а) Понимание и экзистенция.

а) Понимание и экзистенция.

- Исследованиям в науках о духе следует задавать вопросы соответственно аспектам, ориентирующимся на эти границы понимания.

Первый вопрос: насколько были сделаны эмпирические констатации, которые как таковые обладают надежностью (Bestand). Это выполняется путем восстановления свидетельств, доступных для некоторого понимания. Раскопки, реконструкции, издания, архивные и документальные подтверждения составляют массив фактичного, пригодного для владения во всякое время.

Затем следует вопрос об успешности рационально определенного понимания значения содержаний литературной и монументальной традиции, действительно реализованных некогда мнений и целей; далее, вопрос о вероятном понимании событий и действий из ситуаций, предпосылок и мотивов. Здесь спрашивают о том, в какой мере удалось осуществить определенные и партикулярные, постижимые для рассудка как такового осознания (Vergegenw?rtigungen), и в какой мере - проверяемые редукции (nachpr?fbare Zur?ckf?hrungen).

Третий вопрос ищет уловить понимающее участие исследователя в осуществленных духовных идеях. Ибо сосредоточение нескончаемых рядов партикулярного совершается лишь посредством отбора существенного согласно (объективно никогда не определимому) критерию, возникающему из идей, которые из духа исследователя устремляются к духу прошедшего события. Этот процесс уже находится вне границ убедительно доказуемого.

И наконец, возникает вопрос, в какой мере изученная духовность есть лишь образ и оформление некоторого былого, за которым я наблюдаю (Bild und Gestaltwerdung eines Gewesenen ist, dem ich zuschaue) - или в какой мере в ней создано основание для коммуникации и экзистенциального присвоения. Только таким образом в исследовании науки о духе становится ощутим диалог от экзистенции к экзистенции. Эта «личная нотка» уже не есть более неистинная субъективность, но косвенное выражение того, что некоторая экзистенция в духовно-научной коммуникации с чуждым ей духом пришла к самой себе. Поверх всего образно тотального и всего индивидуального - если даже и в среде этого последнего как единственно возможного для нее выразительного средства, - наука о духе, как ориентирование в мире, исходит из экзистенции, и, обращаясь к экзистенции, она есть призыв к понимающему: прийти к самому себе (ein Ansprechen an den Verstehenden, zu sich selbst zu kommen).

Каждый из этих четырех вопросов имеет в виду понимание особого рода: первый вопрос - фактическую объективность как возможность быть понятым; второй - значимо доступное пониманию, каким оно очевидно для сознания вообще; третий - возможность понимающего участия в том или ином целом некоторого духа; четвертый - обретаемое только путем понимания собственно непонятное в самобытии. Два первых вопроса относятся к тому, что еще должно быть познано убедительной наукой, два последних вопроса - к тому «больше» в науке, в отсутствие специфической сущности которого наука о духе не имеет никакого смысла.

Причастность идеям духа и коммуникация с экзистенцией, как индивидуальной экзистенцией, - это два субстанциально важных шага в исследованиях науки о духе.

Адекватно осуществить повторное воспроизведение идей в принадлежащей к ним предметности - это первая выходящая за рамки содержаний убедительного знания самобытная возможность, свойственная мироориентирующей науке о духе. Дух требует объективности лишь косвенно и всегда исторически, как функции его самого, и сам становится тем самым в своем самопросветлении также и творческим фактором своей собственной действительности. В его воле к ориентированию в своем мире для него не имеет решающего значения ни то, что было признано имеющим силу в последний момент, или что фактически оказало воздействие и получило признание, ни также то, что не имеет силы теперь, не имело ее прежде и что признано не было. Скорее, самобытное величие исследования в науке о духе заключается в том, чтобы отыскивать дух в его подлинном достоинстве там, где он был забыт, и в этом случае дать ему зримо воскреснуть. Она становится одним из творцов исторического сознания, потому что она определяет его содержание. Таким образом она завоевывает условия для возможного самобытия.

Второй шаг субстанциальной науки о духе заключается в том, чтобы услышать в мире, подчиненном идеям, экзистенцию как индивидуальность, и позволить ей обратиться к себе. Хотя это всегда лишь особенная, а не универсальная задача, но решение ее впечатляет сильнее всего. Ибо воля экзистенции к коммуникации со всякой приближающейся к ней экзистенцией составляет глубочайший смысл науки о духе. Именно этот смысл вовлекает в истинное исследование в области науки о духе всю полноту личности исследователя. При величайшей обширности области изучения и стремлении к предельной точности выражения такое исследование оставляет место для экзистенции, хотя недоступной знанию, однако же насущно действительной.

