Проблема некапиталистического пути развития общины

Проблема некапиталистического

пути развития общины

Но Маркс не ограничился ретроспективным выяснением исторических корней и сущности дуализма земледельческой общины в России. Он увидел возможность социалистической перспективы коллективистских институтов общины, связывая рассмотрение данной проблемы с надвигающейся социалистической революцией, коренным образом изменяющей характер и само направление эволюции общинного крестьянства. Идея целостности, всемирности, универсальности исторического развития человечества пронизывает рассуждения Маркса о дуализме крестьянской общины и скрытой в нем альтернативе ее будущих судеб.

В третьем наброске ответа на письмо Засулич Маркс сформулировал основной в методологическом плане тезис относительно путей исторической эволюции земледельческой общины: «Ее врожденный дуализм допускает альтернативу: либо собственническое начало одержит в ней верх над началом коллективным, либо же последнее одержит верх над первым. Все зависит от исторической среды, в которой она находится» [1, т. 19, с. 419].

Когда Западная Европа уже пережила «долгий инкубационный период развития машинного производства» [там же, с. 401], поток капиталистических новшеств, охватывавших как технику, так и механизм обмена, тип социальных отношений и т.п., хлынул в Россию, и прежде всего в города и верхушечные кулацко-ростовщические слои деревни. В силу замкнутости, изолированности общин друг от друга этот процесс некоторое время как бы «обтекал» эти общины, «просачивался» между ними, первоначально мало задевая их внутреннюю структуру.

Так сложилась ситуация сосуществования и глубокого конфликта общины и капитализма, с одной стороны, и известного «созвучия» коллективистско-демократических тенденций общины некоторым принципам социализма – с другой. В течение двух-трех десятилетий это был, пожалуй, главный сюжет русской социологической литературы независимо от того, в какой плоскости он рассматривался: либо в духе народнической идеализации самобытности общины, либо в духе либерально-буржуазных сетований насчет «исторической неизбежности» уничтожения общины.

Характерно, что Ковалевский и Морган занимали едва ли не прямо противоположные позиции в оценке судеб первичных социальных институтов в обозримом будущем. Ковалевский считал, что общинные структуры неизбежно обречены на гибель, что этот процесс уже развернулся в различных уголках мира. Напротив, Морган в заключительном абзаце «Древнего общества» высказал идею грядущего возрождения свободы, братства и равенства древних родов.

Маркс в набросках ответа на письмо Засулич дал диалектико-материалистический ответ на антитезу между «реализмом» Ковалевского и «романтизмом» Моргана, сформулировав контуры концепции использования коллективистско-демократических институтов и привычек общинного крестьянства в процессе некапиталистического пути развития.

Итак, перед сельской общиной эпохи кризиса капитализма в принципе – два прямо противоположных пути дальнейшею развития. Но не от нее зависит их выбор. Стихийные силы экономического развития тянут общину в пропасть пауперизации беднейших трудящихся слоев деревни и обуржуазивания паразитических элементов. Не отрываясь, в отличие от народников, от реальных исторических условий, Маркс ясно видел драматизм двойственности русской общины, трагическую для миллионов крестьянских семей перспективу «раздавливания» общины капитализмом и царизмом.

Вопреки утопическим надеждам народников капитализм проник в русскую деревню, все более выжимая жизненные соки из общинного крестьянства, все более тесня и подрывая общинные традиции коллективизма и взаимопомощи. Особенность этого процесса как раз и заключалась в том, что в России общину непосредственно разрушал капитализм, взращенный также и за счет труда крестьян. Опираясь на хорошо известные ему материалы, характеризующие жизнь пореформенной России, Маркс делает следующий вывод: «Жизни русской общины угрожает не историческая неизбежность, не теория, а угнетение государством и эксплуатация проникшими в нее капиталистами, взращенными за счет крестьян тем же государством» [там же, с. 415].

В принципе (и это, надо полагать, относилось не только к России) развитие крестьянской общины могло пойти по совершенно иному пути, чем предвидел это как теоретическую возможность Чернышевский, к взглядам которого Маркс относился с большой симпатией. Но, затрагивая вопрос о некапиталистической альтернативе дальнейшей эволюции общины, Маркс, в отличие от Чернышевского, на первый план выдвигает не внутренние качества общины как социально-экономической ячейки, а внешний по отношению к общине политический фактор – социалистическую революцию: «Если революция произойдет в надлежащее время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя» [там же, с. 410].

