2. Определенность как теснота.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Определенность как теснота.

- Во всякое мгновение я существую через данности и имею перед собою данности, относительно которых я желаю и действую; так я существую как эмпирическое существование для себя самого, и так мой доступный для меня мир существует для меня в своей определенности как подлежащая оформлению данность (die zu formende Gegebenheit). Ввиду ее сопротивления действительная ситуация есть теснота; она ограничивает свободу, привязывает к определенным возможностям.

Сопротивления, к которым мы активно обращаемся в их конкретной определенности, существуют, в общем виде, в следующих формах:

Передо-мной (das Gegen?ber) есть, во-первых, материал, который используют (Material, das verwendet wird), - используют правильно для нужного мне применения и, может быть, неадекватно для него самого, которое есть само по себе нечто иное, нежели только этот материал. Живое поглощается как продукт питания; люди как материал становятся функциями машин. - Передо-мной есть, во-вторых, жизнь, за которой ухаживают (Leben, das gepflegt wird). Для желательной жизни создают условия и дают ей расти. Забота есть насилие, имеющее целью бытие того, о ком заботятся (Die Pflege ist Gewalt, welche das Sein des Gepflegten zum Zweck hat). Но хотя она имеет в виду опекаемое само по себе, а не как материал для другого, это опекаемое все же находится в зависимости, не имея иной самобытности, кроме той, для которой оставляет или же создает пространство заботящийся. Отношение остается лишенным коммуникации. - Передо-мной есть, в-третьих, душа, которую воспитывают (Seele, die erzogen wird). На пути некоторой коммуникации в отношении авторитета и повиновения остается некий аналог заботы в зависимости воспитанника (Erzogene), которого в его свободе воспитатель признает лишь по видимости, не безгранично, но условно. В зависимости упражнение, привыкание и обучение (?bung, Gew?hnung und Lehre) полагают основу, имея в виду возможность будущего бытия-свободным. - Как это бытие-свободным, передо-мной становится, в-четвертых, духом, с которым осуществляют коммуникацию (Geist, mit dem Kommunikation vollzogen wird). При безоговорочном признании самостоятельности самобытия в отношениях взаимности мы ищем собственного бытия в другом, не полагая ему границы своей умалчиваемой, односторонне знаемой целью. Решающим является не уговор (?berredung), не внушение (Suggestion) и не авторитет, но убеждение (?berzeugung), обретенное нами самими понимание и согласие. Разумное (das Vern?nftige) получают в неограниченном процессе мыслящей диалектики.

Каждое из этих передо-мной в его конкретной определенности образует своим сопротивлением ситуацию. Материал противится воздействию, жизнь растет иначе, чем мы ожидали, душа противопоставляет нам собственный исток, дух, вместо того чтобы быть только всеобщим, как разумным, получает опору в самобытии экзистенции. Если свободой называется преодоление сопротивления, снятие тесноты в широте существования, не знающего сопротивления, то мыслимы два предельных случая этой свободы. Свобода как полное господство над предметом посредством знания укрощает передо-мной как нечто чуждое; сопротивление, которое как непрозрачная природа состояло в своеволии и случайности, подчиняется (f?gt sich) моему мышлению, образованию, действию. Свобода, как совершенное предметное согласие духов совершается в светлости сознания между абсолютно независимыми, которые уже не противятся друг другу, потому что стали едины и солидарны во взаимном признании; в них взаимно уничтожилось воление собственных целей с его сопротивляющейся природой. В первом случае остается насилие по отношению к покоренному материалу; это

- внешнее тождество меня с другим в моей свободе как господстве. Во втором случае есть общность взаимопроникающих; это - внутреннее единобытие (Einssein) в свободе как согласии. И то и другое

- идеальный предельный случай.

Однако дух действителен только в связанной природою форме (Wirklich ist Geist jedoch nur in nat?rlich gebundener Gestalt). В нем как действительном духе остается сопротивление непонятного и непонимающего во мне и в другом. Если не считать отдельных анклавов полного понимания в согласии, наша деятельность вынуждена считаться с этим сопротивлением и относится к нему. На это сопротивление, как на то, чего мы не можем привести к единогласию изнутри на пути понимающей коммуникации, можно оказать некоторое влияние, только если мы соотнесем друг с другом и взаимно приложим друг к другу те силы, которое оно таит в себе, устроив их как известное целое. То, что в самом себе есть дух, с тем как сопротивлением мы в нашей заботе и воспитании обращаемся как с природой.

Над самой природой как абсолютно иным мы со своей стороны можем господствовать в свободе только в некотором идеальном предельном случае. Только замкнутые системы конечной действительности вполне обозримы и потому предсказуемы для нас. Поскольку, однако, в действительности все связано со всем, всегда есть возможность нарушения в подвластной нам сейчас конечной системе. Безграничная случайность всякого ряда событий осталась бы сопротивлением даже и в том случае, если бы элементы были полностью известны и всецело подвластны нам. Действительное остается бесконечным; неповторимое существование остается как непроницаемо иное, в которое мы вовлечены, поскольку существуем.

Моя неизбежная зависимость от природных данностей и от волевых позиций других людей - это лик пограничной ситуации, поскольку она стесняет (einengt) меня. С этой точки зрения границы свободы - это только торможение и сопротивление. Но только в возникающей вследствие этого определенности всякой ситуации становится заметно, что эти понятия свободы как властвующего насилия и как совершенного согласия в идеальной абстрактной свободе уничтожают экзистенцию. Они видят всякую определенность только как границу и ограничение.