думаю о Цивцивадзе.

Нам нужны,

товарищ Медичи,

мостовые,

а не вазы.

Рвань,

куда ни поглазей,

грязью

глаз любуется.

Чем

устраивать музей,

вымостили б улицы.

Штопали б

домам

бока

да обчистили бы грязь вы! (9: 145–147)