§ 90. «Ноэматический смысл» и различение «имманентных» и «действительных объектов»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 90. «Ноэматический смысл» и различение «имманентных» и «действительных объектов»

Подобно восприятию, любое интенциональное переживание — это и составляет самую основу интенциональности — обладает «интенциональным объектом», то есть своим предметным смыслом. Иными словами: обладать смыслом («иметь что-нибудь на уме») — это основной характер сознания вообще, которое благодаря этому есть не только переживание, но и переживание, обладающее смыслом, переживание «ноэтическое».

Правда, то, что выделилось в нашем показательном анализе как «смысл», не исчерпывает всю ноэму; в соответствии с этим ноэтическая сторона интенционального переживания состоит не только в моменте, собственно, «наделения смыслом», с которым в качестве коррелята и соотносится именно «смысл». Вскоре окажется, что полная ноэма заключается в целом комплексе ноэматических моментов, что специфический момент смысла образует в этом комплексе лишь своего рода необходимое ядро, или центральный слой, в котором сущностно фундируются другие моменты, — только поэтому мы и были вправе называть их смысловыми моментами, однако в расширительном смысле слова.

Однако пока остановимся лишь на том, что ясно выступило в предыдущем изложении. Мы показали, что интенциональное переживание вне всякого сомнения устроено так, что при соответствующей направленности взгляда из него можно извлечь «смысл». То положение, дел, какое определяет для нас этот смысл, а именно то обстоятельство, что несуществование (или, скажем, возникающее впоследствии убеждение в несуществовании) «самого» представляемого или мыслимого объекта не может отнимать представляемое как таковое у соответствующего представления (и у соответствующего интенционального переживания вообще), не может отнимать у него то, что так или иначе осознается в нем, так что необходимо различать «сам» объект и представляемое, — это положение дел не могло оставаться незамеченным и прежде. Различие это бросается в глаза, а потому должно было получить свое выражение и в литературе. И на деле на него указывает производившееся в схоластической философии различение «ментального» «интенционального» или «имманентного» объекта, с одной стороны, и «действительного» — с другой. Однако гигантский шаг разделяет самое первое схватывание некоторого различения в сознании и его правильную, феноменологически чистую фиксацию и вполне корректное оценивание, — и как раз этот шаг, решающий для разработки непротиворечивой и плодотворной феноменологии, не был осуществлен. Решающее при этом — прежде всего абсолютно адекватное описание всего наличествующего в феноменологической чистоте и устранение любых толкований, которые трансцендировали бы данное. Уже термины выдают здесь истолкованность, и нередко весьма ложную. Это проявляется уже в таких выражениях, как «ментальный», «имманентный» объект, и по меньшей мере способствует такому истолкованию выражение «интенциональный» объект.

Весьма соблазнительно говорить так: в переживании дана интенция вместе с ее интенциональным объектом, который как таковой неотделим от нее, то есть реально присутствует в ней. Этот интенциональный объект остается ведь в ней как подразумеваемый, представляемый и т. п. независимо от того, существует ли в действительности соответствующий «действительный объект» или нет, уничтожен ли он тем временем и т. д.

Однако, если мы попробуем разделять таким путем действительный объект (в случае внешнего восприятия — воспринимаемую вещь природы) и интенциональный объект и реально вкладывать последний как «имманентный» объект восприятия в переживание, то мы окажемся в затруднительном положении, когда противостоять друг другу будут две реальности, между тем как наличествует и возможна лишь одна. Я воспринимаю вещь, природный объект, например дерево в саду, — это и только это есть действительный объект воспринимающей «интенции». Второе же имманентное дерево или хотя бы «внутренний образ» действительного, стоящего перед моим окном дерева отнюдь не даны, и если гипотетически предполагать подобные вещи, то это ведет лишь к противосмысленности. Отражение как реальный момент психологически-реального восприятия было бы в свою очередь чем-то реальным — таким реальным, которое лишь функционировало бы, как образ, взамен другого. Однако оно могло бы функционировать так лишь при условии, что существовало бы сознание отражения: в нем нечто сначала являлось бы — тут мы имели бы первую интенциональность, — а затем функционировало бы по мере сознания как «образ-объект» взамен другого, — для этого необходима вторая, фундируемая в первой интенциональность. Не менее очевидно, однако, и то, что каждый из этих способов сознания уже требует различения имманентного и действительного объекта, то есть заключает в себе ту самую проблему, которая должна была быть разрешена всей этой конструкцией. Вдобавок и сама конструкция вызывает то самое возражение, которое мы однажды уже разбирали:[95] вкладывать в восприятие физического функции отображения — значит подводить, подкладывать под восприятие сознание образа, которое при дескриптивном рассмотрении оказывается конструируемым существенно иначе. Но главное, однако, заключается здесь в том, что приписывание восприятию, а стало быть, если быть последовательным, то и всякому интенциональному переживанию функции отображения неизбежно — это явствует без дальнейших разъяснений из нашей критики — влечет за собой уход в бесконечность.

