ОБЩЕСТВО, ПОРАЖЕННОЕ ШОКОМ БУДУЩЕГО
ОБЩЕСТВО, ПОРАЖЕННОЕ ШОКОМ БУДУЩЕГО
Невозможно вызвать шок будущего у огромного числа индивидуумов без воздействия на рациональность общества как целого. Сегодня, если прислушаться к словам Даниэля Мойнигана, главного консультанта Белого дома по городским делам, США «так воздействует на индивидуума, что это ведет к нервному срыву». Общее влияние сверхстимуляции на чувства, мышление и принятие решений, не говоря уж о физическом влиянии перегрузок на нервную или эндокринную систему, порождает в нас болезнь[282].
Эта болезнь отражается на нашей культуре, нашей философии, нашем отношении к реальности. Не случайно, что немало обычных людей относятся к окружающему нас миру как к «сумасшедшему дому»; тема умопомешательства стала последнее время основной в литературе, искусстве, театре и кино. Петер Вайс в своей пьесе «Преследование и убийство Жан–Поля Марата, представленное актерской труппой госпиталя в Шарантоне под руководством господина де Сада» нарисовал турбулентный мир, видимый глазами обитателей психиатрической лечебницы Шарантон. В фильмах типа «Морган» жизнь духовная, внутренняя важнее окружающего мира. В фильме М. Антониони «Blow–Up»[283] кульминация наступает тогда, когда герой принимает участие в игре в теннис, в которой игроки бьют по несуществующему мячу, летающему туда–сюда над несуществующей сеткой. Это символическое отношение к воображаемому и иррациональному показывает, что он больше не в состоянии распознавать и делать выбор между иллюзией и реальностью. Миллионы зрителей в этот момент могут быть идентифицированы с героем фильма. Заявление, что мир «обезумел», надписи на стенах: «реальность — это костыль», интерес к галлюциногенным наркотикам, тяга к астрологии и мистике, поиск истины в сенсациях, экстаз и желание проводить рискованные опыты, крайний субъективизм, нападки на науку, растущая, как снежный ком, уверенность в том, что разум покинул человека, — все это отражает ежедневный опыт массы обычных людей, которые больше не могут разумно противостоять изменениям. Миллионы чувствуют, что воздух буквально пропитан патологией, но не понимают корней этого явления. Корни надо искать не в той или иной политической доктрине, еще менее — в некоей мистической сущности страдания или уединения, будто бы присущей «условиям человеческого существования». Корни скрыты не в науке, технике и религиозных требованиях к социальным изменениям. Они прослеживаются в неконтролируемой, неупорядоченной природе нашего проникновения в будущее. Они кроются в нашей неспособности осознанно и разумно направить движение к сверхиндустриальному обществу.
Таким образом, несмотря на свои экстраординарные успехи в искусстве, науке, интеллектуальной, моральной и политической жизни, США являются страной, в которой десятки тысяч молодых людей спасаются от действительности, выбирая наркотическое отупение; страной, в которой миллионы взрослых ввергают себя в постоянный телевизионный ступор или в алкогольный туман; страной, в которой легионы пожилых людей прозябают и умирают в одиночестве; в которой бегство из семьи и от принятой ответственности становится массовым; в которой широкие массы подавляют свои страстные желания различными транквилизаторами и психотропными препаратами. Такая страна, известно это или нет, пострадает от удара шока будущего. «Я не вернусь обратно в Америку, — говорит Рональд Бьерл, молодой реэмигрант в Турцию. — Если вы можете создать для себя стабильное нормальное психическое состояние, вы не должны тревожиться о нормальном психическом состоянии других людей. И поэтому так много американцев, которые готовы побивать камнями душевнобольных»[284]. Многие разделяют столь неприятное мнение об американской действительности. Европейцы, японцы или русские еще самодовольны в своем душевном спокойствии, однако и их было бы неплохо спросить, не просматриваются ли и у них подобные симптомы. Уникальны ли американцы в этом отношении или они просто первыми пострадали от нового удара на психику, от которого вскоре закачаются и другие страны тоже?
Социальная рациональность предполагает наличие индивидуальной рациональности, а она, в свою очередь, зависит не только от определенного биологического (т. е. физического и душевного) снаряжения, но и от непрерывности, упорядоченности и регулярности окружающей среды. Это предполагает наличие определенной корреляции между темпом и сложностью происходящих изменений, с одной стороны, и способностью человека принимать решения, с другой. Увеличивая скорость изменений, уровень новизны и широту выбора, мы бездумно вмешиваемся в эти непременные экологические условия рациональности. Так мы приговариваем несчетные миллионы людей к воздействию шока будущего.