§ 44. Исключительно феноменальное бытие трансцендентного, абсолютное бытие имманентного

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 44. Исключительно феноменальное бытие трансцендентного, абсолютное бытие имманентного

Кроме того, от восприятия вещи, — и в том тоже сущностная необходимость, — неотделима известная неадекватность. Вещь принципиально может быть дана лишь «односторонне», а это значит — не только неполно, не только несовершенно (в каком бы то ни было смысле), но именно так, как предписывает репрезентация посредством нюансирования-проецирования. Вещь с необходимостью дается лишь «способами явления», с необходимостью ядро «действительно репрезентируемого» окружено при этом, по мере постигнутости, горизонтом не собственно данной «соприданности» и более или менее туманной неопределенности. Смысл же неопределенности вновь предначертан общим смыслом вещно-воспринятого вообще и как такового, или же, иначе, всеобщей сущностью такого типа восприятия — того, какое мы зовем восприятием вещи. Неопределенность с необходимостью означает ведь определимость в твердо предписываемом стиле. Она указывает наперед — указывает на возможные многообразия восприятия, каковые, непрерывно переходя друг в друга, сходятся в единство восприятия, в каком непрерывно длящаяся вещь показывает все новые и новые (или же — с возвращением назад — прежние, старые) свои «стороны» во все новых и новых рядах нюансирования-проецирования. При этом постепенно достигают соей действительной репрезентации и несобственно схватываемые вещные моменты, тем самым они достигают действительной данности, неопределенности определяются и конкретизируются, чтобы наконец преобразовать самих себя в ясные данности; в обратном же направлении ясное, правда, вновь переходит в неясное, репрезентируемое — и т. д. Итак, к неустранимой сущности корреляции «вещь и восприятие вещи» принадлежит такое продолжающееся in infinitum несовершенство. Если смысл вещи определяется данностями ее восприятия (и чем бы еще мог бы он определяться?), то он требует таких несовершенств, с необходимостью отсылает нас к непрерывности единых взаимосвязей возможных восприятий, какие, начиная с какого-либо осуществленного, простираются затем в бесконечно многих направлениях систематически твердо упорядоченным образом, а именно — следуя в каждом из них в бесконечное, будучи непрестанно пронизываемы единством смысла. Принципиально, сколь бы велики ни были подобные континуумы актуальных восприятий одной и той же вещи, какие мы пробежали, все равно остается еще горизонт неопределенности — неопределенности, подлежащей определению, сколь бы далеко ни продвинулись мы в своем опыте. Ни один бог ни способен что-либо переменить в этом, — как и в том, что 1 + 2 = 3, или в том, что существует какая-либо иная сущностная истина.

В общем и целом уже теперь видно, что трансцендентное бытие вообще, какому бы роду оно ни принадлежало, если разуметь его как бытие для Я, может достигнуть данности лишь аналогично вещи, следовательно, через посредство явлений. Иначе оно было бы бытием, какое могло бы становиться и имманентным; однако все имманентно воспринимаемое и воспринимаемо исключительно имманентно. И только совершая указанные, ныне уже разъясненные подмены, можно считать возможным, что одно и то же может быть дано — в одном случае посредством явлений, в форме трансцендентного восприятия, в другом же — через посредство имманентного восприятия.

Однако сейчас мы первым делом усилим контраст специально между вещью и переживанием еще и с другой стороны. Переживание, говорили мы, не репрезентируется. В этом заключено то, что восприятие переживания есть попросту высматривание чего-то такого, что дано (или должно быть дано) в восприятии как «абсолютное», а не как тождественное в способах явления через нюансирование-проецирование. Все развернутое нами относительно данности вещи теряет тут всякий свой смысл, и это должно стать ясным во всем отдельном. Переживание чувства не нюансируется. Если я взираю на таковое, то я имею нечто абсолютное, у него нет сторон, которыми могли бы репрезентироваться то так, то так. Если я стану думать о таком, то я могу думать и истинное, и ложное, однако то, что находится здесь, в созерцающем взгляде, пребывает здесь абсолютно, со всеми своими качествами, со своей интенсивностью и т. д., напротив, тон скрипки при своей объективной тождественности дан нюансированно, у него переменчивые способы явления. Таковые отличаются друг от друга в зависимости от того, стану ли я ближе к скрипке или же отойду подальше, нахожусь ли я в самом концертном зале или стою у его закрытых дверей и т. д. И нет такого способа явления, какой мог бы притязать на значимость абсолютно данного, хотя в рамках моих практических интересов какой-то определенный способ может иметь преимущество, как способ нормальный, — находясь в концертном зале, на «верном» месте, я слышу «сам» тон — так, как он «действительно» звучит. Так мы и обо всем вещном в визуальном отношении говорим, что оно выглядит нормально; о цвете, облике, обо всей вещи, которую мы видим при нормальном дневном освещении и при нормальной ориентации ее относительно нас, мы говорим — так та вещь действительно выглядит, вот ее настоящий цвет и т. п. Однако все подобное указывает лишь на своего рода вторичную объективацию в рамках всей совокупной объективации вещи, — так эта вещь действительно выглядит, вот ее настоящий цвет и т. п. — в чем не трудно и убедиться. Ведь вполне ясно, что, отрежь мы только все прочие многообразия явления и нашу сущностную сопряженность с таковыми и удерживай мы только «нормальный» способ явления, и от смысла данности вещи не осталось бы решительно ничего.

