ТРИ СТОРОНЫ СОЗНАНИЯ

Можно выделить три стороны сознания: предметное сознание (то есть сознание, направленное на мир окружающих нас вещей, предметов, событий); самосознание (сознание, направленное на самого себя, все время осознающее самое себя как нечто иное, чем весь остальной мир); и сознание как поток непосредственных переживаний. Первые две стороны сознания относятся к тому, что в философии всегда называлось духом. Третья сторона часто называется хорошим и простым словом — душа.

В предметном сознании и самосознании мы имеем дело с идеями, понятиями, с моделями окружающего мира, с представлениями о самом себе (вспомните об образе самого себя у каждого человека). В духе человек возвышается над природой, создает второй идеальный мир, познает законы Вселенной и может на основании этих законов строить машины, возводить дома, посылать в космос ракеты.

Что касается души, то она занимается совсем другим делом. Душа, ее глубина и развитость делают человека живым. В принципе, познавать мир, развивать цивилизацию может и искусственный интеллект, мыслящая машина, И если бы человек не имел души, он и был бы такой машиной. Душа — нечто более значительное и глубокое в человеке, чем дух. Дух (и предметное сознание, и самосознание) — словно листья и ветви дерева, душа — его корни.

В глубине человеческого сознания течет, словно невидимая и вечно изменчивая река, поток душевных переживаний. Душевная жизнь подобна мелодии, которая все время меняется от каждой новой ноты. Каждое новое впечатление откладывается в нашей душе изменяя весь ее настрой. Сознание никогда не возвращается в прошлые состояния, потому что тянет за собой все прошлое; все, что бы ни случилось с человеком, откладывается в его памяти, и, попадая в точно такую же ситуацию (приходя в один и тот же класс, к тем же самым ученикам и учителям, на те же уроки), человек каждый раз — уже другой, у него больше опыта, больше переживаний, больше впечатлений и т. д.

Поток душевных переживаний имеет свое внутреннее пространство и время, свои пространственные и временные горизонты, благодаря которым мы можем познавать пространство и время окружающего мира.

Например, каждое переживание имеет будущий и прошлый временной горизонт, то есть каждое переживание как бы «оттеняет» себя, бросает тень в прошлое и будущее. Мы слушаем музыку, и в каждый данный момент мы слышим только одну ноту или аккорд, но на самом деле слышим мелодию, потому что прозвучавшие звуки еще слышны каким-то образом в нашей душе, а те, которые вот-вот мы должны услышать, уже каким-то образом звучат. И потому все это связывается в единую мелодию.

Точно так же обстоит дело и с речью. Когда вы слушаете учителя, вы в каждый миг слышите один произносимый слог: но вы слышите речь, потому что еще звучат в сознании прошлые слова, и, когда учитель произносит первый слог, вы уже, как правило, знаете, какое слово он скажет. Иначе произносимые звуки не сливались бы для нас в осмысленную речь.

А что такое пространственные горизонты, хорошо понятно на примере того, как мы видим что-либо. Например, мы видим дом. На самом деле мы не можем видеть весь дом, потому что нет такой точки, с которой мы бы сделали это — мы всегда видим только переднюю стену и часть боковой; даже с вертолета мы видим только крышу и, может быть, одну из стен. Но мы видим дом, потому что наше сознание автоматически достраивает невидимые глазу пространственные горизонты любой вещи.

Из этих механизмов психической работы нашего сознания вырастает понимание физического времени, геометрического пространства и т. д.

В простом акте зрения на переднем плене сознания стоит предмет нашего внимания, а весь задний план занят игрой душевной жизни. Различные мысленные образы, как и действительно воспринимаемые предметы, окружены роем воспоминаний, грез, настроений и чувств. Погружаясь в их поток, мы чувствуем, что живем, что это и есть подлинная жизнь.

Например, вы видите человека, котором любите, скажем свою бабушку. Вы видите не просто старого человека, знакомого вам с самого раннего детства, — ваша бабушка состоит из ваших первых радостей и печалей, из всех героев сказок, которые она вам читала долгими зимними вечерами, из неведомого вам Бога, которому в семье только бабушка что-то шепчет каждый вечер, ложась в кровать; из первых мыслей о смерти, связанных с бабушкиной старостью, и т. д. И все бабушкины вещи, даже после ее смерти, тоже полны ею — и старая швейная машинка, которую давно хотят выбросить, но все никак не решаются, и нелепое зеркало в пластмассовой оправе. Однажды оно попадается вам на глаза, вы дотрагиваетесь до него, и вдруг вновь всплывают в вашей памяти все счастливые минуты детства, все Иваны-царевичи. Кощеи Бессмертные, все ночные страхи, которые легко снимались прикосновением бабушкиной руки. Эта часть вашей, души, ушедшая в зеркало или в швейную машинку, вдруг ожила и разговаривает с вами. Быть в сознании — значит одушевлять мир и постоянно собирать свою душу из всех предметов, людей, событий, в которые ваша душа ушла. Душевная жизнь — это великая неизмеримая бездна, особая, в своем роде тоже бесконечная Вселенная, находящаяся в каком-то совсем ином измерении бытия, чем весь объективный пространственно-временной мир и мир идеальных предметностей. О мире души нельзя сказать ни где она находится, ни когда и как долго совершаются процессы ее жизни, ибо она везде и нигде, всегда и никогда — в том смысле, что все мерки вообще к ней неприменимы; наоборот, все ориентиры, все стереотипы восприятия мира, мышления и поведения становятся возможными благодаря этому внутреннему интимному слою нашей жизни.

Этот вечно волнующийся океан переживаний, вечно текущий и постоянно изменяющийся поток, эта вечно звучащая мелодия нашей души и являются тем внутренним Я, о котором мы говорили в предшествующей главе. Только углубление в себя, постоянное соприкосновение с внутренним Я дает ощущение силы и жизненности существования, сбрасывает автоматизм и оцепенелость повседневного бытия, открывает такие красоты мироздания, о которых «объективный» поверхностный наблюдатель даже и не подозревает.

То, что называется человеком, есть нечто неизмеримо большее, чем просто частица мира или общества, — его закованный внешними рамками мир великих, потенциально бесконечных сил. Душевная жизнь уходит вглубь до бесконечности, еще Гераклит говорил, что границ души не отыскать, столь глубока ее мера. Признать это — значит не обожествить человека, но до некоторой степени уяснять себе его богоподобие.

Все, чем человек когда-то был или может стать, все, чем были его предки или будут его потомки, — потенциально есть в каждом миге душевной жизни. Она есть та потенциальная сверх временность, без которой немыслимы сознание и знание.