Революционное народничество и марксизм

Революционное народничество

и марксизм

С середины 60-х годов влияние марксизма на освободительное движение и революционную мысль России становится более ощутимым. Благодаря статьям П.Н. Ткачева русский читатель начинает получать, хотя и весьма упрощенную, информацию о принципах материалистического понимания истории с прямыми ссылками на Маркса, давшего, по словам Ткачева, этим принципам «самую точную и определенную» формулировку в работе «К критике политической экономии». Ткачев утверждал при этом, что глубокий взгляд Маркса на историю «сделался почти общественным достоянием всех мыслящих порядочных людей» [47, т. 1, с. 100].

Конечно, и в этот период, и в 70-х годах революционная мысль, вступившая в народнический этап, развивалась по преимуществу в силу собственной внутренней логики, диктуемой потребностями пореформенного социально-экономического и политического развития российского общества. Но на идейно-философские предпосылки и принципы российского освободительного движения марксизм накладывал все больший отпечаток.

В 70-х годах произошло, как известно, размежевание основных направлений в революционном народничестве: сторонники Бакунина, Лаврова и Ткачева консолидировались в относительно самостоятельные течения, различавшиеся как по теоретическим основам, так и по формам борьбы, особенно по тактике. Возникла необходимость заново переосмыслить такие понятия, как «социальное» и «политическое», «революция экономическая» и «революция политическая». Какие цели должны преследовать революционеры: должны ли они стремиться лишь к преобразованию экономики или одновременно к завоеванию политической власти; можно ли и нужно ли применять политические средства борьбы за достижение целей революционного движения и т.д.?

На повестку дня объективно встал вопрос о преодолении прежней организационной замкнутости российского движения в национальных рамках, определенной оторванности его от общеевропейского освободительного движения. С конца XVIII в., когда зародилось российское освободительное движение, русские революционеры и передовые мыслители устанавливали и из десятилетия в десятилетие упрочивали организационные и идейные контакты с западноевропейским революционным движением. Но органического включения в общее русло европейского движения у революционного движения в России долгое время не было. Необходимость этого включения – вот что должны были осознать теперь русские революционеры и реализовать эту задачу на практике. В этой связи предстояло вновь теоретически рассмотреть соотношение национальных и интернациональных аспектов революции.

На процесс переосмысления всех этих идейно-теоретических предпосылок революционного движения в России в рассматриваемый период существенное влияние оказал марксизм. Значительным фактором, стимулировавшим возникновение дискуссий по этим вопросам и наложившим весьма драматический отпечаток на них, стали события, связанные с разоблачением Марксом и Энгельсом раскольнической, дезорганизаторской деятельности Бакунина в I Интернационале и нечаевских уголовных деяний, обнаруживших, по словам Маркса и Энгельса, «грязные стороны русского движения» [1, т. 18, с. 526].

Историческое значение полемики Маркса и Энгельса с главными идеологами народничества в 70-х годах состояло прежде всего в том, что эта полемика побудила русских революционеров обратить самое серьезное внимание на проблему соотношения национального и интернационального в освободительном движении. Марксизм в этом смысле стал для русских революционеров школой интернационализма, хотя, разумеется, они не могли еще вполне осознать принципы пролетарского интернационализма. Тем не менее под воздействием марксизма происходила своеобразная «интернационализация» также и теоретических революционно-народнических представлений, частичное освобождение их от «самобытничества».

Немалая заслуга в обосновании идеи «необходимости направить русское революционное движение в общее русло движения европейского пролетариата…» [2, с. 182] принадлежит деятелям русской секции I Интернационала. Многолетняя борьба Маркса и Энгельса против элементов национальной ограниченности в историко-социологическом мышлении отдельных русских революционеров, против «ребяческого взгляда» тех социалистов, которые «провозглашали Россию избранным народом в социальном отношении» [2, с. 113], против всего того, что они обозначали понятиями «панславизм», «русский оптимизм», «„la perfectibilit? perfectible“ (неограниченная способность к совершенствованию. – Ред.) русской нации…» [2, с. 27], дала первые плоды сначала в русской секции I Интернационала, а затем способствовала существенным изменениям идейно-философских предпосылок всего русского революционного движения. Интернационалистические коммунистические принципы марксизма оказывали свое первоначально не очень значительное, но со временем все возрастающее воздействие и на развитие социально-философских принципов и формулировку конечных целей российского революционного движения.

