2. Просветляющее экзистенцию мышление.
2. Просветляющее экзистенцию мышление.
- Если в обратном восхождении от всякого определенного бытия к существованию как всеобъемлющему сознанию, в котором только и есть то, что вообще есть для нас, философия позволяла осознать подходы анализа существования, то в обратном восхождении от всякого бытия, как бытия-объектом в мире, к экзистенции она обращается к задаче просветления экзистенции. Анализ существования и просветление экзистенции имеют неодинаковый смысл.
Анализ существования, как таковой, не имеет экзистенциально обязательной силы; он должен совершаться сознанием вообще, которое постигает в этом анализе также и себя самого. Он показывает нам всеобщее в существовании. В нем каждый познает себя не как этот индивид, но как Я вообще. Он сообщается недвусмысленно и непосредственно. В сравнении с этим, просветление экзистенции имеет обязательную силу, становится языком индивида к индивиду. Давая, вместо всеобщих познаний, возможные просветления, оно показывает возможность индивида в его безусловных корнях и целях. В нем узнает себя не всякий, но каждый узнает себя лишь более или менее полно, усваивая или отталкивая, переводя на собственную действительность, именно как этот индивид. Оно сообщается другому лишь многозначно и допускает недоразумения. С тем, к кому оно вообще обращается, оно говорит так, что речь идет о нем самом.
Напротив того, анализ существования имеет философское значение не столько сам по себе, сколько для того, чтобы отделить его от просветления экзистенции, для которой он составляет предпосылку: чем яснее делается анализ существования, тем все определеннее становится возможность просветления экзистенции. Ибо ясность анализа существования заключается в том, чтобы на своей границе дать ощутить, что сознание в своей имманентности абсолютно исключает меня самого, сознающего себя (da? Bewu?tsein in seiner Immanenz mich selbst, der seiner bewu?t ist, schlechthin ausschlie?t). Поэтому анализ существования становится пограничной конструкцией относительно просветления экзистенции.
Просветлением экзистенции в самом широком смысле может называться всякое философствование; в философском ориентировании в мире и в метафизике его не меньше, чем в том мышлении, которое специально называют «просветлением экзистенции». Обращаясь на «все», я теряюсь в его незамкнутости и бываю отброшен к себе самому; в этом возвратном броске акцент приходится не на существование, в которое я соскальзываю от «всего», но на меня самого в моей свободе. Если в метафизике я познал, что ни одна из ее объективностей не имеет силы для каждого человека, то обратный толчок опять-таки касается меня самого, так что мое бытие в самобытии просветляется к трансценденции.
Если поэтому нет философствования, которое бы на своем пути не достигало просветления экзистенции, то все-таки нужно говорить о просветлении экзистенции в особом смысле: а именно, как о речении в знаках истока и возможности меня самого, чтобы сделать ощутимым безусловное на фоне относительного, свободу - на фоне сугубой всеобщности, бесконечность возможной экзистенции -на фоне конечности существования. Но пробивающаяся (sich hervortreibende) таким образом в мышлении предметность должна, в свою очередь, отбросить меня вспять от себя ко мне самому. Но это - отталкивание иного характера, чем отталкивание от «всего» и от трансценденции: если там экзистенция стоит в отношении к другому, то здесь - к мыслимой возможности самой себя. Это возвратное отталкивание просветляющего экзистенцию мышления от себя; поэтому просветление экзистенции пребывает здесь в кругообращении вокруг себя (im Kreisen um sich).
Неспособное к познанию бытия, просветляющее экзистенцию мышление, скорее, производит достоверность бытия (Seinsgewi?heit), если оно есть активное мышление в самой жизни; оно делает достоверность бытия возможной, если, призывая, сообщает себя на философском языке (wenn es in philosophischer Sprache appellierend sich mitteilt). Оно без обиняков рискует парением, обретенным в философском ориентировании в мире. Но с ясностью, пронизывающей свободу экзистенции во всем достижимом объеме философствования, только все более решительно открывает себя ее трансценденция. Каждый из ее путей ведет в метафизику.
Поэтому, пока человек сохраняет способность возвышаться над своим существованием, философствование будет увлекать его к возвышению в метафизике. Метафизика есть для экзистирующего то просветление, в котором - из мира в коммуникации между экзистенциями - с ним говорит трансценденция. Здесь то, что подлинно важно для человека. Здесь он может всего глубже обмануть себя самого, и здесь же, как мыслящий, может найти самую глубокую достоверность себя самого.