1. Проблема субстанции в истории политической экономии
1. Проблема субстанции в истории политической экономии
Трудности, с которыми столкнулась политическая экономия на пути монистического анализа форм движения капитала, можно с достаточной ясностью показать на примере исследования ею форм доходов.
Основными формами дохода в капиталистической системе производства выступают процент, прибыль, рента и заработная плата. Согласно общепринятым представлениям, процент – это способность капитала (определенной суммы стоимости) приносить новую, б?льшую стоимость. Эта способность рассматривается как его «естественное» свойство. Капитал приносит процент так же, как грушевое дерево – груши. Прибыль считается вознаграждением, полагающимся капиталисту за организацию производства. Ее принимают за особый случай заработной платы, которая – это видно уже из названия – есть плата за труд. Под рентой имеют в виду доход, который приносит своим владельцам земля[35].
Несмотря на то что все эти доходы выражены в одной и той же единице – в определенной сумме денег, они в практике капиталистического производства, а потому и в сознании агентов этого способа производства выступают как вполне «самостоятельные» и «независимые» друг от друга. «Они относятся друг к другу, – пишет Маркс, – примерно так же, как нотариальные пошлины, свекла и музыка» (2, XXV, ч. II, 380). Поэтому говорить о каком-то внутреннем единстве (тождестве) этих форм представляется просто нелепым. Процесс производства предстает как соединение различных и внешних друг другу факторов, каждому из которых в совокупном продукте (его стоимости) принадлежит своя доля.
Но в процессе научного анализа дело приобретает иной оборот. Те явления, которые обыденному (эмпирическому) сознанию кажутся самостоятельными и независимыми друг от друга, оказываются внутренне связанными и едиными. «Великая заслуга классической политической экономии, – пишет Маркс, – заключается в том, что она разрушила эту ложную внешнюю видимость и иллюзию, это обособление (Verselbst?ndigung) и закостенение различных общественных элементов богатства по отношению друг к другу… эту религию повседневной жизни…» (2, XXV, ч. II, 398).
Развивая свои взгляды в полемике с непосредственно практическим представлением о формах богатства, классическая политическая экономия свела к единству и представила как различные части одной и той же субстанции процент, ренту, предпринимательский доход (прибыль в узком смысле этого слова). Однако построить цельную, последовательно монистическую теорию капиталистического способа производства она не смогла. В той или иной степени она осталась во власти непосредственной видимости форм дохода и их взаимоотношений, во власти «ходячих форм мышления» практиков капиталистического производства, их представлений. В своих попытках выработать монистическое понимание действительности классическая политическая экономия сталкивается поэтому с фактами противоречия между теми или иными формами реального существования богатства (капитала) и теоретическим принципом, положенным политической экономией в основу объяснения, а именно – определением стоимости как опредмеченного труда.
Эти противоречия не сразу были осознаны политической экономией как таковые. А. Смит, например, спокойно высказывает противоречащие друг другу определения как нечто вполне ясное и непротиворечивое. В его концепции научные определения капиталистической системы производства, как отмечает Маркс, приобрели уже некоторую целостность, но вместе с тем он во многом находится еще в некритической зависимости от эмпирии капиталистического производства. «С одной стороны, он прослеживает внутреннюю связь экономических категорий, или скрытую структуру буржуазной экономической системы. С другой стороны, он ставит рядом с этим связь, как она дана видимым образом в явлениях конкуренции и как она, стало быть, представляется чуждому науке наблюдателю, а равно и человеку, который практически захвачен процессом буржуазного производства и практически заинтересован в нем. Оба эти способа понимания, из которых один проникает во внутреннюю связь буржуазной системы, так сказать в ее физиологию, а другой только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешне проявляется в жизненном процессе, в том виде, в каком оно проявляется и выступает наружу, – оба эти способа понимания у Смита не только преспокойно уживаются один подле другого, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат» (2, XXVI, ч. II, 177).
