§ 23. Спонтанность идеации, сущность и факт

§ 23. Спонтанность идеации, сущность и факт

Однако разве — возразят нам тут — не истинно и очевидно то, что понятия, или, если угодно, сущности вроде «красного», «дома» и т. д. проистекают путем абстрагирования из индивидуальных созерцаний? И разве не конструируем мы по собственной воле понятия на основе уже сложившихся понятий? Так, стало быть, речь все же идет о психологических продуктах. Ведь это все, — быть может, еще добавят к сказанному, — как в случае произвольных фикций: играющий на флейте кентавр, какого мы воображаем себе по собственной воле, — это ведь не что иное, как построение нашего представления. — Ответствуем: конечно же «складывание понятий», а также и свободное измышление осуществляются спонтанно, а все спонтанно порождаемое, само собой разумеется, есть продукт духа. Однако, что до играющего на флейте кентавра, то он есть представление в том самом смысле, в каком представлением называют представляемое, а не в том, в каком представление есть название психически-переживаемого. Конечно, сам кентавр — это не что-то психическое, он не существует ни в душе, ни в сознании, он не существует вообще нигде, ведь он «ничто», он — целиком и полностью «воображение»; точнее же говоря, переживание воображения есть во-ображение себе кентавра. Постольку, поскольку это так, самому переживанию, конечно, принадлежит нечто «принимаемое за кентавра», нечто «кентавро-мнимое», кентавро-сфантазированное. Но только не смешивайте же именно это переживание воображения с тем, что во-ображается в нем как таковом.[45] Так и в спонтанном абстрагировании порождаемое — это не сущность, а сознание (о) сущности, и положение при этом таково: в то время как — и это, очевидно, сообразно с сущностью — дающее из самого первоисточника сознание (о) сущности (идеация) в себе самом необходимо есть сознание спонтанное, для чувственно дающего, опытно схватывающего сознания спонтанность — внесущностна, — индивидуальный предмет может «являться», может осознаваться, но и без всякой спонтанной «деятельности» «над» ним и «на» нем. Так что нет никаких мотивов, — разве что кроме мотивов смешения, — которые могли бы требовать отождествления сознания сущности и самой сущности, а тем самым и психологизации последнего.

Однако тут могло бы смущать соположение еще и воображающего сознания — именно в отношении «существования» сущностей. Что — разве сущность это не вымысел, не фикция, как это угодно скептикам? Между тем, подобно тому как соположение фикции и восприятия, подводимых под более общее понятие «созерцающее сознание», наносит ущерб существованию даваемых в восприятии предметов, так осуществленная выше соположенность — «существованию» сущностей. Вещи могут восприниматься, вспоминаться и тем самым сознаваться как «действительные»; или же они, в модифицированных актах, могут сознаваться как сомнительные, недействительные (иллюзорные); наконец, в совершенно иной модификации, — как «просто грезящиеся», как якобы действительные, недействительные и т. д. Точно так же обстоит дело и с сущностями, а с этим связано то, что и они, подобно иным предметам, могут иметься в виду, мниться, то правильно, то ложно, — как, например, в ложном геометрическом мышлении. Но постижение и созерцание сущности — это многообразный акт, и в особенности высматривание сущности есть дающий из самого первоисточника акт, а — как таковой — он есть аналог чувственного восприятия, a не воображения.