4.4. Советское общество в кризисе

Состояние паралича и стагнации оставалось неизменным и после смерти Брежнева в ноябре 1982 г. Вопреки его желанию новым генеральным секретарём был избран не Черненко, а Ю. В. Андропов, который с 1967 г. руководил Комитетом Государственной Безопасности (КГБ). Член Политбюро, он был умным и энергичным человеком и, благодаря своему посту, более информированным о реальной ситуации в стране, чем кто-либо другой. На посту руководителя КГБ Андропов обладал властью, относительно независимой от генерального секретаря, из-за чего он был введён в руководящую группу ещё Брежневым. В 1967 г. он стал кандидатом в Политбюро, в 1973 членом Политбюро, а в мае 1982 г. — секретарём ЦК.

Андропову были известны серьёзные недостатки этой руководящей группы, но при этом он поддерживал Брежнева и заботился о стабилизации системы, в том числе используя собственное влияние на кадровую политику. Например, он выдвинул первого секретаря Ставропольского краевого комитета КПСС, Михаила Горбачёва, на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству.

Оценки Андропова разнятся. Некоторые видят в нём прежде всего представителя КГБ, стремившегося к поддержанию строгого и насильственного режима для восстановления порядка в партии, государстве и обществе — порядка, испарявшегося прямо на глазах. Это сходится с тем, что сразу после занятия поста генерального секретаря он начал энергично и жёсткими мерами противодействовать коррупции, прогулам, недисциплинированности и халатности.

Андропов сознавал, что эти шаги не касаются сути проблемы. Суть крылась в структуре и свойствах общественной системы, и было заметно, что он «прощупывал» вопросы, связанные с ней. Анропов понимал, что доминирующие в Москве идеи о социализме и в особенности слишком завышенная оценка реального уровня развития советского общества подлежат срочному исправлению. В фундаментальной теоретической статье в «Коммунисте» он писал, что нужно внести ясность в вопрос, на какой ступени развития социалистического общества находится Советский Союз. Как и в статье Молотова 1954 г., это были новые звуки, и из них могла сложиться новая мелодия, то есть исправленная и углублённая концепция социализма. Как бы то ни было, но Андропов был серьёзно болен и умер в феврале 1984 г. Смерть не позволила ему реализовать планы по оздоровлению и стабилизации советского общества.

Почти уже 73-летний Черненко, имевший серьёзное заболевание лёгких и политически не получавший выгоды от нового поста, стал-таки генеральным секретарём ЦК КПСС. Для Советского Союза это стало ещё одним шагом в пропасть. Возможно, большинство старых членов Политбюро считало, что слабый Черненко не сможет ничем им навредить, и потому они вознесли его наверх. Лигачёв писал:

«...после „года Андропова“ наступают новые времена. Впрочем, точнее было бы сказать: не новые, а старые. „Брежневский экипаж“ членов ПБ сохранился почти полностью, и многое стало возвращаться на круги своя»[213].

Лигачёв характеризовал Черненко так:

«Константин Устинович был классическим аппаратчиком — как говорится, с головы до пят, до мозга костей. Десятилетиями работал он в кабинетах, на почтительном расстоянии от живой, реальной жизни — вместе с Л. И. Брежневым был в Молдавии, потом в ЦК, потом в Верховном Совете СССР, потом снова в ЦК. На этом аппаратном пути Черненко добился несомненного успеха, я бы сказал, он был виртуозным аппаратчиком — со всеми минусами этой профессии для политического деятеля, но в то же время и с плюсами. Может быть, следовало бы сказать так: пока Черненко оставался в тени Брежнева, аппаратное искусство было сильной его стороной. Но когда он начал перевоплощаться в самостоятельного политического деятеля, оторванность от жизни в целом сослужила ему худую службу»[214].

То, что Лигачёв сформулировал очень сдержанно, открытым текстом звучало бы так: Черненко ничего не смыслил в практической жизни, поскольку весь свой профессиональный стаж получил в учреждениях в качестве слуги Брежнева. Он никогда не видел предприятия изнутри, никогда не руководил парторганизацией на низовом уровне, он был чистым «кабинетным политиком», и Лигачёв не мог не констатировать: «ни по состоянию здоровья, ни по своему политическому и жизненному опыту он не был готов к тому, чтобы занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС»[215].

Лигачёв считал, что этот пост стал несчастьем для Черненко. Но он не сказал, каким несчастьем это стало для Советского Союза. Неудивительно: он сам был секретарём ЦК с 1983 г., а с 1985 г. ещё и членом Политбюро, то есть он сам был причастным ко всему этому.

По какой бы то ни было причине Политбюро избрало Черненко, однако формальные выборы на пост генерального секретаря должны были проходить на пленуме ЦК, так как именно ЦК по уставу признавался высшей инстанцией между партийными съездами. Почему же ни один член ЦК не набрался смелости выступить против этой очевидно бесполезной кандидатуры, воспрепятствовав этому выбору? По уставу Политбюро считалось органом Центрального Комитета и было подотчётно ему. Но это лишь сухая теория, на практике же вся власть концентрировалась в Политбюро, в то время как Центральный Комитет выступал лишь исполнителем воли Политбюро: задачи ЦК и его членов ограничивались формальным утверждением решений Политбюро. Вместо обсуждения важных вопросов партийной политики, вместо критического рассмотрения проблем высказывались заявления о преданности генеральному секретарю и восхвалялась его мудрая политика. Выступавшие заранее отбирались и инструктировались, тексты выступлений подготавливались и получали одобрение.