В противовес подобным заблуждениям мы должны твердо держаться данного в чистом переживании, принимая его в рамках ясности таким, каким оно «дает себя». «Действительный» же объект того необходимо заключить в скобки. Поразмыслим над тем, что это означает: если нам начинать как людям с естественной установкой, то действительный объект — это вещь, она там, снаружи. Мы видим вещь, мы стоим перед ней, мы устремили на нее свой взор; обретая ее в пространстве напротив себя, мы описываем ее и делаем свои высказывания о ней. Равным образом мы занимаем свою позицию, оценивая ее: это находящееся напротив нас, что видим мы в пространстве, нравится нам или побуждает нас к таким-то и таким-то действиям; то, что здесь нам дано, мы либо берем в руки, либо обрабатываем и т. д. и т. д. Если же теперь мы осуществим феноменологическую редукцию, то каждое трансцендентное полагание, то есть прежде всего всякое полагание, заложенное в самом же восприятии, получает скобку, выключающую его, и скобка такая распространяется на все фундируемые акты, на каждое суждение о восприятии, на ценностное полагание, основывающееся на нем, на любое возможное суждение о ценности и т. д. Это влечет за собой следующее: мы позволяем себе рассматривать и описывать все эти восприятия, суждения и т. д. лишь как сущности, каковы они в самих себе, констатировать все то, что очевидно дано в них; но мы не позволяем себе суждений, которые пользовались бы полаганием «действительной» вещи, равно как и всей трансцендентной природы, которые разделяли бы такое полагание. Будучи феноменологами, мы воздерживаемся от всех подобных полаганий. Однако, если мы не стоим на почве таких полаганий, если мы не участвуем в них, то это не значит, что мы отбрасываем их. Они ведь здесь, наличны, они сущностно принадлежат самому феномену. Напротив, мы всматриваемся в них; вместо того чтобы участвовать в них, мы превращаем их в объекты, мы принимаем их как составные части самого феномена, а осуществляемое восприятием полагание — именно как его компонент.

А тогда мы спросим в самом общем смысле, твердо придерживаясь произведенных выключений с их ясным смыслом: что же такое очевидным образом заключается — «лежит» во всем подвергшемся редукции феномене? Ну, конечно, именно в восприятии заключается ведь и то, что оно обладает своим ноэматическим смыслом, его «воспринимаемым как таковым», «цветущим деревом там, в пространстве», — все это следует разуметь в кавычках, — именно самим коррелятом, неотделимым от сущности подвергшегося феноменологической редукции восприятия. Говоря образно: введение в скобки, какое претерпело восприятие, препятствует любому суждению о воспринимаемой действительности (то есть вообще всякому, которое фундируется в неподвергшемся модификации восприятии, стало быть, вбирает в себя осуществляемое восприятием полагание). Однако введение в скобки не мешает выносить суждение о том, что восприятие есть сознание какой-либо действительности (полагание которой, однако, не может уже «совершаться» нами теперь), и оно не мешает описывать эту являющуюся по мере восприятия «действительность» как действительность являющуюся, со всеми теми особенными способами, в каких она сознается, например, именно как воспринимаемая лишь «односторонне», в такой-то и такой-то ориентации являющаяся. Со всей тщательностью и аккуратностью мы должны следить за тем, чтобы не вкладывать в переживание что-либо еще помимо того, что действительно заключено в нем, и чтобы заключающееся в нем «вкладывать» в него именно так, как оно «лежит» в нем.