6. Абсурдность самооправдания позитивистской жизни.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Абсурдность самооправдания позитивистской жизни.

- Мироориентирующее исследование, благодаря которому становится возможен позитивизм, в своей непреклонности и безграничности само отнюдь не является позитивизмом. Тот, кто действительно исследует, тот мыслит не в духе позитивизма, даже там, где воображает мыслить именно позитивистски. Сила истинного ориентирования в мире проявляется в борьбе с иллюзиями. Самобытному исследователю, способному овладевать знанием, свойственны упорство и преданность возможной экзистенции. Он сам есть нечто большее того, что он схватывает в мыслящем познании. Только такое сознание бытия, которое не просто утверждением, но фактически абсолютизирует содержания исследования, как бытие делает возможной позитивистскую жизнь.

Позитивистская жизнь выясняется перед нами как внутренне невозможная уже только тем одним, что она приводит себе оправдания. Если я - не более чем только природа, находящаяся в каузальных взаимосвязях, то не только является непостижимым то, что я познаю эту природу и на основе познания вмешиваюсь в ее ход, но и абсурдно то, что я оправдываю себя. То, что согласно законам природы необходимо таково, каково оно есть, ни в каком оправдании не нуждается. Как природа не знает сама себя, не познает себя и не оправдывает, а просто существует для нас в самоочевидности своего счастливо удавшегося сложения, как и своего хаоса, -таков же и я, как существование, поскольку я есмь объект познания. Как возникшее явление в природе сопротивляется всякому духовно артикулированному приступу, потому что не может слышать его, так же и я, как существование, которое как бесспорное желает существовать. Как природное существование разрушает и разрушается другим существованием без всякого права или несправедливости, так же и я, если я - только природа.

Но позитивист оправдывает себя. Если я как позитивист, признаю все, что есть, как предмет исследования, исчерпывающе обусловленным его причинами, то я обосновываю то, что я есмь, и то, что я делаю, причинами, за которые я не несу ответа. Там, где я мог бы понять нечто как зависящее от меня, я отрекаюсь от себя, как себя самого, и прячусь за необходимостью, которая одна якобы обладает бытием. Вместо того, чтобы самому отвечать за себя, я всякий раз отвечаю только тем, что говорю, как случилось то, что было. Виновник и ответчик, стало быть, - не я, а психологическая, или социологическая, или экономическая, или биологическая необходимость. Подобное оправдание, которое фактически намеревается только служить моему существованию для его утверждения и расширения в противостоянии другим, есть функция слепой борьбы за жизнь, тогда как подлинное оправдание имело бы смысл только в том случае, если в нем я из свободы обращаюсь к свободе другого. Если же само оправдание считается всего лишь необходимым процессом природы, то заниматься подобным оправданием не имеет смысла, а скорее, будет последовательно, если мы станем утверждать, против притязаний других, собственное притязание, обоснованное необходимостью природы. Обвиняемому, который не хочет подвергаться наказанию, утверждая, что он не мог действовать иначе, потому что такой уж он человек, - следовало бы отвечать, что судья налагает на него наказание, ибо не может действовать иначе, потому что он (как и устройство общества) именно таков, и принадлежащая ему согласно природной необходимости власть сделает так, что превосходство силы останется за ним. В позитивистских оправданиях я, как самобытие, исчезаю перед всяким обращенным ко мне требованием, и я же утверждаю себя как существование, выдвигая притязания к другим.

Если бы я жил так, как учит позитивизм, то я мог бы, правда, достичь для видимости партикулярной коммуникации в плоскости объективного (рационального) и животного (инстинктивного), но не мог бы достигнуть коммуникации, как возможная экзистенция. Я не был бы я сам; я более или менее сознательно знал бы это, и не находил бы себе покоя. Невозможность позитивизма влечет от полусознательного отчаяния к кризису самосознания, в котором может получить начало философский взлет возможной экзистенции, или к бессодержательной (substanzlos) софистике. В этой последней все обороты речи из арсенала исследующего мышления, ради их пригодного в этой частной ситуации смысла, употребляются для построения аргументации, за которой маскируется интерес замкнутой в себе воли к жизни.