Современное искусство и Римско-католическая Церковь после Второго Ватиканского собора

Возвращаясь к проблеме экспансии современного искусства в сопредельные области, и в первую очередь в культуру, надо сказать, что основной целью этой агрессии является постепенное разрушение традиционных смыслов и основ бытия. И главной мишенью этой экспансии по-прежнему остается религия как фундамент таких смыслов, при этом основное направление деструктивного вектора современного искусства устремлено именно на христианство (рис. 2).

Выбор христианства среди других исторически сложившихся религиозных систем здесь не случаен, поскольку связь современного искусства с иудаизмом, с его запретом на изображение, достаточно глубока, укоренённость в восточных буддистских практиках тоже имеет исторические основания, ислам же опасен для таких экспериментов. Всё это говорит о том, что Церковь существует не в нейтральной среде, а в среде крайне агрессивной. Причём эта среда функционирует по принципу, схожему с радиацией, от которой невозможно отгородиться стеной. Предвижу аргументы о молитвенном щите, о словах Господа о вратах ада, которые не одолеют Его Церкви, и скорбях, которые неизбежны в мире. Всё это, безусловно, так, но при опасностях, которые могли повредить чистоте предания, Церковь всегда мобилизовала свои духовные и интеллектуальные ресурсы и собор-но преодолевала эти опасности.

Судя по всему, сегодня наступил именно такой момент, когда все члены Церкви в меру своих сил должны начать соборное осмысление этих острых вопросов современности.

Если мы не сделаем этого, то современная культура продолжит проникать в Церковь, чему свидетелями мы уже являлись не раз в Новейшее время.

В связи с этим было бы правильно проанализировать опыт Римско-католической Церкви (РКЦ), которая давно обратила свой взор к современному искусству. Этот анализ позволит нам увидеть те опасности, которые таит в себе такое сближение, и избежать подобных ошибок в будущем. Склонность к доминированию не только в традиционном религиозном пространстве, но и в культурной и общественной областях, заставила РКЦ обратить серьёзное внимание на современную культуру ещё в середине прошлого столетия.

Придя к заключению, что открыто бороться против основного вектора развития, против так называемой постхристианской цивилизации бесполезно, римо-католики вновь вернулись к своему хорошо проверенному правилу: если процесс нельзя остановить, его необходимо возглавить.

И в этом контексте важно остановиться на том, что собой представляет современная Римско-католическая Церковь, какие в ней произошли изменения и как они отразились на е взаимоотношении с современным миром и современной культурой.

Рис. 1. К. Малевич. Выставка «0,10». 1915 г.

Рубежом таких действительно радикальных изменений можно считать Второй Ватиканский собор, проходивший в прошлом веке на протяжении трех лет – с 1962 по 1965 годы. На этом соборе был принято огромное количество беспрецедентных по своему значению решений, в корне меняющих почти все аспекты жизни РКЦ – начиная с литургической реформы и заканчивая взаимоотношениями с другими конфессиями и религиозными движениями, а также с современной культурой. Неизменными остались только догматика, составляющая основной стержень католичества, в первую очередь догмат о примате римского папы.

Рис. 2. Оливьеро Тоскани «Поцелуй священника и монахини». Постановочная фотография.1992 г.

Одной из главных тем, которые обсуждались на соборе и по которой были приняты соборные решения, стала тема экуменизма. При этом экуменизм, смысл и цели которого впервые были настолько полно и последовательно изложены, воспринимался скорее не как путь к объединению всех конфессий в новую единую церковь, о чем часто говорят сторонники апокалиптической теории, а именно как инструмент возвращения этих конфессий в лоно католичества.

Об этом говорят многие формулировки в документах собора, в том числе и эта: «ибо лишь через Католическую Церковь Христову, представляющую собою всеобщее орудие спасения, можно получить всю полноту спасительных средств. Мы верим, что одному лишь собору апостолов, во главе которого стоит Пётр, Господь вверил всё богатство Нового Завета, чтобы создать на земле единое Тело Христово, в Которое надлежит полностью включиться всем, кто тем или иным образом уже принадлежит к народу Божию»[503]. Именно при возращении в лоно Ватикана, все другие конфессии, «постепенно преодолевая препятствия, мешающие совершенному церковному общению, все христиане соберутся в едином совершении Евхаристии, в единстве единой и единственной Церкви, которое с самого начала дал Своей Церкви Христос и которое, как мы верим, неотъемлемо пребывает в Католической Церкви и, как мы надеемся, будет изо дня в день возрастать вплоть до скончания века» [504].

