РАЗУМ БОЛЬШОЙ И РАЗУМ МАЛЫЙ

Всякий человек, как мы помним из Ницше, ценен постольку, поскольку он есть путь к сверхчеловеку, т. е. к идеалу человечности, к художнику, философу и святому. А каждое сознание значимо постольку, поскольку оно есть возможность Большого сознания, Большого разума.

Человек чаще всего живет, или вообще не приходя в сознание — ему достаточно ограниченного набора рефлекторных реакций (встал, поел, поработал, выпил, посмотрел телевизор, лег, поспал), или живя малым сознанием, малым разумом, почти как супершимпанзе. Малый разум развивает специфические качества человека — хитрость, умение приспособиться к жизни, добиться относительного комфорта и достатка, не мучаясь над проблемами бытия и смысла жизни, не страдая от несовершенства мира и общества, не отыскивая новых путей для своего самовыражения.

Никто, конечно, не может осудить человека за то, что он живет малым разумом, потому что перспектива жить Большим разумом часто пугает нас. Большой разум — это мудрость, которая часто представляется малому разуму как безумие. Апостол Павел говорил: «Будьте безумными, чтобы быть мудрыми». Это значит, что в «безумии», в отречении от малого разума у человека появляется возможность разума Большого.

Большой разум — это то, о чем ранее говорилось как о «мысли сердца». С помощью Большого разума мы не просто воспринимаем мир как совокупность вещей и законов (для этого достаточно и малого разума); мир по-настоящему открывается нам как бездонная, бесконечная, завораживающая тайна. Большим разумом мы как бы познаем мир изнутри, сливаемся с тем, что в нем есть потаенного и невыразимого; мы больше не любопытные наблюдатели, старающиеся хитростью вырвать у мира какие-то его тайны и употребить их себе на пользу, — мы сами и есть мир, это он сам познает себя через нас.

Такое видение мира есть у детей, поэтов, у любого мудрого человека, не обязательно ученого. С. Франк писал, что человек, которому ведомы в мире содержания и связи, остающиеся тайной для других, должен, поскольку он сохранил в себе способность вообще видеть саму реальность как она есть, глядеть на мир тем же изумленным, восхищенным, полным благоговения взором, которым глядит на него маленький ребенок.

И такая мудрость, конечно, выглядит безумием в глазах обладателя малого разума. Надо было действительно быть безумным, чтобы увидеть, подобно Демокриту, что мир состоит из атомов и пустоты. Ведь никакого электронного микроскопа у него не было, и никаких атомов он видеть не мог. Надо было быть безумцем, чтобы услышать музыку сфер, как ее услышал Пифагор, безумным, чтобы увидеть искривляющуюся Вселенную, как Эйнштейн.

Все, что они и другие «безумцы» говорили и писали, ни из каких опытных данных вывести было нельзя — нужно было действительно иметь Большой разум, жить большим сознанием, быть чистым и незамутненным зеркалом Вселенной, прислушиваться к ее невразумительному голосу. Так, знаменитый астроном Кеплер помимо научных изысканий занимался составлением гороскопов для важных особ — он считал, что знает особые внутренние тайны движения звезд, чувствует их подспудное влияние на себя и только в силу этого может быть астрономом. Ньютон из этих же соображений писал алхимические трактаты, искал философский камень и уделял этому не меньше внимания, чем теоретической физике.

Видение мира большим сознанием — не только не менее важная вещь, чем утилитарно-практическое отношение к нему. Лишь оно вообще делает возможным любое отношение, любую науку, любые практические действия. Вид звездного неба с загадочно-прихотливым узором светящихся и мигающих на нем точек, с таинственным молчанием темных и непроницаемых небесных бездн, с объемлющим меня благоговением, чувством и моего одиночества перед лицом этого неба, и моего сродства с ним — все это, взятое вместе как нераздельное единство, есть в большей мере реальность, нем образ мира в любой научной теории.