Это касается и трактовки А. Смитом форм дохода. Доходы он рассматривает то как вычеты из прибыли (как фактор, регулирующий распределение произведенной стоимости), следовательно, как нечто несамостоятельное и производное от прибыли, составляющей их внутреннее единство, то как самостоятельные (конституирующие) источники стоимости. В этой объективной, но самим Смитом не осознаваемой противоречивости его взглядов нашла себе выражение – научно не освоенная – реальная противоречивость различных форм богатства в капиталистическом способе производства, противоречивость их единства (тождества) и их обособленности друг от друга, самостоятельности.
В последующем движении науки эта противоречивость теории А. Смита все более и более осознавалась. Скрытые до этого от сознания самих теоретиков противоречия развивались до такой степени остроты, что уже непосредственно выступали как антиномии, как столкновение и взаимоисключение различных определений одного и того же. По мере выявления этих противоречий возникали определенные проблемы, которые нужно было решать.
Их решение предполагало четкое и строгое определение субстанции, лежащей в основе всех форм существования изучаемой реальности, а с другой стороны, последовательное проведение этого определения в объяснении всех явлений без исключения. Без этого условия теория не могла приобрести внутреннего единства и целостности.
Радикальную попытку осуществления такой программы в истории политической экономии предпринял Д. Рикардо. В рамках его концепции стремление к монизму получило ярко выраженный характер. В основе его экономической теории лежит один четко зафиксированный принцип – определение стоимости рабочим временем. «Из этого, – пишет Маркс, – Рикардо исходит и заставляет затем науку оставить прежнюю рутину и дать себе отчет в том, насколько остальные категории, развиваемые и выдвигаемые ею, – отношения производства и обмена, – соответствуют или противоречат этой основе, этому исходному пункту; вообще, насколько наука, отражающая, воспроизводящая внешнюю форму проявления процесса, а, стало быть, также и сами эти проявления – соответствуют той основе, на которой покоится внутренняя связь, действительная физиология буржуазного общества, и которая образует исходный пункт науки; дать себе отчет в том, как вообще обстоит дело с этим противоречием между видимым движением системы и ее действительным движением. В этом именно и состоит великое историческое значение Рикардо для науки…» (2, XXVI, ч. II, 178).
Теорию Рикардо, ее успехи и неудачи целесообразно рассмотреть под углом зрения логики, которой он пользуется в своем исследовании. Осуществляя свою программу, Рикардо сталкивается с проблемами, поставившими под вопрос само ее осуществление. Так, согласно замыслу, надо было на основе закона стоимости объяснить обмен труда и капитала, показать, как на основе этого закона возможна прибыль капиталиста. Но все дело в том, что этот факт никак не объяснялся на основе закона стоимости. Более того, факт этот прямо и недвусмысленно отрицал закон стоимости, противоречил ему. Ведь согласно Рикардо и общему – практически верному – пониманию дела, рабочий в форме заработной платы получает стоимость своего труда. Как же возможна в таком случае и откуда возникает та «надбавка», которая в результате обмена труда и капитала оказывается в руках капиталиста? Дальше, если стоимость создается трудом, и только трудом, а именно из этого Рикардо исходит в своем анализе, то как возможно, что прибыль фактически не зависит от труда, применяемого капиталистом, а определяется лишь размером всего капитала? Как объяснить эти явления на основе исходного принципа, как согласовать эти «модусы» с субстанцией? Факты эти совершенно бесспорные, теория, построенная по замыслу Рикардо, должна их объяснить, т.е. вывести из исходного принципа, а объяснить их она как раз и не могла. Эти противоречия и составили предмет длительных и мучительных размышлений Рикардо.
Ситуация объективно складывалась так, что нужно было объяснить необъяснимое, согласовать несогласующееся, примирить отрицающие друг друга определения. На основе метафизической логики Рикардо, не знающей идеи единства противоположностей, решить эту задачу было невозможно. Поэтому ему оставалось либо быть верным принципу монизма, но тогда приходилось бы отказаться от объяснения фундаментальных явлений капиталистического способа производства, а следовательно, от задач самой науки, либо ввести дополнительный фактор в объяснение, т.е. отказаться от принятых логических принципов, от последовательного и неукоснительного проведения единой точки зрения в объяснении всех фактов без исключения. Но и в этом случае наука исчезает, так как она лишается целостности и непротиворечивости.