Помимо идеи экуменизма, которой посвящена самая большая глава в «Документах собора», в них также содержится всеобъемлющая концепция новых взаимоотношений католической церкви и современной цивилизации. Эта концепция включает в себя социальные, культурные и экономические аспекты. По сути мы видим начало проекта по встраиванию Католической церкви в западную секулярную цивилизацию методом рецепции её общегуманитарных ценностей в своё богословие. Причём рецепции подвергается всё, что прямо не противоречит базовым ценностям Католической церкви, хотя и является продуктом секулярной экономической, научной и культурологической мысли.

Так, «Документ» утверждает: «Церковь признаёт всё хорошее, что содержится в современном социальном динамизме: это прежде развитие, направляющееся к единству, процесс здравой социализации, а также гражданского и экономического объединения»[505].

Но одним из самых значимых по своим последствиям нововведением в жизни Католической церкви стала четко сформулированная концепция взаимоотношения Церкви и современной культуры. Причём само понятие «культура» было трансформировано в духе современной секулярной культурологии с её расплывчатым пониманием культурного гуманизма, далёким от подлинно христианской антропологии. Явным свидетельством этому служат такие формулировки документа: «Словом «культура» в общем смысле обозначается всё то, благодаря чему человек утончает и развивает различные душевные и телесные дарования; своими познаниями и трудом старается подчинить своей власти весь мир; делает более гуманной общественную жизнь и в семье, и во всём гражданском сообществе вследствие прогресса нравов и установлений…»[506].

То есть культура признается собором вовсе не производной от культа, вместо её религиозного происхождения и связи с христианскими корнями приоритетом провозглашается прогресс нравов и общественная польза.

В принципе такая концепция культуры, заменившей подлинное церковное искусство, была усвоена Католической церковью ещё в эпоху Возрождения, о чем мы скажем ниже чуть подробнее, однако сформулирована в качестве соборного решения она была только на Втором Ватиканском соборе.

Собственно внешнее изменение, которое явно отличает Католическую церковь до Второго Ватикана и после, заключается в реформированном литургическим богослужении и литургическом искусстве, что на самом деле и составляет основу и сердцевину всей церковной жизни.

Возможность и желательность таких изменений была сформулирована одной фразой: «Церкви следует признавать и новые формы искусства, отвечающие запросам наших современников в зависимости от характера, свойственного тем или иным странам или регионам. Их тоже можно принять в святилище, если они, соответствуя по способу выражения и согласуясь с потребностями литургии, направляют мысль к Богу»

Эта формулировка привела к радикальным изменениям в архитектуре и визуальном оформлении пространства храмов. Говоря о визуальном оформлении, я намеренно использую терминологию, далекую от церковной, поскольку не просто икона, а даже обычная фигуративная роспись давно стала архаичной экзотикой католического храма (цв. вкл. рис. 3).

И если вначале для такого оформления богослужебного пространства храма приглашались авторы, далёкие от церковных традиций, но всё же формально принадлежавшие к Католической церкви, то затем всё чаще такое визуальное наполнение интерьеров храмов стали выполнять художники, принадлежащие к другим, часто далёким от христианских традиций, религиозным системам.

Такими примерами могут служить витражи собора Святого Стефана в Меце (Франция) и оформление капеллы св. Фомы Аквинского в Хьюстоне, выполненные иудеями Марком Шагалом и Марком Ротко (цв. вкл. рис. 4, 5).

Судьба работы последнего автора весьма показательна.

В ней наиболее важную для католического богословия часть евангельской истории – Страсти Христовы – этот художник изобразил в виде четырнадцати темных геометрических абстракций, символизирующих четырнадцать остановок Крестного пути. Результатом такого сомнительного эксперимента стало превращение капеллы сначала в место собрания деятелей актуального искусства и культуры, а затем она и вовсе трансформировалась в откровенно оккультное заведение с туманным названием «Храм всех религий».