Под влиянием марксизма модифицировались к 80-м годам представления П.Л. Лаврова об идеале будущего общественного строя. «Строй будущего», в котором каждый отдает все свои силы на общественное дело и получает даром от общества все необходимое для своего существования и развития, – таким представлялся Лаврову общественный идеал, сформулированный авторитетнейшим для него и, как он считал, для большинства социалистов эпохи деятелем – Марксом. Переход от капитализма к социализму Лавров отнюдь не мыслил себе как эволюционное перерастание первого во второе путем мирных уступок и соглашений трудящихся с «частными собственниками-рантьерами». Это, по Лаврову, – слишком розовая мечта. Социальная революция – вот путь к социализму. Перевороту в экономических отношениях современного капиталистического общества должен соответствовать столь же радикальный переворот в формах семьи, государства, в сфере религии и т.п. [см. 30].

Интернационалистические элементы нашли отражение и в формулировках конечных целей революционного движения, предлагавшихся в 70-х годах П.Н. Ткачевым. Ткачев уже не был «самобытником» в общераспространенном смысле этого слова. В известной мере он даже недооценивал значения «национального» в революционной борьбе за социализм. С его точки зрения, «принцип национальности несовместим с принципом социальной революции и он должен быть принесен в жертву последнему». Исходя из таких представлений, Ткачев категорически выступал против «национализирования социализма»: «Как не может быть якутской, чувашской, малорусской, грузинской и т.п. геометрии, так не может быть и якутского, чувашского, малорусского, грузинского и т.п. социализма. Социальная истина, как и истина математическая, как и всякая вообще истина, может быть только одна – строго научная, вечная и непреложная; она не изменяется под влиянием каких бы то ни было географических, этнографических и племенных особенностей» [47, т. 2, с. 321].

На процесс разработки тактических принципов в русском революционном движении марксизм повлиял в первую очередь методологическими указаниями на соотношение экономического базиса и политической надстройки, экономики и политики.

В 60-х годах М.А. Бакунин вырабатывает анархистскую по целям и средствам программу борьбы, основой которой является отрицание (по крайней мере в теории) борьбы за политические цели политическими средствами, апология так называемого действия снизу при игнорировании «действий сверху». И в эту немарксистскую, даже осознанно антимарксистскую, программу Бакунин пытается включить и «марксистский» элемент. Учение Маркса он крайне односторонне истолковывает как призыв «идти по проторенной дороге экономической революции», не сбиваясь «на тернистый путь либо национальных, либо исключительно политических действий» [2, с. 166]. Парадокс этот имеет объяснение. Плеханов полагал, что «теория политического невмешательства рабочего класса сформулирована была Бакуниным как вывод из материалистического объяснения истории» [37, т. I, с. 85]. Сколь бы странным ни был этот факт, он имел определенное влияние на идейно-философские поиски народников. «В народнический период моего развития я, – как и все наши народники, – вспоминал Г.В. Плеханов, – находился под сильным влиянием сочинений Бакунина, из которых я и вынес великое уважение к материалистическому объяснению истории» [39, т. I, с. 19].

Весьма показательно, что некоторые народники-практики были склонны брать из марксизма гораздо больше, чем того желали главные идеологи народничества. С середины 70-х годов появились даже предложения обосновать практически-политическую программу народничества на принципах марксизма. Во время обсуждения программных вопросов на Большом Совете «Земли и Воли» читалась статья А.Ф. Михайлова «Экономический материализм как историко-философская и социологическая теория», и Михайлов предлагал при этом «обосновать практическую программу нашей организации на историко-философской теории К. Маркса» [5, с. 63; 34, с. 262, 265 – 266]. Известно, что такие предложения приняты не были, но отдельные идеи марксизма по-прежнему продолжали в том или ином виде включаться в народническую доктрину и в народнические тактические схемы.

В народовольческих спорах по вопросам тактики особое значение приобретает та полемика вокруг проблемы «Маркс и Дюринг», которая развернулась в эти годы между русскими публицистами в связи с опубликованием «Анти-Дюринга» Энгельса. Дело в том, что в руководстве народовольческой партии были деятели, которые проявили значительный интерес к отдельным аспектам марксизма, хотя большинство склонялось к Дюрингу [41; 51]. Особенная близость к дюрингианству, точнее, к дюринговой «теории насилия», к его пониманию насилия, как решающей силы общественного развития, к его идее о первенствующем значении политических форм проявилась у Л.А. Тихомирова, который в легальной статье «К вопросу об экономике и политике» [46, т. 4, с. 12] прямо призывал присоединиться к «политику» Дюрингу против «экономиста» Маркса. В полемике с катедер-социализмом некоторые народовольцы, обосновывая положение о тождестве социализма научного и социализма действия (т.е. революционного социализма), неправомерно сближали Маркса с Лассалем и Дюрингом [8; 10].

