7.4. Начало социалистического строительства в ГДР

Решение приступить к строительству основ социализма в ГДР было принято на II партийной конференции СЕПГ в июле 1952 г. Один тот факт, что такое важное решение было принято не на очередном съезде партии, уже сам по себе указывает на его срочность. Однако в связи с чем?

Внешняя политика Сталина после победы над гитлеровским фашизмом была в первую очередь направлена на обеспечение безопасности Советского Союза. Москва хотела иметь перед своими границами некий «санитарный кордон» в виде государств, относящихся к Советскому Союзу дружески, а не враждебно. Для этого вовсе не требовалось, чтобы речь шла о социалистических государствах, хотя в перспективе это не исключалось.

Поэтому политическая ориентация для советской оккупационной зоны в Германии и для ранней ГДР была антифашистско-демократической. Политика Москвы в отношении Германии ещё до весны 1952 г. ориентировалась на нейтральную единую Германию. Это было ясно выражено в ноте Сталина западным державам в марте 1952 г. Только после отказа от весьма щедрых предложений советского правительства западным державам и ФРГ (всегерманские выборы для единой капиталистической, но нейтральной Германии) вновь встал вопрос о дальнейшем общественном и политическом развитии ГДР.

Хильдермейер считает, что всё указывает на то, что предложения Сталина не основывались на серьёзных намерениях, однако не даёт никаких аргументов в пользу такой интерпретации и не указывает, какие именно указания он имеет в виду. Если западные страны и Аденауэр были убеждены, что это был лишь отвлекающий манёвр, то они могли бы принять его, чтобы разоблачить явную пропаганду Сталина. Почему же они этого не сделали? Очевидно, потому, что были убеждены, что Сталин предложил это всерьёз. Однако принятие его предложения не позволило бы включить Западную Германию в антисоветский блок НАТО. И потому их отказ был совершенно понятен.

Только после оценки новой ситуации, возникшей из-за категоричного отказа от сталинского предложения, II партийная конференция СЕПГ решила приступить к строительству основ социализма в ГДР.

Поскольку теперь Москве, как и Берлину, стало ясно, что империалистические государства считали приём в антисоветский блок ФРГ с её значительным экономическим и военным потенциалом важнее существования нейтральной единой Германии. С точки зрения их политики «сдерживания» (containment) и «отбрасывания» (rollback) Советского Союза это было последовательно и соответствовало их стремлению не допустить дальнейшего распространения социализма. Однако то, что ответственные политические силы в ФРГ поддержали эту политику, стало однозначным предательством национальных интересов немецкого народа, так как это не только означало раскол страны на долгие годы, но и послужило причиной того, что из-за этого Германия была вынуждена стать яблоком раздора между мировыми державами и, следовательно, главным театром действий Холодной войны.

Решение II партийной конференции СЕПГ начать строительство основ социализма в имевшихся условиях соотношения сил, естественно, было возможно лишь с согласия КПСС и лично Сталина. Ни СЕПГ, ни правительство ГДР не были независимы и свободны в своих решениях. Продолжало действовать оккупационное право; высшей властью обладала советская военная администрация, называвшаяся с момента основания ГДР Советской Контрольной Комиссией (СКК). Поэтому и этот вопрос был обсуждён с КПСС и решён там. Однако весьма вероятно, что движущей силой всё же выступало руководство СЕПГ, поскольку оно считало построение социализма в Германии своей программной целью.

На то, что Советский Союз не рассчитывал на это столь рано, указывают его действия в первые послевоенные годы. Если бы он намеревался превратить советскую оккупационную зону (СОЗ) в социалистическое государство, то его оккупационная политика была бы совершенно другой. Прежде всего он не осуществлял бы жёсткого демонтажа предприятий и инфраструктуры, а также не выдвигал бы требований (вполне понятных и правомерных) репараций с оккупированной им территории. Советский Союз, в отличие от западных держав в их аналогичных зонах, не строил, а демонтировал. Из-за этого не только был значительно ослаблен промышленный потенциал страны, но и заметно снизился уровень жизни населения, что негативно сказалось на его отношении к Советскому Союзу и к СЕПГ и послужило на пользу западной антикоммунистической пропаганде.

