НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ: ЭТИКА ЗАКОНА И ЭТИКА ТВОРЧЕСТВА

Николай Александрович Бердяев (1874—1943) — самый известный на Западе русский философ, человек огромного литературного и философского таланта, мыслитель яркий, эмоциональный, фанатик свободы и вечный обличитель всяческих форм насилия над человеком. Обладал большим личным мужеством — перед высылкой из СССР в 1922 году беседовал в ЧК с самим Дзержинским и отстаивал свои убеждения.

Основные работы Бердяева, оставившего большое наследие: « СМЫСЛ творчества», «Философия свободы», «Смысл истории», «О назначении человека», «О рабстве и свободе человека».

Умер в эмиграции, в пригороде Парижа, за своим письменным столом.

Двадцатый век показал всю несостоятельность той просветительской морали, которую подвергали критике Достоевский, Леонтьев, Ницше и которая предлагала любить человека только за то, что он человек, которая провозглашала, что «человек — это звучит гордо!» Образованные и внешне интеллигентные люди под влиянием оголтелой пропаганды жгли книги, изгоняли профессоров из университетов, строили лагеря, травили инакомыслящих, т. е. вели себя отнюдь не как люди, а скорее как животные. Просветительская мораль не давала никакого иммунитета против превращения людей в животных. Еще Достоевский писал, что если поскрести ногтем современного так называемого интеллигента, то из-под его благообразной внешности может выглянуть звериная морда. Морда и выглянула, да еще такая, что вся европейская цивилизация содрогнулась. По жестокости, по массовым убийствам XX век превзошел все остальные века истории.

С точки зрения Н. Бердяева, просветительская мораль — это прежде всего этика закона. В основе этой этики лежит религиозный страх. Боязнь нарушить запрет и стать нечистым образует этику на ранних этапах человеческого развития, потом, приобретая более утонченные формы, она по сути остается все той же. Закон по своей природе всегда запугивает. Он не преображает человеческую природу, не уничтожает греха, а через внешний и внутренний страх держит грех в известных границах. Еще А. Шопенгауэр считал голос совести на девять десятых просто страхом перед общественным порицанием.

Этика закона стремится сделать человека автоматом добродетели, против такой этики воевал еще Сократ. Человек подчиняется закону потому, что боится наказания. А если закон отменен, если государство открыто объявляет, что нет человека вообще, а есть высшие и низшие расы, то человек срывается с тормозов и становится способным не любое преступление.

Самый культурный в мире народа немцы, давшие миру больше всего философов, писателей, композиторов, под влиянием фашистской пропаганды за несколько лет превратился вдруг в стадо беснующихся баранов. Значит, подлинная культура, в том числе моральная, была свойственна только очень немногим людям; а у всех остальных была тонкой пленкой, которая быстро исчезла, обнажив звериную сущность.

Закон необходим обществу, без него невозможна цивилизованная жизнь. Но человек в массе своей почти не верит в добро как в некое надчеловеческое начало, не верит в кантовский моральный закон. Почему, собственно, я должен этому закону подчиняться? Ведь это не я придумал этот закон, а общество, оно заставляет меня слушаться. Общество беспощадно к моей индивидуальной судьбе, к моей частной жизни. Почему я должен быть добрым? Почему я должен любить людей, если я их терпеть не могу? Почему я должен ломать и переделывать себя? Тем более что люди, поучающие других от лица общества, сами часто не являются образцом для других -—- это или тираны, или фанатики, или просто проходимцы, дорвавшиеся до власти.

Жизнь человека, в том числе и нравственная жизнь, так сложна и индивидуальна, что не укладывается ни в какие общие принципы, нормы и законы морали. Мне, например, говорят, что я на уроках должен внимательно слушать учителя и не перебивать его, а я считаю, что только споря с учителем, постоянно задавая ему вопросы, я смогу чему-нибудь научиться.

Мне говорят, что я должен любить своих родителей, но мои родители (часто бывает ведь и такое) не нуждаются в моей любви, они просто выполняют свой долг — кормят и одевают меня, но им нет дела до моих переживаний, страданий, душевных трудностей, они даже не в состоянии ответить на многие мои серьезные вопросы, потому что никогда не заставляли себя думать о чем-нибудь действительно серьезном.

Таким образом, живая личность для Бердяева есть нечто более глубокое и ценное, чем всякая мораль. Ценность человека — не в степени его подчиненности моральным требованиям, а в силе и остроте его внутреннего влечения к добру, способности творить. Не послушание, а творчество есть главный моральный долг человека.

А творить себя нужно каждый день и каждый час, потому что каждый день и каждый час нас пытается одолеть дьявол (лень, эгоизм, нежелание рисковать, бездумное животное существование, полусонная жизнь). Но человек с самого детства должен сам себя творить, постоянно будить себя, постоянно принимать собственные решения; а для этого — думать самому, заставлять себя быть терпимым, спокойным, подавлять в себе животную злобу и воспитывать любовь к людям. Никакой закон не воспитает человека, если он сам себя не воспитает, не сотворит. Поэтому этика творчества для Бердяева выше этики закона.