Но довольно влиятельной оставалась в народничестве и другая тенденция. С предпочтением Дюринга Марксу решительно не согласился Лавров. В споре Энгельса с Дюрингом Лавров встал на сторону Энгельса еще задолго до возникновения дискуссий об этом в народовольчестве [30, с. 329 – 352; 28].

Эту же позицию с еще большим упорством Лавров отстаивал в конце 70-х – начале 80-х годов. В январе 1880 г. в статье «Письма из Парижа» он обращал внимание на то, что «Анти-Дюринг» Энгельса представляет особый интерес для революционеров всех стран [32]. Лавров солидаризовался с положениями «Анти-Дюринга» в частности, а может быть и прежде всего потому, что он был озабочен распространением среди народовольцев идеи о первенствующей роли политического насилия; он высказывал недовольство тем, что народовольцы склоняются «к защите социологической точки зрения Дюринга о преобладающем влиянии политико-юридического элемента общественного строя на экономический» [27, с. 109].

В споре о примате экономики или политики приняли также участие народовольцы Н.И. Кибальчич и И.С. Русанов. В 1881 г. в журнале «Народная Воля» Кибальчич публикует под псевдонимом А. Дорошенко статью «Политическая революция и экономический вопрос», где он критикует линию Ткачева за преувеличение роли политических средств, а «Черный передел» – за отрицание значения политической борьбы. По мысли Кибальчича, крайности этих направлений в народничестве были связаны с неверным истолкованием идей Маркса. Преодоление этих крайностей Кибальчич видит в синтезе двух точек зрения: «…синтезом этих двух односторонних мнений служит тот взгляд, который, признавая тесную связь и взаимодействие политического и экономического факторов, полагает, что ни экономический переворот не может осуществиться без известных политических изменений, ни, наоборот, свободные политические учреждения не могут установиться без известной исторической подготовки в экономической сфере» [22, с. 170].

Н.С. Русанов, перу которого принадлежат, в частности, статьи «Экономика и политика» и «Экономический принцип в социологии» [42; 43], также попытался, опираясь на марксизм, дать «окончательное решение» вопросу об «экономике» и «политике». Он настаивал на том, что «экономика» подготавливает почву для реформы, определяет главные черты для экономической организации будущего строя. Но наступает момент, когда в условиях, подготовленных экономикой, начинают действовать личности, стремящиеся к преобразованиям, и тогда на первый план выступают политика, организация людей, организация общественных сил, которая имеет своей целью изменить общественные отношения классов и, следовательно, формы власти. Борьба класса против класса есть борьба политическая – вот какой принцип пропагандировал Русанов, прямо ссылаясь на «Нищету философии» Маркса. Русанову, разумеется, не удалось вполне адекватно воспроизвести и истолковать марксистское учение о соотношении экономики и политики. Он предпринимал усилия и для соединения марксизма с дюрингианством. Но пример с Русановым, как и с некоторыми другими народовольцами, характерен: наметился этап «прорыва» марксизма на новые рубежи в идейно-философском обосновании русского революционного движения.

Логическим продолжением и завершением всей полемики вокруг темы «экономика и политика» станет критика народовольческого преувеличения роли политического насилия, с которой в 1883 г. выступил первый русский марксист Г.В. Плеханов, подчеркнувший несводимость исторического материализма ни к вульгарному экономизму, ни к вульгарной «политике» в духе Дюринга и давший марксистское теоретическое обоснование российскому освободительному революционному движению.

Разумеется, о влиянии марксизма на народничество можно говорить прежде всего в пределах индивидуальных воззрений тех или иных идеологов. Для многих народников влияние марксизма оставалось если не бесследным, то во всяком случае лишь побочным фактором их идейного развития. До определенного периода в их мировоззрении народнические и марксистские идеи причудливо сочетались. Вера Фигнер вспоминает, что для нее изучение первого тома «Капитала» явилось «вторым крещением в социализм». Но она признается, что «Капитал» не заставил ее пересмотреть свои основные народнические принципы. «Прежние взгляды лежали основным пластом, а вверху расположилось все, почерпнутое из книги „Капитал“. И эти два слоя не перемешивались сверху донизу, но как-то таинственно объединялись, удваивая силу убеждения и решимость бороться…» [48, с. 109, 111]. В последние десятилетия XIX в. влияние марксизма стало настолько значительным, что мировоззрение многих русских мыслителей можно с существенной степенью точности охарактеризовать как переходное, соединяющее элементы марксизма с народничеством [9, с. 183]. Из них вышли революционеры, которые, отказавшись от своего народнического мировоззрения, перешли на позиции марксизма.

Под влиянием марксистских социологических и философских идей подготавливался и протекал процесс перехода от народнического этапа революционного движения в России к новому, пролетарскому этапу.