Существование и бытие-свободным

Существование и бытие-свободным

1. Вопрос о бытии свободы.

- Когда я ребенок, моя независимость еще не вызывает у меня вопросов. В своем отношении к родителям я упразднен (aufgehoben) - единственным в своем роде образом. То, что позднее может быть в коммуникации из свободы, еще пребывает в некой бесспорной трансценденции: родители для детей - как их хранители и провозвестники (Bewahrer und K?nder); предки, Бог существуют как мифический ряд бытия, в котором я чувствую свою защищенность (geborgen bin).

Еще в то самое мгновение, в котором я задаю вопрос о свободе, мне кажется, будто бы я искони был, в возможности, свободен, но жил в дремоте, в смутной зависимости, от которой теперь должен освободиться. Как только я сам могу вопрошать, испытывать и решать, меня осеняет - необъяснимое в своем возникновении -сознание необходимости моей собственной ответственности. Этос пробуждается в возможности утверждения на себе самом (des Auf-sich-selbst-stehens). На бесспорную трансценденцию, что скрывала меня, падает тень. Первое бытие Я как деяние и сознание в их единстве есть раздор (Zerfallensein) в отношении к миру и ожидание своей самости в притязании к себе.

Вопрос о свободе двояким образом - и с равной изначальностью - затрагивает меня (l??t mich betroffen sein):

Я вижу, как я погружаюсь в бездонность, если принимаю раздор всерьез. Но как пробуждающаяся свобода я сам же, в свою очередь, выделяю себя из содержания историчной субстанции, в которой я наивно коренился и которой не могу и не хочу отбросить прочь, предавая ее. Свобода сама испытывает себя в своем осуществлении. Она, из содержания своего происхождения, на границе своей формальной ничтожности заботится о собственной положительности.

Затем вновь навязывает мне себя возможность несвободы, которую, казалось, я оставил позади. Я начинаю думать, что, может быть, никакой свободы вообще нет. Нерешительный после первого пробуждения в том, как должно мне теперь приняться за себя, еще не имея подлинного самостояния, я вновь держусь за послушание и чужое руководство, хотя бы и с негласными оговорками. Я осматриваюсь в мире, ориентируясь в нем. Может быть, я без остатка зависим, сам того не зная, - может быть, свобода была обманчивой мыслью о чем-то таком, чего вовсе нет, а собственная ответственность, без которой, однако же, я не могу уже больше быть самим собою, была фантомом. Из-за обеспокоенности по поводу возможности абсолютной несвободы я содрогаюсь до самых корней своего существа. Лишаясь достоверности свободы, я хотел бы доказать себе, что она существует; еще неспособный деятельно удостовериться в ней через собственное свое самобытие, я хочу найти объективное доказательство ее как возможности.

Этот импульс остается во мне в течение всей жизни. Если мне недостаточно осознавать свободу, не зная ее (die freiheit inne zu werden, ohne sie zu wissen), если мне кажется, что она потеряна для меня как действительность моей самости, то мне хочется обрести ее вновь объективным способом. Отсюда возникают мысли, которые для себя терпят крах, но в этом крахе и по контрасту тем с большей решительностью отбрасывают меня к подлинной свободе, из угрожаемой возможности которой они возникли первоначально в вопросе о ней.