Итак, мы констатируем: в то время как к сущности данности посредством явлений принадлежит то, что ни одно из них не дает вещь «абсолютно», а только в односторонней презентации, — к сущности имманентной данности принадлежит то, что она дает абсолютное — то, что вообще не может презентироваться отдельными сторонами или нюансироваться. Ведь очевидно, что сами же нюансирующие содержания ощущений — те, что реально принадлежат к переживанию восприятия вещи, правда, функционируют как нюансы чего-то, однако сами по себе они уже не даются через посредство нюансирований.

Следует обратить внимание еще и на следующее различие. Никакое переживание тоже никогда не воспринимается полностью, в полноте своего единства оно не схватываемо адекватно. По своей сущности оно есть поток, в русле которого, направляя на него наш рефлективный взгляд, мы можем плыть, начиная с точки «сейчас», тогда как пройденные этапы уже навсегда потеряны для восприятия. Сознанием непосредственно протекшего мы обладаем лишь в форме ретенции, либо же в форме ретроспективного воспоминания. И наконец весь мой поток переживаний есть такое единство переживания, относительно которого принципиально невозможно полное — «плывущее вместе с ним» — схватывание восприятия. Но эта неполнота — или это «несовершенство» — они принадлежат к сущности восприятия переживания — есть нечто принципиально иное: нежели та неполнота, что заключена в сущности «трансцендентного» восприятия, восприятия через посредство нюансирующей презентации, через посредство чего-либо подобного явлению.

Все способы данности и различия между таковыми, какие обнаруживаем мы в сфере восприятия, переходят в модификации репродуцирования, но только переходят модифицирование. Вещно-наглядное представления делают наглядно-наличным через посредство презентаций, в которых репродуктивно модифицируются сами же нюансирования, способы постигнутости и все феномены в целом — во всем, насквозь. И что касается переживаний, то мы тоже располагаем их репродукциями, актами репродуктивного их созерцания, по способу их наглядного представления и по способу рефлексии в таком наглядном представлении. Естественно, тут мы не находим и следа репродуктивных нюансирований.

Присоединим к сказанному еще и следующее сопоставление по контрасту. К сущности наглядных представлений принадлежат различия по степени — степень ясности и, соответственно, неясности относительна. Очевидно то, что и это различие в степени совершенства не имеет ничего общего с тем, какое сопряжено с данностями, доставляемыми через посредство нюансирующих явлений. Более или менее ясное представление не нюансируется через посредство относительной по своей степени ясности, не нюансируется в том определяющем для нашей терминологии смысле, согласно которому любой пространственный облик, любое покрывающее его поверхность качество и, таким образом, вся «являющаяся вещь как таковая» многообразно нюансируется — независимо от того, ясно или не ясно будет само представление. Репродуктивное представление вещи само обладает различными возможными степенями ясности, причем для любого вида нюансирования. Сразу видно — речь идет о различиях, расположенных в разных измерениях. Очевидно и то, что различия, какие устанавливаем мы с сфере восприятия, относя их к рубрикам «ясное» и «неясное», «отчетливое» и «нечеткое» видение, — что все они хотя и являют известную аналогию только что обсуждавшимся различиям в степени ясности, поскольку и в том и в другом случае речь идет о нарастании и ослаблении полноты данности представляемого, но что все же и эти различия принадлежат различным измерениям.