Сейчас бывшая капелла открыта для сеансов медитации, оформленных в стиле разных традиций – дзенской, ламаистской, иудейской, зороастрийской.

Поскольку в результате такой безоглядной рецепции современной культуры грань между собственно церковным литургическим искусством и светской современной культурой (подчас даже явно [507] антихристианской) оказалась эфемерной, то в пространстве храма всё чаще стали устраиваться как временные, так и постоянные экспозиции современного искусства, проводиться различные фестивали. Сегодня, как правило, тема этих выставок всё чаще не связана с христианской тематикой даже внешне.

Так, например, один из самых известных концептуалистов Кристиан Болтанский (тоже, кстати, иудей по вероисповеданию) в 1994 году устроил в храме Сент-Эсташ (Франция) необычную пасхальную инсталляцию. В Великий четверг, когда в церкви вспоминают события Тайной вечери и причастия апостолов, в храме накрыли большой стол и всех прихожан попросили оставить в церкви после ужина пальто. На следующий день, в Страстную пятницу, пальто положили в центральном нефе, а возле алтаря поместили группу из ещё трёх пальто, которые символизировали Христа и двух разбойников (цв. вкл. рис. 6). На Пасху, после службы, прихожанам было предложено забрать свою одежду и отнести её в машину, которая должна была отвезти гуманитарную помощь в Боснию и Герцеговину.

При этом справедливости ради надо сказать, что существуют и выставочные проекты современных христианских художников, пытающихся найти визуальный язык, соответствующий новым реальностям Католической церкви. Речь здесь идёт не о литургическом творчестве, а о светском христианском искусстве, экспонирующемся в храмах. Здесь можно упомянуть фестиваль современного христианского искусства, проходящий в этом году на Мальте, в котором приняли участие и авторы из России.

Таким образом, в широком процессе экспансии современной культуры в сакральное церковное пространство мы можем увидеть, что католическая церковь практически самоустранилась от любого контроля за содержанием этой культуры. Это происходит не столько в результате продекларированной «открытости» католичества к современной культуре и готовности принять в себя всё, что она производит, но и от определённой растерянности в связи отсутствием внятного богословского инструмента, который мог бы помочь разобраться в этом постмодернистском вихре.

Не меньшей деформации под действием решений Второго Ватикана подверглась и храмовая архитектура.

Традиционная вертикально ориентированная базилика, характерная как для романских и готических храмов, так и для более поздних, сменилась конструкциями, логика которых диктуется тектоникой современных материалов – стекла, металла и бетона – и полностью подчинена стремлению архитектора к самореализации. Выбор архитектора-храмоздателя всё чаще диктуется его принадлежностью не к духовной христианской традиции, а к мировому архитектурному истеблишменту (рис. 7). В результате авторами проектов храмов становятся архитекторы, далёкие не просто от католической традиции, но и вообще от христианства, а интерьеры храмов, уже и так деформированные в результате литургической реформы, фактически упразднившей сакральное алтарное пространство, превратились в некое поле поиска, часто далёкое от христианской традиции.

Сделав краткий обзор того, как выглядит и чем живет современная Католическая церковь, мы можем заключить, что её разворот в сторону современной культуры и современной цивилизации несёт в себе большие искушения и опасности не только культурного, но и духовного порядка. Однако эти выводы мы делаем вовсе не с целью предать анафеме западных христиан и отгородиться от современной цивилизации непроницаемой стеной, тем более что это просто невозможно, а попытаться трезво оценить эти вызовы и понять, где существует граница, переходя которую мы подвергаем себя этой опасности. Для того чтобы более четко промаркировать эту границу именно в контексте православной традиции, на мой взгляд, необходимо совершить небольшой исторический экскурс, поскольку ситуация, сходная с сегодняшней, уже происходила в истории Церкви. Речь идёт о принципиальном повороте западной христианской традиции от своих православных истоков к неоязыческому гуманизму в эпоху Ренессанса и о влиянии этих процессов на восточное, и в первую очередь русское церковное искусство.