Тот факт, что в 1946 г. почти 50 % валового внутреннего продукта (ВВП) СОЗ было отправлено в Советский Союз в качестве репараций, не остался без серьёзных последствий. В западных оккупационных зонах эти расходы составили лишь 14,6 % ВВП[255].

Последствия такой политики были столь серьёзны, что даже советская военная администрация под руководством маршала Соколовского обратилась в Политбюро ВКП(б) с просьбой уменьшить нагрузку. С этим предложением согласились не в полной мере, после чего, столь же умеренно, начали расти экономика и уровень жизни.

В сложившейся обстановке Москва и Берлин сочли, что можно и нужно начинать строительство основ социализма. Это стало реакцией на ответ западных держав и западногерманской буржуазии на германский вопрос. Их ответ был таков: лучше половина Германии будет в западном альянсе, чем вся Германия — вне его и вне других блоков.

Вопреки всяческим трудностям, экономическое и политическое развитие СОЗ?ГДР привело к укреплению нового политического строя и общественных условий. На практике было доказано, что партии, сотрудничающие в антифашистско-демократическом блоке, несмотря на различные конфликты, были способны совместно осуществить восстановление страны. Их положение было непростым, в особенности для Либерально-демократической партии (ЛДП) и Христианско-демократического союза (ХДС), в то время как Демократическая Крестьянская партия (ДКП) и Национал-демократическая партия (НДПГ) не испытывали столь крупных проблем в своей вспомогательной функции. Однако СЕПГ вынуждена была искать возможность облегчить и им путь в социалистическое будущее. Несмотря на некоторые ошибки в отношениях с ними — зачастую не хватало такта и культуры общения — в целом удалось сохранить и развить сотрудничество в блоке с антифашистско-демократическими партиями.

Всё социальное, экономическое и политическое развитие в СОЗ?ГДР до тех пор называлось «антифашистско-демократическим». Но что было главной характеристикой этого строя? К какой общественной системе можно его причислить?

Понятие «антифашистско-демократический строй» характеризовало новый политический режим в отличие от свергнутого антидемократического фашистского строя, но ничего не говорило о социальном характере общества. Оно, несомненно, оставалось капиталистическим, однако постепенно изменялось в контексте экспроприации военных преступников и монополистических предприятий и их преобразования в народную собственность — всё это было узаконено решениями народа. Но всё же бо?льшая часть малых и средних предприятий, весь сектор малотоварного ремесленного производства и сельского хозяйства, равно как и предприятия оптовой и розничной торговли, оставались в частной собственности. Напомню: в 1948 г. 39,6 % промышленных предприятий находилось в народной собственности, примерно 40 % — в частной и чуть больше 20 % принадлежало советским акционерным компаниям (SAG)[256].

В ходе восстановления и в связи с созданием базы тяжёлой индустрии крупная промышленность, находившаяся в народной собственности, получала всё больший вес в экономике, став доминирующей экономической силой, которая постепенно несла с собой и существенные социальные изменения. Она повлияла на социальную структуру населения: доля промышленных рабочих возросла, всё больше женщин получало постоянную работу, образ жизни тоже начал меняться.

Историк Йорг Рёслер описывал серьёзные социальные изменения в это время:

«В результате повседневную жизнь в ГДР, по сравнению с Германией довоенного времени (и с ФРГ) отличало большее равенство и бо?льшая социальная справедливость, более оформленные солидарные взаимоотношения и ликвидация бездомности, попрошайничества и других явлений социальной нищеты»[257].

Благодаря демократической школьной реформе была сломана старая привилегия имущих классов на образование, и для всех стал возможен свободный и бесплатный доступ ко всем ступеням образования, открылись двери высших образовательных учреждений, в особенности для детей рабочих и крестьян — до тех пор маргинальной группы в высших и специальных учебных заведениях.

После того как в 1952 г. Рубикон был перейдён и возвращение к довоенному положению стало уже невозможным, возник вопрос: не стало ли нереалистичным для СЕПГ продолжать настаивать на возможности восстановления единства Германии? В политике выдвигаются не только реалистические требования — так однажды сформулировал Ленин: многие демократические требования в условиях империализма нереалистичны, несмотря на то, что, по словам Ленина, было бы ошибкой отказываться от них; они важны в том числе для политического образования и воспитания людей.

