Глава III
Глава III
О грехе мы поведем речь, как и о добродетели, в общем. Ибо Туллий говорит в V книге Тускуланских бесед, что «грешить непозволительно никому», поскольку грехи препятствуют полному совершенству души и стяжанию будущего счастья, ибо аль-Газали говорит в Логике, что это счастье происходит от совершенства души. А совершенство заключается в двух вещах: в чистоте и красоте. Чистота — это очищение от низменных нравов и излечение от постыдных помыслов. Красота же состоит в том, чтобы в душе была запечатлена очевидность Божественной истины и бытие всей вселенной в соответствии с ее образом — посредством откровения, в котором нет заблуждения и неясности: так, чтобы душа была, например, как зеркало, которое совершенно только в том случае, если оно всецело очищено от грязи и ржавчины, и [лишь] затем к ней будут поднесены прекрасные формы. Итак, душа подобна зеркалу, ведь в ней будут запечатлены формы всей вселенной, если она будет очищена от дурных нравов. Так говорит аль-Газали. И поэтому грехи ослепляют человека, ибо, как утверждает Аристотель во II книге Этики, всякий злой человек — невежда. И Сократ говорит, что тот, кто совершает дурное деяние, может поступать так только в силу невежества, поскольку когда в нем возникает желание греха, он теряет знание и разум…
Но грех не только ослепляет, пятнает и ослабляет разумную душу, но и обращает ее к животной жизни, как показывают философы во многих местах [своих сочинений]. Поэтому Сенека в книге О блаженной жизни говорит[263]: «Туда же я помещаю людей, которых ленивая природа и незнание себя низводит в число скотов и диких животных. Между ними и теми нет никакой разницы, поскольку у тех нет никакого разума, а у этих он испорчен и искусен во зле и извращении». И Философия доказывает в IV книге Утешения, что злые не существуют[264], поскольку сохранение порядка есть то же самое, что сохранение природы. Но грех — против природного порядка, следовательно, злые утрачивают бытие. Из этого с необходимостью вытекает, что отвергших условия человеческого существования порочность по справедливости столкнет ниже человеческого рода. Следовательно, если видишь кого-либо обезображенного пороками, то не можешь считать его человеком[265]. И Философия добавляет. «Томится ли жаждой чужого богатства алчный грабитель? — Скажешь, что он подобен волку. Нагло нарывается на ссору? — Сравнишь с собакой. Замышляет в тайне худое, злорадствует незаметно для других? — Подобен лисице. Бушует в неукротимом гневе? — Думаю, что уподобился льву. Труслив и бежит от того, чего не следует бояться? — Похож на оленя. Прозябает в нерадивости и тупости? — Живет как осел. Кто легко и беспечно меняет желания? — Ничем не отличается от птиц. Кто погружен в грязные и суетные страсти? — Пал в своей похоти до уровня свиньи. Итак, всякий, кто, лишившись добрых нравов, перестает быть человеком, превращается в скота»[266].
И поскольку мы охотно оправдываем наши прегрешения, сколь бы они ни были велики или малы, многочисленны или незначительны по числу, то Сенека во II книге О гневе спрашивает. «В самом деле, какому пороку недостает защитника?»[267] Но пороки других мы оправдываем не столь охотно. Ибо там же Сенека говорит: «Пороки других у нас перед глазами, а к своим мы поворачиваемся спиной». И поскольку с благочестивым будешь благочестивым, а с невинным — невинным, то Сенека говорит во II книге Писем: «Никакая вещь не внушает столь сильно душам благочестие и не обращает к правильному [пути] колеблющихся и склоняющихся ко злу, как общение с добрыми [людьми]»…