Но нескончаемое богатство материала наук о духе становится бессмысленным там, где оно не может подобным образом сделаться элементом некоторой идеи, а затем и этого экзистенциального призыва. Наука о духе, живущая в причастности к открытым для нее или вновь открываемым ею идеям, не просто устанавливает факты. Она отделяет и видит ранг и исток. Для нее все вещи разделяются на духовные и чуждые духа, на исконные и производные. То, что ничтожно, она игнорирует. Очевидно понятное имеет лишь один-единственный уровень в нескончаемом ряду своих партикулярностей; только благодаря идее и экзистенциальному истоку оно возвышается до ранга и субстанции.

Констатация того, что дух может отпасть от себя самого, отделиться от экзистенции и тем самым сделаться необязательным (unverbindlich werden), касается некоторой специфически духовной действительности.

Правда, отделения от экзистенции не происходит ни в каком мироориентирующем знании, но возможность духовной формализации, как способ отпадения, принадлежит к числу принципов исследования науки о духе. Для нее все партикулярно постижимое и грубо эмпирическое есть, как таковое, всегда либо отпадение, либо возможность. Отсюда происходит подлинно парящее качество действительного духа как предмет науки о духе: то, что дух одновременно действителен и свободен. Именно поэтому всякое существенное познание в науке о духе не является логически убедительным, но имеет свою истину только в идее. Убедительное - это партикулярное, вещественное, а не то, что собственно конституирует здесь науку. Безыдейно доступное пониманию, как опустошенный, формализованный дух, есть нескончаемое, как правильное или неправильное, или как целесообразное и просто оформляемое. Это последнее - но не идея - может рассматриваться как простое средство рассудка, служащее витальным целям жизни. Если отсутствует импульс от идеи и возможной экзистенции, тогда то, что могло бы стать материалом науки о духе, становится собранием ничтожных мелочей, как мусора, накопившегося за пару тысячелетий существования человечества.

Если, таким образом, наука о духе может получить высокое достоинство как повторное осознание идей (Wiedervergegenw?rtigung von Ideen), то все-таки ей всегда может угрожать опасность отрыва от экзистенции. Направленная на идеи, как на предметы, она учит видеть эти идеи в образах, наслаждаться ими в постороннем экзистенции душевном движении, не присваивая то, что понято таким образом, как обязательную норму в собственной жизни. Причастность действующим в понятном идеям, - это такое удовлетворение, которое обретается в самом понимании, однако не может устоять как таковое, если в то же время не дает себя знать и некоторое требование к экзистенции.

Стало быть, я могу с пониманием жить как дома в мире духа, не экзистируя, если только я, как наблюдающее сознание, задействую тот специфически-воспроизводящий орган понимания, который аналогичен восприятию. Этот образ действия, будучи необходим как часть моей мироориентирующей практики, вызывает паралич экзистенции, если у меня возникает иллюзия, будто, достигнув духа и идеи, я уже исчерпал тем все существенное. Поскольку экзистенция и в самом деле не имеет в мире никакой специфически ей принадлежащей сферы, держащемуся на поверхности взгляду духовная действительность является покоящейся и закругленно завершенной в самой себе. Поэтому и различение духа и экзистенции в ориентировании в мире не обнаруживается. Но это различение составляет условие и выражение спасения «меня самого», как экзистирующей души, от магии духовного образования, дающего возможность обрести в наслаждении панорамно развертываемых передо мною миров некоторое соблазнительное богатство, за которое я плачу тем, что опустошается моя экзистенция или сбрасывается со счета, как нечто лишь «приватное», делаясь совершенным ничтожеством. В ориентировании в мире трансцендирование к экзистенции в исконном абсолютном сознании не является ни обоснованным, ни возможным. Эта положительность возникает из иного истока. Правда, ее можно обманчиво заменять искусственными и неправдивыми, патетическими или сентиментальными обязательствами, проистекающими из исторической образованности. Но поскольку эти последние уже были приобретены в процессе понимания, лишенного сознания границ, они немедленно дают сбой в реальной ситуации, в которой они их тогда случае и предают в решающую минуту ради плоского позитивизма и общечеловеческих душеспасительных соображений.

Выяснилось, что наука о духе бывает убедительной в своем познании только там, где она констатирует в области партикулярного лишенную идей понятность и фактичность. Где появляется причастность идеям, там ее понимание становится иерархизирующим (rangordnend). Она становится возможным путем к экзистенциальному самопониманию, но в то же время и соблазном к самодовольному удовлетворению в образованности. На пути к экзистенции, уже будучи затронута ею, эта наука сама через причастность к идеям творит в постижении чего-то действительного новую действительность. Как путь к просветлению экзистенции, она всякий раз бывает уникальной, косвенной и объективно непостижимой (einmalig, indirekt und objektiv unfa?lich);