В этом смысле было бы ошибкой сразу отказываться от требования единства, после того как в сложившихся условиях оно стало невыполнимым. Большинство населения не поняло бы этого, поскольку это желание по многим причинам ещё долгое время продолжало в них жить. Кроме того, этим можно было объяснять антинациональный характер политики правительства ФРГ. Германия была расколота Западом, а не Востоком. На Востоке, в ГДР, продолжали настаивать на единстве и до 1960?х годов требовали: «Немцы — за один стол».

В духе призыва КПГ, сделанного в июне 1945 г., и в «Целях и принципах СЕПГ» 1946 г. было зафиксировано, что объединённая СЕПГ в связи с национальными условиями пойдёт по особому немецкому пути к социализму. Однако впоследствии это намерение осталось лишь на бумаге, хотя и не по вине СЕПГ. Поворот советской послевоенной политики в определённой мере начался ещё в 1948 г. Он требовал от СЕПГ отказаться от особой структуры руководящих органов, в которых в равных долях были представлены бывшие члены КПГ и СДПГ, что выполнялось начиная от партийной верхушки, то есть Вильгельма Пика (КПГ) и Отто Гротеволя (СДПГ), до низовых организаций партии. Кроме того, требовалось уйти от концепции особого немецкого пути к социализму, осудить его как «ревизионистский» и принять, что советский путь к социализму — единственно верный.

Антон Аккерман, разработавший и обосновавший эту концепцию по поручению руководства КПГ и в соответствии с тогдашними взглядами Сталина, был выведен из руководящих органов СЕПГ, словно «разменная пешка». На следующих перевыборах всех ведущих органов прежний состав, представленный в равных долях, был убран. В оправдание столь важной перемены было заявлено, что процесс объединения коммунистов и социал-демократов уже закончен — тем более, что после основания СЕПГ к ней присоединились многие новые члены. Последнее было верно, однако утверждение о «завершении объединительного процесса» было обманом. И в партийном руководстве и во всей партии произошли дискуссии и споры, поскольку намеченный курс «сталинизации» встретил сопротивление. Часть бывших ведущих социал-демократов покинула СЕПГ, а вместе с ней и советскую оккупационную зону.

Партийное руководство обсудило на своих заседаниях немецкую Ноябрьскую революцию, а также русскую Октябрьскую революцию, чтобы внести ясность в понимание этих важнейших исторических событий и сделать из них выводы для собственной политики. В результате этих совещаний и обсуждений было достигнуто принципиально положительное отношение к Октябрьской революции и к развитию социализма в Советском Союзе, хотя не все сомнения и опасения были полностью сняты. Впоследствии для этого была организована более интенсивная разъяснительная работа в партии, причём в её центре стояло изучение «Краткого курса ВКП(б)». В итоге СЕПГ постепенно получала сталинистское теоретическое и идеологическое направление.

Этот процесс имел как положительные, так и отрицательные аспекты и последствия. Одним из отрицательных было то, что из-за него были отброшены и ликвидированы существенные демократические достижения, проистекавшие из объединения КПГ и СЕПГ. Это нанесло значительный урон СЕПГ, помешав переходу к строительству социалистического общества.

Решение СЕПГ от 1952 г. начать строительство основ социализма было принято как раз во время нарастания международной напряжённости между Советским Союзом и западными державами. В Корее уже два года бушевала война. На её фоне в советском руководстве возросли опасения возможности военной агрессии в ближайшем будущем. Поэтому было усилено давление на все социалистические страны, приступившие к тому времени к строительству социалистического общества. В октябре 1952 г. в Москве состоялся XIX съезд партии; по этому случаю КПСС и лично Сталин навязали общую политику руководителям коммунистических партий социалистических стран. Сталин потребовал бо?льших усилий для повышения обороноспособности, что сулило значительную нагрузку на экономику.

В ГДР военные расходы, которые до того оставались относительно невелики, на уровне 500 миллионов марок, за несколько лет выросли до 2 миллиардов марок, из-за чего возникли крупные экономические и финансовые проблемы. На просьбу, обращённую к советскому руководству, уменьшить в связи с этим объём репараций, а также не взимать плату за переданные советские акционерные предприятия, Сталин ответил отказом.