Величие Рикардо как мыслителя состоит в том, что в трудных условиях, в которых оказалась его теория, он сохранил верность своему исходному пункту научно-теоретического анализа. Решение противоречия единства и и множественности (многообразия) форм существования капитала он пытался найти на пути более конкретного анализа понятия стоимости. Однако, несмотря на все усилия, ему не удалось разработать теорию стоимости подлинно научным образом. В одном из писем Мак-Куллоху он с горечью это признает: «Я не удовлетворен… моим изложением вопроса о стоимости… Я вполне убежден, что, останавливаясь на количестве труда, воплощенного в товарах, как на законе, регулирующем их относительную стоимость, мы находимся на правильном пути… Если бы мог льстить себя надеждой, что при длительном размышлении я пришел бы к более удовлетворительным выводам; но я уверен, что мне это не удастся: я так много размышлял об этом, что теряю надежду разглядеть этот предмет яснее собственными силами без помощи других» (37, 210).
Решить эти сложнейшие теоретические и методологические проблемы политической экономии выпало на долю Маркса. Здесь важно подчеркнуть, что решение теоретических противоречий, которые оказались непосильными для Рикардо, предполагало дальнейшее развитие логики, метода научного мышления. Существенной слабостью метода Рикардо, отмечает Маркс, были его односторонне-аналитическая направленность, отсутствие историзма в понимании капитализма и в логике его анализа. Рикардо исходит из представления о непосредственном совпадении (согласовании) определения субстанции с формой ее выражения; «модус» он понимает как прямое подтверждение всеобщего закона. «Он вообще хочет доказать, что различные экономические категории или отношения не противоречат теории стоимости, вместо того чтобы, наоборот, проследить их развитие, со всеми их кажущимися противоречиями, из этой основы, или раскрыть развитие сам?й этой основы» (2, XXVI, ч. II, 160). Недостаточное внимание он обращает на определения форм, в которых происходит процесс производства, на выведение их из развития формы стоимости; его анализ чрезмерно поглощен количественной определенностью ее. Именно поэтому ему не удалось дать должный анализ стоимости, формы стоимости, а поэтому и проследить развитие этой формы, ее противоречий и объяснить на этой основе более развитые и конкретные формы капитала, в частности доходы. «Один из основных недостатков классической политической экономии, – пишет Маркс, – состоит в том, что ей никогда не удавалось из анализа товара и, в частности, товарной стоимости вывести форму стоимости, которая именно и делает ее меновой стоимостью. Как раз в лице своих лучших представителей А. Смита и Рикардо она рассматривает форму стоимости как нечто совершенно безразличное и даже внешнее по отношению к природе товара. Причина состоит не только в том, что анализ величины стоимости поглощает все ее внимание. Причина эта лежит глубже. Форма стоимости продукта труда есть самая абстрактная и в то же время наиболее общая форма буржуазного способа производства, который именно ею характеризуется как особенный тип общественного производства, а вместе с тем характеризуется исторически. Если же рассматривать буржуазный способ производства как вечную естественную форму общественного производства, то неизбежно останутся незамеченными и специфические особенности формы стоимости, следовательно особенности формы товара, а в дальнейшем развитии – формы денег, формы капитала и т.д.» (2, XXIII, 91).
Представление об историческом характере капиталистического способа производства может появиться лишь при определенных условиях на определенной ступени развития, когда в силу развития имманентных противоречий получает достаточно ясное и резкое выражение тенденция преобразования этой формы общественного производства в другую.
Историческое понимание действительности обязывает к объяснению противоречий форм существования субстанции как необходимого результата развития ее внутреннего противоречия, ее специфической определенности. Именно на этом пути Маркс развивает дальше то понимание монизма, к которому стремился Рикардо, но провести которое последовательно не смог.