Знание понимает себя в своей истории
Знание понимает себя в своей истории
Границы ориентирования в мире показали, что завершенное мировое бытие было бы иллюзией. Перед нами снова встает вопрос о мировом целом в следующей форме: существует ли, вместо значимой системы существования, система наук, как единая всеобъемлющая система знания. С тех пор как оказалось невозможным объять мир в одной картине, завершенная система существования была постигнута как противоречащая в одно и то же время и познанию, и экзистенции, на место замкнутой картины мира встает система ориентирования в мире в явлении наук.
Каталог лекций какого-нибудь университета представляет нам, казалось бы, науки подразделенными в одной системе. Мы находим здесь распределение по факультетам, а внутри факультетов, в свою очередь, находим особенные группы, и наконец - находим перечень тематики лекций, в которых перед нами развертывается, казалось бы, весь материал наук. Но если мы захотим постичь лежащую в основании этого каталога классификацию, то напрасно станем искать единого сквозного принципа, делающего такую классификацию возможной. Скорее, эта классификация есть исторически ставшая в практике научной работы, а не теоретически выдуманная из целого наук классификация.
Прежде всего, существование богословского, юридического и медицинского факультетов объясняется применением науки в практических профессиях священника, чиновника и врача. Один только философский факультет, казалось бы, объемлет в себе целое теоретического знания по его подлинному смыслу, без всякого непосредственного предназначения для особенных целей жизни общества. Теоретическое содержание трех других факультетов также находит себе в нем место. То, что дают в научном отношении представители этих факультетов, принадлежащие к философскому факультету рассматривают как также принадлежащее к их области. Правда, сегодня и философский факультет отчасти подпал воздействию задач практического образования (учителя, экономиста, заводского лаборанта-химика), решение которых должно удовлетворить потребности передать учащимся определенные знания. Поэтому сегодня и философский факультет в значительной мере осуществляет учебный процесс, не выполняя одновременно соответствующих, поддерживающих этот процесс, исследований. Ибо университет, как институт, может быть через посредство дидактических задач и технически-практических задач использован для поддержания научных областей, уже получивших относительную завершенность как сферы исследования (например, анатомия человека), или таких, которые, собственно говоря, не заключают никакой собственной теоретической идеи (например, гигиена) и для создания кафедр выдуманных наук, ставших модными на службе политическим целям и вовсе не способных существовать собственными силами (какова социология). Далее, разделение наук на сферы компетенции отдельных университетских преподавателей возникает вследствие существования реальных объектов (больных, объектов собирания и т.д.) или необходимых технических исследовательских мероприятий (экспериментальные, статистические предприятия), каждое из которых требует себе отдельного института; или существования особенных масс научного материала, как например, в кругах историков: Восточная Азия, Индия, Ближний Восток, античность, вплоть до произвольных областей специализации, коль скоро даже относительно небольшой объект благодаря сопровождающей его документальной традиции может стать предметом работы на целую жизнь для многих поколений ученых; или оно объясняется отдельными сферами деятельности, такими, как воспитание, администрация, уголовный процесс и т.д. Эти специальности, стало быть, не рядом положены и не находятся в каком-либо иерархическом отношении между собой, в котором бы каждая специальность могла иметь свое определенное и единое место.
В том виде, как они существуют, они представляют собою, скорее, некий агрегат, различные части которого являются, каждая, отдельной специальностью в совершенно неодинаковом смысле. Ибо они вовсе не отделены друг от друга ясными отличиями, но одно и то же содержание может быть предметом учебных занятий для представителей различных университетских специальностей.