Поэтому в 1953 г. пришлось ввести программу строгой экономии, связанную с повышением цен на продукты питания и потребительские товары, с сокращением социальных расходов, повышением платы за жильё и налогов и 10-процентным повышением норм выработки на промышленных предприятиях и в строительном секторе, и т. д.[258] Спущенное сверху повышение норм выработки произвело эффект меры наказания, вызвав крупные акции протеста среди рабочего класса. Дополнительное возмущение вызвали меры вроде изъятия продуктовых карточек. Все эти действия, которые, как сегодня доказано, следовали из советских требований, в скором времени привели к изменению общественного мнения.

Руководство СЕПГ было вынуждено отменить большинство этих распоряжений: решение об этом исправлении политического курса было принято политбюро 14 июня 1953 г. В нём сухими словами заявлялось, что в последнее время были приняты неверные решения, которые отныне отменяются. Однако повышение норм выработки осталось нетронутым. Поскольку не было дано разъяснений о причинах ошибок, то это решение отнюдь не принесло успокоения. Повсюду проходили забастовки, а 17 июня 1953 г. произошли организованные демонстрации протеста во многих городах. Не было никакого народного восстания, как утверждали на Западе, но было явное выражение недовольства. Однако правда состоит не только в том, что протесты целенаправленно разжигались пропагандой из Западного Берлина, но и в том, что руководство ГДР не понимало серьёзности положения и не было способно к решительным действиям. Оно настолько растерялось, что некоторое время казалось связанным по рукам и ногам.

В Политбюро КПСС, в котором после смерти Сталина 5 марта 1953 г. решающие роли поначалу играли Маленков и Берия, решили, что ГДР создаёт слишком большие трудности и поэтому удобнее будет отказаться от построения социализма в ГДР и вновь стремиться к объединённой буржуазной Германии. Предложение, исходившее от Берии, было поддержано Маленковым и остальными, и получило большинство в Политбюро, несмотря на отдельные голоса против. Такое поведение советского руководства показывает, что в те дни оно, очевидно, не могло вести продуманной и целенаправленной политики. После отказа западных держав в марте 1952 г. в ответ на предложение Сталина, следует считать проявлением слабости и головотяпства тот факт, что Москва повторила это предложение в июне 1953 г. В результате Ульбрихт, Гротеволь и Эльснер были вызваны в Москву, где их вынудили согласиться с решением, согласно которому для «скорого построения социализма» в ГДР нет объективных условий и потому с этого момента нужно немедленно вновь взять курс на объединённую Германию. Очевидно, советское руководство было готово принести ГДР в жертву в качестве объекта торга.

Независимо от того, что II партийная конференция СЕПГ приняла решение начать строительство социализма — речь, кстати, не шла о «скором построении», — распоряжения, которые напрямую привели к событиям 17 июня, были сделаны непосредственно советским руководством. Однако теперь руководство СЕПГ вынуждено было расплачиваться за это перед общественностью ГДР.

Неудивительно, что в руководстве СЕПГ происходили серьёзные споры, тем более что за несколько дней ситуация полностью изменилась. К тому времени борьба за власть в Политбюро КПСС, начавшаяся со смертью Сталина, временно прекратилась. Берия был арестован как «предатель и агент империалистических держав» и на секретном процессе приговорён к смерти. Всё это произошло совершенно в стиле сталинской практики.

В итоге положение большинства в Политбюро КПСС изменилось. Хрущёв получил большее влияние, хотя и был избран первым секретарём ЦК КПСС только в сентябре 1953 г. Решение об изменении политики в отношении ГДР теперь называлось предательством социализма и было отменено особым решением. Благодаря этому изменилось также отношение советского руководства к ГДР. Раз Хрущёв в споре за власть в КПСС объявил намерение Берии прекратить социалистическое строительство в ГДР и передать страну империализму предательством социализма, то теперь он должен был быть сильно заинтересован в доказательстве того, что социализм в ГДР вообще возможно построить. Поэтому он был готов ещё более сократить груз репараций и предоставить ГДР материальную помощь в виде кредитов, поставок сырья и передачи последних советских акционерных предприятий.

