Параграф седьмой Мария, дай!

Как только Маяковский пришел в себя, он снова затосковал о Марии. Он как будто забыл, что она его отвергла, что объявила о своем замужестве и что он, переживая, смирился со своим поражением. Он снова бросился на эту же крепость. Теперь он не говорит о любви, о совместных планах, о мечтах. Он бешено хочет ее. Вот оказывается, какова она – истинная подоплека высоких чувств.

Мария, ближе!

В раздетом бесстыдстве,

в боящейся дрожи ли,

но дай твоих губ неисцветшую прелесть:

………………………………………………

Мария!

Поэт сонеты поет Тиане,

а я —

весь из мяса,

человек весь —

тело твое просто прошу,

как просят христиане —

«хлеб наш насущный

даждь нам днесь».

Мария – дай! (1: 193)

Но Мария снова отказывает ему. Он переживает, но теперь не так безутешно. Пожар сердца потушен. «Значит – опять / темно и понуро / сердце возьму, / слезами окапав». В первый раз был пожар, пламя, теперь – слезы. Но прежде чем окончательно сдаться, он прибегает к последнему средству. В первый раз он жаловался маме, теперь – Богу. Да не просто жалуется, а решается с омерзительным цинизмом (снова рецидив помешательства?) совратить самого Господа возглавить небесный Moulin Rouge или что-то в этом роде. Господь молчит. И тогда поэт по-щенячьи с претензией и мольбой обращается к Богу:

Всемогущий, ты выдумал пару рук,

сделал,

что у каждого есть голова, —

отчего ты не выдумал,

чтоб было без мук

целовать, целовать, целовать?! (1: 195)

Как поэт не мог понять, что целовать с муками или без мук Всеблагой предоставил свободной воле и свободному выбору любящих – мужчине и женщине? Что было бы с людьми, если бы еще и поцелуи нормировались Богом? Но молчание Господа на такой неуместный вопрос поэта доводит Маяковского до того, что он решается на Творце Вселенной сорвать зло. Боже мой, как можно было дойти до бесстыдного богохульства, понося Господа и собираясь из мести за то, что у поэта не хватило мужского обаяния внушить женщине любовь к себе, чуть ли не убить Его. Это непостижимо, как сразу же за строчками «отчего ты не выдумал,/ чтоб было без мук / целовать, целовать, целовать?!» следует: