§ 116. Переход к новым анализам. Фундируемые ноэсы и их ноэматические корреляты
§ 116. Переход к новым анализам. Фундируемые ноэсы и их ноэматические корреляты
До сей поры мы изучали, в широких, и, однако, очень ограниченных рамках, ряд всеобще происходящего в строении ноэс и ноэм, — правда, изучали в скромных масштабах, лишь постольку, поскольку требовало того определенное выделение каждого и руководившая нами цель — доставить себе общее, но притом содержательное представление о тех проблемных группах, какие ведет с собой двойная, универсальная тема, ноэсис и ноэма. Наши штудии, сколь многообразные усложнения ни вовлекали они сюда, относились только к нижнему слою потока переживаний, к которому принадлежат все еще относительно просто сложенные интенциональности. Мы — если только отвлекаться от последних, заглядывавших вперед рассуждений — предпочитали чувственные созерцания, в особенности созерцания являющихся реальностей, а равным образом и чувственные представления — те, что исходят из созерцаний посредством затемнения таковых и, само собой разумеется, объединяются с ними в одну родовую общность. Выражение «представление» одновременно и обозначало этот род. Правда, мы включали в свое рассмотрение все существенно принадлежные к ним феномены, как-то: рефлективные созерцания и представления вообще — те, предметы которых — уже не чувственные вещи.[113] Как только мы начинаем расширять рамки своего исследования, общезначимость наших результатов начинает — при том способе, каким вели мы свои изыскания, всякий раз давая почувствовать второстепенность, побочность всего того, что могло бы привязывать нас к области низшего, — напрашивается сама собою. Тут мы и видим, что все различия между центральным смысловым ядром (таковой, впрочем, еще нуждается в дальнейшем анализе) и группирующимися вокруг его тетическими характерами — повторяются, как, равным образом, повторяются и все модификации — например модификации актуализация, внимания, нейтрализации, которые задевают своими собственными способами и смысловое ядро, оставляя ему, несмотря ни на что, его «тождественное».
Теперь мы можем идти дальше по двум различным направлениям, одинаково ведущим к интенциональностям, фундируемым в представлениях, — либо в направлении ноэтических синтезов, либо же в направлении, выводящем нас наверх к нового вида «полаганиям», притом фундируемым.
Если двигаться в последнем направлении, то мы натолкнемся тут на чувствующие, вожделеющие, валящие ноэсы (поначалу наивозможно простые, т. е. свободные от синтезов на низшей или высшей ступени), — таковые фундированы в «представлениях», в восприятиях, воспоминаниях, знаковых представления и т. д. и в своем строении являют очевидные различия поступенного фундирования. Теперь для актов, какие берутся в их совокупности, мы будем повсюду предпочитать позициональные формы (отчего, однако, вовсе не обязаны исключать низшие, относительно их, нейтральные ступени), и поскольку все, что можно сказать о них, переводится — при условии подходящей модификации — в соответствующие нейтрализации. Так, для примера, эстетическое удовольствие фундируется в сознании нейтральности с перцептивным или репродуктивным содержательным наполнением, радость или скорбь — в веровании (не нейтрализованном) или же в одной из модальностей верования, воления и противоволение — как и предыдущее, но только в сопряжении с тем, что оценивается как приятное, прекрасное и т. п.
Что же интересует сейчас нас, еще до всякого вхождения в разновидности подобного строения, так это то, что вместе с новыми ноэтическими моментами и в коррелятах начинают выступать новые ноэматические моменты. С одной стороны, это новые характеристики, аналогичные модусам верования и однако, в то же самое время, сами же обладающие при своем новом содержательном наполнении доксологической положимостью; с другой же стороны, с нового типа моментами сочетаются и нового типа «постижения», конституируется новый смысл, фундируемый в смысле лежащей ниже его ноэсы и одновременно объемлющий таковой. Новый смысл вносит совершенно новое измерение смысла, вместе с ним не конституируются какие-либо новые, новоопределяемые куски просто «вещей», но конструируются ценности вещей, ценностности, и, соответственно, конкретные ценностные объективности: красота и безобразность, благость и скверность; объект пользования, художественное произведение, машина, книга, поступок, действие и т. д.
В остальном же любое полное переживание высшей ступени являет в своем полном корреляте строение подобное тому, какое мы усматривали на самой низшей ступени ноэс. В ноэме высшей ступени, скажем, оцениваемое есть, как таковое, смысловое ядро, окруженное новыми тетическими характеристиками. «Ценно», «приятно», «радостно», и т. д. — все это функционирует подобно «возможно», «предположительно» или же «ничтожно» или «да, как действительно», — хотя и нелепо было бы включать первые в ряды этих последних.
При этом сознание вновь позиционально относительно такой новой характеристики: «ценно» — это доксическая полагаемость, «ценно сущее». Принадлежное к «ценно» в качестве его характеристики «сущее» может, далее, мыслиться и модализированно, подобно любому «сущему» или «достоверному»: в таком случае сознание есть сознание возможной ценности, «вещь» в таком случае лишь предположительно ценна, или же — такое тоже возможно — она сознается как вероятно ценная, как не-ценная (что, однако, не означает «лишенная ценности» подобно дурному, безобразному и т. д., — в «не-ценном» выражается лишь перечеркивание «ценного», и не более того). Все подобные модификации задевают ценностное сознание, ноэсы оценивания не только внешне, но и внутреннее, равно как соответственно задевают и ноэмы. И вновь, как следствие, образуется многообразие глубоко заходящих изменений в форме аттенциональных модификаций, в зависимости от того, как внимающий взгляд проходит сквозь различные интенциональные слои к самой «вещи» и к вещным моментам, — в результате образуется сопринадлежная система модификаций, уже известная нам в качестве ступени нижней, а затем и к ценностным, к конституируемым определенностям высшей ступени, сквозь конституирующие ее постижения; а также и к ноэмам как таковым, к их характеристикам или же, в иного рода рефлексии, к ноэсам, — и все это во всех различных специфических модусах замечающего внимания, замечания между прочим, не-замечания и т. п.
Необходимо проводить чрезвычайно трудные разыскания, чтобы аккуратно размежевывать все эти сложные структуры, доводя их до полной ясности, — как, например, соотносятся «ценностные постижения» с вещными постижениями, новые ноэматические характеристики («хорошо», «красиво» и т. д.) — с модальностями верования, как они систематически упорядочиваются в ряды и виды, и т. д. и т. д.