5. Скачок и переход.
5. Скачок и переход.
- Объективные границы в действительном имеют резкий и скачкообразный характер только как границы между мертвой материей и жизнью, последующие скачки обманчиво прикрыты переходами. Есть объективно-нечеткие границы, где мы не знаем, наличествует ли здесь уже наряду с жизнью и душа, а наряду с душой - дух. Если, скажем, мы видим в растениях жизнь в смысле телесной организации, в животных - жизнь и душу, в человеке же - жизнь, душу и дух, то следует заметить, что в доступной нашему изучению действительности радикально понимаемые скачки кажутся, скорее, имеющими вид постепенных переходов. Граница, отделяющая выражение психического от простой жизни, проводится не с помощью какого-либо строгого объективного критерия. Уже достаточно большое расстояние отделяет человека от собаки, которая пугливо и с сознанием своей вины приближается к наказывающему ее хозяину, и неизмеримо далеко от нее до изгибающегося в земле червя, а от него, в свою очередь - до того живого, движения которого уже вовсе не ощущаются нами как выражение. В отношении к животным объективное исследование, вместо того чтобы пытаться понять выражение психического, должно безусловно довольствоваться описанием поведения, внутренней жизни которого мы совершенно не можем задавать вопросов, и не можем ни утверждать, ни опровергнуть ее существования. Имеет ли, или не имеет также и всякая вообще жизнь некоторое душевное средоточие, - этого мы вовсе не можем исследовать. В любом случае между внешне постижимым биологическим существованием и этим внутренним миром пришлось бы признать некий скачок.
Граница духовного существования совпадает со скачком между животным и человеком. Однако в объективном исследовании интеллектуальные операции шимпанзе в инсайтах и изобретении, ввиду различия успехов при различной индивидуальной одаренности, и вследствие возможности для других индивидов подражать тому, что было таким образом найдено одним индивидом, выглядят как переход от сугубо душевного существования к духовной активности. Правда, это только первый, всякий раз скоро исчезающий, моментальный проблеск комбинирующих актов, которым недостает непрерывной действительности, привносимой языком, и развития мышления в языке, но взгляд ученого видит здесь чрезвычайное отдаление от чисто животного существования и приближение к существованию человека, которое может предстать как некий переход.
Однако мыслить этот переход как действительный здесь решительно невозможно (unvollziehbar). Скачок в действительности скрывают от себя оборотами речи, вводящими промежуточные звенья в тот длительный процесс, в котором путем естественной эволюции (in nat?rlicher Deszendenz) из простой жизни будто бы развивается дух, так же как и телесно человек происходит от животного и носит на себе все признаки своего происхождения, несмотря на все радикальные новшества даже и в своем телесном облике. Скачка мы таким путем никогда постигнуть не сможем.
Идея эволюции в ее самой общей форме есть для мироориентирующего исследования нечто само собою разумеющееся; но она составляет антиномию с сознанием духа как поприща исконного самобытия. В то время как научное исследование ищет переходов и находит великое разнообразие удивительных отношений форм живого, но легко уклоняется в иллюзии, если полагает, будто знает больше того, что убедительно говорят ему факты, самобытие, не только в силу объективного познания, должно настаивать на фактической действительности скачков; это самобытие, уже как душа человека, знает себя в пространстве духовной действительности целой пропастью отделенным от животного, и оно вплоть до самого плотского состава сохраняет в себе уверенность в действительности скачка, которое может скрывать от себя всегда лишь туманное естественное чувство нашего единства со всем живым. Мир животных невозможно наделить ни человеческой душой, ни человеческой плотью, как будто бы в нем происходит то же самое, только в другой форме. Фальшивая близость к жизни животного бывает обыкновенно выражением предательства человека или отчаяния в нем, если она не становится подлинной установкой в отношении к существу природы, в котором также и неразумное существование в соответственном ему виде составляет предмет нашей любви или страха и является языком бытия, который следует читать лишь в акте трансцендирования.
Вместо того чтобы сводить все воедино посредством переходов, не основанных ни на каком познании, мироориентирующее исследование может избирать своим предметом лишь отношения между сферами действительности. В то время как всякая следующая сфера каждый раз имеет условие своего собственного существования в предшествующей сфере, результаты позднейшей могут сохраняться также и в способах существования предшествующих сфер. Так мертвые продукты органической жизни остаются в виде геологических отложений. Душевные процессы оставляют по себе остаточные явления телесного порядка, как, например, те, которые находит осмотр врача по нервным болезням. Духовные приобретения продолжают существовать в душевной форме, так что то, что впервые обрело действительность в светлом духовном сознании, становится бессознательной привычкой; свобода превращается в инстинктивную работу души. Дух становится душой, душа - органической жизнью, а эта последняя - мертвой материей. Но дух во всякое мгновение действителен лишь в некоторой душе, душа -только в жизни, жизнь - только благодаря материи.
Познание каждой более ранней действительности может поэтому антиципировать позднейшую форму. Это не приводит к неясностям, например, при изучении мертвых веществ, производимых жизнью, при изучении истории земли, для которой жизнь представляет определяющий каузальный фактор; ибо граница между живым и мертвым повсюду осознана вполне ясно, хотя это и произошло только, начиная с прошлого столетия. Так же, как уже онтологические исследования сталкиваются с факторами психологии при изучении поведения животных, так соматическая патология сталкивается с тем, что психические факторы могут быть причинами болезней; вследствие этого и та, и другая впадают в совершенно неизбежные неясности. Эмпирическое изучение души, как психология человека, не может обойтись без того, чтобы в самой радикальной мере антиципировать явления духовной жизни, но так, что дух рассматривается в нем не как он сам, но в своей душевной форме, как несвободный, подчиненный душе дух.