Именно созвучие сохранившихся коллективистско-демократических традиций общинного крестьянства и тех гуманистических принципов социалистических общественных отношений, которые несла с собой поднимавшаяся в России волна революционного рабочего движения, открывало, по Марксу, определенную возможность коренного поворота эволюции общины, тенденций развития общины и последствий кризиса капиталистической формации. Речь шла о возможности целенаправленного соединения элементов коллективизма и демократизма – древнего, изначального, того, с которым человечество начинало свой исторический путь, с тем коллективизмом и демократизмом, который объективно становился целью и идеалом передового человечества в период вызревания предпосылок замены капитализма социализмом.

Маркс уже в первом наброске выдвигает тезис о возможности «сохранения русской общины (путем ее развития)…» [там же, с. 401]. Развертывая идею специфического протекания социалистических преобразований, учитывающих коллективистско-демократические традиции общинного крестьянства, его привычки к артельным действиям, он намечает формы использования последних революционными прогрессивными силами.

Речь шла у Маркса не об удержании во что бы то ни стало, и тем более не о реставрации, искусственном «скреплении» распадающейся в ходе дальнейшего исторического развития общины, а о «подхватывании» и «удержании» в качественно новых социальных условиях присущих ей прежних тенденций коллективизма, взаимопомощи, демократического решения совместных дел, общинной собственности на природные предпосылки производства и крупные орудия труда.

Сама по себе община не являлась ни панацеей от всех зол отсталости, ни их источником. Потенциальная возможность ее использования при строительстве социализма могла быть реализована лишь в «благоприятной исторической среде» благодаря материально-технической помощи, а также идеологическому и политическому руководству совершившего социалистическую революцию пролетариата. Но социализм не увековечивает общину, как ошибочно полагали социалисты-утописты и народники: сохранение целого ряда общинных институтов и традиций, переживающих самое общину как таковую, общинная форма первых местных крестьянских Советов и кооперативов – все это явилось впоследствии фактором временным, присущим переходному периоду в развитии общинного крестьянства и социально-психологически смягчающим ему вступление в новую историческую эпоху.

Маркс теоретически широко подошел к вопросу, поставленному в письме Засулич, творчески «вписав» социально-экономическую специфику России тех лет в русло диалектики всемирно-исторического процесса как единого целого. Он связал проблему будущих судеб крестьянской общины с перспективой грядущей социалистической революции и с неравномерностью развития различных народов и стран, особенно обострившейся в эпоху капитализма. Именно на пересечении этих объективных тенденций Маркс – с учетом логики поступательного движения человечества – сформулировал идею некапиталистического пути развития и наметил общие контуры двух его основных аспектов в отсталых аграрных структурах. В этом смысле методологическое значение идей, высказанных Марксом в набросках ответа на письмо Засулич, далеко перерастает рамки времени их написания, а также проблематики России и русской общины, которым они непосредственно посвящены.

Подводя итоги изложенному выше, можно сказать, что распространение философских и социологических идей Маркса и Энгельса в России 40-х – начале 80-х годов, еще до появления подлинных марксистов, приводит к тому, что эти идеи начинают реально вплетаться в отечественный философский процесс, взрыхляя тем самым почву для будущего распространения диалектического и исторического материализма как самостоятельного марксистского направления в отечественной философии.

Марксизм победил в России в результате длительного, полувекового процесса идейных поисков и борьбы, связанных с многочисленными испытаниями в теории и на практике, проверками и разочарованиями, сопоставлениями русского и европейского опыта, что не могло не дать в конечном счете благотворных результатов.

Ленинизм как новый этап в развитии марксизма вполне закономерно возник в России, когда марксизм уже ряд лет существовал здесь в качестве самостоятельного течения общественной мысли и составной части освободительного движения. Ленинизм возник на прочной базе теории Маркса и Энгельса, проверенной как всемирным опытом XIX столетия, так и богатейшим опытом исканий правильной теории в революционной мысли России.

Поэтому все попытки современных буржуазных противников и ревизионистских фальсификаторов ленинизма объявить его «чисто русским» явлением посредством «привязывания» его теоретических источников к сугубо «русским корням» несостоятельны. Они опровергаются уже простым сопоставлением этих псевдонаучных концепций с тем фактом, что передовая общественная мысль России еще до победы в ней марксизма, до возникновения ленинизма уже представляла собой составную часть общеевропейской социально-философской мысли и была явлением не узко региональным, а также тем обстоятельством, что русские мыслители XIX в. (пусть в разное время и в разной степени) обратили свой взор на идеи философии и социологии марксизма и по ряду вопросов испытали на себе их воздействие.