Впрочем, тот, кто предметно работает в какой-нибудь области знания, сознает принадлежность своего знания и своей исследовательской работы к совокупности знания вообще и его места в некотором целом. Это сознание есть минимальная мера философского содержания в науках, которые без него превращаются в чистую технику и рутину. Однако обладание таким сознанием принадлежности к целому и осуществление ее отнюдь не есть что-то само собою разумеющееся. Существует опасность - поставить на место философской принадлежности к идеальному целому знания институциональную и общественную принадлежность к университету. Положение в структуре этого общественного института, место в кругу коллег по специальности, зримые формы института и учебного процесса непроизвольно выдвигаются на первый план. Но в зримом множестве наук и в их исторически-социологических обличьях перед нами стоит незримо единое и многое, в которых индивид может удостовериться не по каким-нибудь внешним чертам, но только на пути философского ориентирования в мире. Этого многого и единого, как взаимной связи наук, ищут в подразделении наук, побуждаемые к тому философским мотивом ориентирования в мире. При исторически случайно данном делении наук их живой центр в отдельном исследователе, как предметное внутреннее сознание местоположения в целом, остается в каждом случае лишенным определенности. Но подлинное подразделение наук, показывающее нам их духовный организм, в котором оно доводит до определенности это сознание местоположения, всегда было задачей философии. Характер получаемой классификации связан с характером той философии, которая ее производит. Эта классификация желает довести до сознания взаимное отношение наук в знании, как единство всего знания. В истории философии классификации наук типически выражались в трех видах:
Античные подразделения, самое известное из которых - это подразделение на диалектику, физику и богословие, делят, по существу, только философию, и этим оказывают побуждающее действие вплоть до нашего времени; однако они не охватывают мироориентирующих наук как таковых, в которых, согласно нашим понятиям о науке, мы фактически познаем.
Системы группировки от Бэкона до Конта, желающие представить положительное знание в обозримом виде согласно психологическим или методологическим принципам, ориентируются, в противоположность первым, на эмпирические науки, которые они хотели бы упорядочить, чтобы набросать программу исследований также и для тех наук, которые могли бы прибавиться к этой системе. Но во всех своих разновидностях эти группировки дают только некую сетку (Fachwerk) или линейную структуру. Их схематизм (например, ряд, состоящий из математики, физики, биологии, психологии, социологии), собственно говоря, не соответствовал предмету уже тогда, когда он был придуман, и оставляет читателя философски безразличным.
Энциклопедии наук немецкого идеализма, запланированные романтиками, впервые набросанные Шеллингом в «Лекциях об академическом образовании» (Vorlesungen ?ber das akademische Studium)28, исполненные и доведенные до совершенства Гегелем в его «Энциклопедии»29, вновь конструктивным способом изнутри развертывали все знание, как знание существенно философское, в некотором закругленном целом. Они представляют собою самое величественное и до наших дней явление единообразно мыслимого космоса всякого знания, но для нас они уже распались, поскольку эмпирические исследования подлинных наук не получили в них достаточного значения, и поскольку этот космос хотя и говорит как шифр совершенства, но не говорит нам, как верующим в этот шифр.
Во всех этих трех формах достоверность систематического целого знания была настолько окончательной, что мы наталкиваемся на них как на прочные постройки, которым мы изумляемся, но которые уже не могут более послужить нам для жилья.
Для ориентирования в мире есть конкретные систематики, -будь то внешние порядки, технически удобные для того, чтобы окинуть взором некоторый материал, будь то систематики, обоснованные в существе вещей, осуществляющиеся в познании всякий раз под руководством известных идей, как ступени, через каждую из которых хотя и можно переступить на пути, но по каждой из которых мы взбираемся вверх, к пониманию сущности дела.
Нам следует овладеть систематическими аспектами науки там, где они представятся нам. В каждом случае нашей задачей должна быть попытка взаимно ограничить их по смыслу, объединить их или, во всяком случае, поставить их в отношение друг к другу, исходя из идеи знания, если знание не должно безразлично рассеяться на не связанные между собою части. Наша попытка даст нам систематику наук, в которой достигает сознания понимание их незамкнутой тотальности как самого по себе историчного процесса познавания.