Выбор Черненко стал не только общественным и личным несчастьем, но и прежде всего показателем уже достигнутой степени политического, идеологического и морального падения малочисленной руководящей клики, цеплявшейся за власть, не обращая внимания на реальные нужды и потребности страны.

Поскольку из-за своей болезни Черненко не мог даже проводить заседания Политбюро, он передал эту функцию самому молодому члену этого органа. Им стал Горбачёв, всеми силами старавшийся включить срочные вопросы в повестку дня, однако не преуспевший в этом. Время правления Черненко продлилось всего год, он умер в марте 1985 г. По предложению Громыко, с 1973 г. входившего в Политбюро, Горбачёв стал его преемником.

Горбачёву досталось очень тяжёлое наследство. Он сознавал, что прежнюю политику продолжать было уже нельзя и что срочно требовались коренные перемены. Советское общество должно было быть реформировано во всех сферах, чтобы выйти из затяжного кризиса и вновь обрести способность к развитию.

Однако как это сделать, не знал ни генеральный секретарь, ни любая другая светлая голова в Москве. Не было проработанных идей; их ещё только требовалось создать, а это оказалось чрезвычайно затруднительно как в теоретическом, так и в практическом отношении. Так продолжалось довольно долго — пока не наметилась некая линия, позже названная «перестройкой». После нескольких первых успехов эта концепция показала себя малопродуманной, противоречивой, а в определённых пунктах даже взаимоисключающей, приведя не к укреплению социалистического общества, а к его дезорганизации и эрозии. В конечном счёте эта «линия» ускорила гибель и самоуничтожение социализма.

Пока Горбачёв следовал в своей политике цели сохранения социализма, сталинская модель социализма — сознательно или несознательно — оставалась теоретическим фундаментом и эталоном его идей и применяемых им практических мер. Когда в октябре 1987 г. в Москве торжественно праздновалась 70-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции, Горбачёв утверждал, что КПСС непоколебимо следует исторической цели установления коммунистического общества. В отношении пересмотра партийной программы, принятой при Хрущёве в 1961 г., он заявил, что её цель перехода от социалистического общества к высшей фазе коммунизма была и остаётся верной, хотя и нужны некоторые коррективы и уточнения в отношении соответствующих сроков и конкретных шагов и мер. Это означало, что и Горбачёв, так же, как и все его предшественники, стоял на почве сталинского «марксизма-ленинизма», согласно которому социалистическое общество является лишь относительно короткой переходной стадией.

В конечной фазе перестройки Горбачёв всё более удалялся от социализма, поскольку не мог провести чёткую грань между социализмом и сталинизмом. Недостатки и негативные влияния до сих пор не преодолённого сталинизма всё более проявлялись в кризисной ситуации, в которой Коммунистическая партия, как и социалистическое общество, подвергалась всё большей эрозии и начала распадаться. Поверхностное отношение к собственной истории, начиная с XX съезда 1956 г., мстило за себя. Критический анализ деформаций и фальсификаций марксистской теории и социалистической политики был оборван в самом начале, а впоследствии подавлялся; из-за этого невозможно было выработать пригодные решения для преодоления важнейших недостатков и искажений социалистического общества. Внезапная отмена под лозунгом «гласности» всех прежних табу очень быстро вызвала огромную волну антикоммунистических фальсификаций истории КПСС и Советского Союза. Под предлогом «плюрализма мнений» распространение получил оголтелый сенсационный антисталинизм. Преодоление сталинизма отныне фактически отождествлялось с ликвидацией социализма. Таким образом вместе с водой выплёскивался и ребёнок.

Руководящая группа вокруг Горбачёва оказалась неспособна осуществить внятную критику сталинизма, при этом решительно защитив социализм и его достижения. Руководители, защищавшие основы и принципы социализма и исходя из этого стремившиеся к обновлению социализма, публично охаивались как консервативные сталинисты, в то время как другие (с Горбачёвым во главе) поначалу нерешительно колебались, вместо того чтобы активно вмешаться в дело, выступив против любых действий, противоречащих конституции.

«Плюрализм мнений», пропагандируемый и активно поддерживаемый Яковлевым, послужил шлюзом, через который общество затопила и дезориентировала волна антикоммунистических взглядов, совершенно открыто направленных против социализма. Вместо того, чтобы организовать действительный плюрализм и открытые обсуждения для выработки правильной оценки истории Советского Союза и с помощью критического и самокритического анализа подготовить идеологическую почву для оздоровления социалистического общества, Горбачёв под влиянием Яковлева капитулировал теоретически, идеологически и политически. В конце концов он перешёл на яковлевские открыто социал-демократические позиции.

Стало ясно, что в горбачёвской руководящей группе есть ренегаты, изначально видевшие цель «перестройки» в более-менее полной ликвидации социализма. Вместо того, чтобы критически проанализировать догмы Сталина, деформировавшие и извратившие марксизм, в том числе и его примитивную теорию социализма, и преодолеть их, вернувшись на марксистские позиции, чтобы получить надёжную теоретическую основу для срочно необходимых преобразований, Горбачёв ушёл от социализма, прикрывшись тем, что якобы своей «перестройкой» он принёс народу «свободу»[216].