В спорах внутри СЕПГ летом 1953 г. Вальтер Ульбрихт смог выйти победителем, несмотря на острую критику, а его противники Цайссер, Хернштадт и другие были выведены из руководства.

Конечно, Ульбрихт как генеральный секретарь ЦК СЕПГ и вице-премьер-министр в те дни в основном отвечал за политику, однако был ли у него выбор? Критики требовали его отставки, но ведь и они сами тоже соглашались с решениями, теперь считавшимися неправильными. Была ли у них возможность принять другие решения?

Поэтому можно согласиться с оценкой Йорга Рёслера, когда он пишет:

«Он (Ульбрихт), однако, вряд ли был ответственен за это больше, чем другие члены политбюро. Никто из его критиков не смог бы притвориться глухим к сталинским требованиям о вооружении или, изображая непонимание кремлёвского руководства, отказаться от катастрофических программ экономии. Большинство его критиков вскоре вновь присоединились к Ульбрихту, хотя бы потому, что советское руководство уже не намеревалось отказываться от него»[259].

Ульбрихт был избран первым секретарём ЦК, и при реализации принятого теперь «Нового курса» — который на самом деле был не новым, а лишь возвратом к прежнему курсу — он мог пользоваться большей благосклонностью советского руководства. Ситуацию удалось стабилизировать благодаря тому, что были не только отменены все прежние распоряжения, но и повышены зарплаты и пенсии, а производство предметов потребления стало быстро развиваться с помощью всё ещё многочисленных малых и средних частных предприятий. Таким образом можно было продолжать курс на построение основ социализма, однако с большей осторожностью и в большей степени, чем ранее, учитывая правомерные интересы различных слоёв населения. При этом экономический рост сопровождался заметным годовым приростом. Герхард Шюрер пишет об этом в своих воспоминаниях: «В то время как рост производства ГДР в 1958/59 г. оставался ещё почти 12-процентным, в 1960 г. он снизился до 8 %, а в 1961 — до 6 %»[260]. Однако шесть процентов — это всё ещё был значительный рост.

На фоне благоприятной тенденции уровень жизни вырос, благодаря чему социалистическая общественная система стабилизировалась.

Планирование и управление экономическим развитием в ГДР было организовано по советской модели. Государственная плановая комиссия устанавливала общий экономический план. Механизмы планирования и управления Советского Союза, как известно, возникли во времена экстенсивного экономического развития, когда скудные ресурсы распределялись из центра, и приоритет отдавался валовому продукту. Качество, разнообразие ассортимента, соотношение издержек и прибыли не играли особой роли, а рынок почти не учитывался. Ещё в 1950?х гг. в ГДР выяснилось, что эта административная плановая система неэффективна и ведёт к экономическим потерям. В связи с этим велись исследования, как сделать планирование более гибким и эффективным путём децентрализации и сокращения централизованно определённой номенклатуры товаров, то есть уйти от советской модели. Инициатива исходила от Генриха Рау, главы Государственной плановой комиссии. Эти идеи систематически развивались и реализовывались в плановой комиссии при поддержке Вальтера Ульбрихта и его сотрудника Вольфганга Бергера. Центральная плановая номенклатура была сокращена более чем наполовину, благодаря чему расширялось поле действий предприятий при поиске собственных решений. В дальнейшем из этих работ родилась коренная реформа всей системы планирования и управления экономикой.

Как бы то ни было, мир в те дни потряс XX съезд КПСС. Он вызвал противоречивые дискуссии и в руководстве СЕПГ, однако поскольку нельзя было предвидеть последствий открытых споров о Сталине и сталинистской системе, руководство СЕПГ просто присоединилось к решению КПСС от июня 1956 г. «О культе личности и его последствиях», воспрепятствовав этим всякому серьёзному обсуждению сути дела в партии. Тот, кто не соблюдал этого решения, должен был считаться с последствиями — партийными взысканиями, исключением из СЕПГ, а, возможно, и приговором суда.

Ульбрихт был вынужден, в интересах сохранения власти, поначалу отказаться от дальнейших проектов реформ, однако не полностью открестился от них. На какое-то время это привело к доминированию консервативных сил в политбюро СЕПГ, группировавшихся вокруг Пауля Фернера, Вилли Штофа и Альфреда Ноймана. Ульбрихту приходилось ловко маневрировать перед ними. Из-за этого успехи, достигнутые реформой системы экономического планирования, были растрачены впустую.

В сотрудничестве с другими партиями СЕПГ смогла осторожно реформировать социалистические производственные отношения таким образом, что частнокапиталистические предприятия не были экспроприированы и национализированы, а различным образом вовлекались в экономику. Для этого были развиты новые формы, которых не было в других социалистических странах: например, частные производственные предприятия с государственным участием или торговля по поручению. При этом в основном учитывались интересы частных собственников, так как они не только могли продолжать руководить своими предприятиями, но и получали теперь бо?льшую экономическую безопасность. Эти действия значительно отличались от строгой политики национализации, характерной для советской модели социализма.

Переход к социалистически-кооперативным отношениям в сельском хозяйстве также осуществлялся по-иному. В течение долгого времени крестьянам оказывалась огромная материально-техническая и финансовая поддержка при создании сельскохозяйственных производственных кооперативов (нем. LPG). При этом дозволялись различные типы LPG с разными формами коллективной собственности, соответствовавшими интересам и желаниям крестьян. Даже после вступления в кооператив земля оставалась в собственности крестьян, обеспечивая примерно 20 % всего дохода[261]. Было также важно, что не проводились массовые кампании против крупных крестьян, вроде кампаний против кулаков. Они могли вступать в кооперативы так же, как и всякий другой.

Однако в ходе этого процесса, когда он приобрёл массовый характер, также бывали случаи нарушения свободы вступления, когда функционеры оказывали давление на крестьян, и убеждение иной раз принимало форму принуждения. Не будучи запланированным, это приобрело собственную силу, поддерживавшуюся в основном функционерами округов и районов. Стремясь обогнать друг друга, они соревновались за наибольшие достижения в создании кооперативов и при этом использовали средства, нарушавшие принцип добровольности вступления. Это наносило политический и идеологический урон, крестьяне оставляли свою землю и уходили через тогда ещё открытую границу в ФРГ. Там им первое время выплачивали щедрую сумму, что побудило многих повернуться спиной к своей родине и искать счастья на Западе.

Преодолев первоначальные затруднения, в ГДР развилось производительное сельское хозяйство, обеспечившее крестьян гораздо лучшими, чем когда-либо ранее, условиями работы и жизни. Многие сельскохозяйственные кооперативы пережили и ГДР.

Внутренняя стабильность политической власти, однако, продолжала оставаться под угрозой извне. Решающим фактором оставалась открытая государственная граница в Берлине, которая, с одной стороны, служила входной дверью для всех западных секретных служб и вражеских организаций, осуществлявших диверсии и провокации. С другой стороны, она служила выходом для всех, кто хотел бесконтрольно покинуть ГДР. Поскольку ФРГ в то время испытывала нехватку рабочей силы, в особенности квалифицированной и высокообразованной, то систематически осуществлялась вербовка специалистов, что для экономики ГДР означало огромный ущерб; тем более, что высшее образование специалистов — техников, инженеров, химиков, медиков — осуществлялось за счёт общественных средств и составляло значительную часть производительных сил. В начале 1960?х годов эта постоянная утечка привела к ощутимому недостатку рабочей силы и научно образованных специалистов в промышленности и здравоохранении, хотя в ГДР выпускалось больше таких специалистов, чем в ФРГ.

Главной причиной такой эмиграции — по вербовке или по собственной инициативе — разумеется, был тот факт, что материальный уровень жизни в ФРГ был заметно выше, а также возможности для заработка были больше, чем в ГДР. Это легко объяснимо, поскольку экономическое развитие ГДР происходило в гораздо более неблагоприятных условиях, чем в ФРГ. Правительство ГДР пыталось противодействовать этому 15-процентным повышением зарплат и увеличением предложения предметов потребления. В некоторые годы целью было достичь подушевого потребления западногерманского населения. Эта цель называлась «главной экономической задачей» и стояла в центре семилетнего плана 1959–1965 гг.[262] Несмотря на огромные усилия, достичь этой цели не удалось; через несколько лет семилетний план был свёрнут, и снова вернулись к планированию по пятилетнему сроку.

Эта неудача имела несколько причин. Проект включал условия, которые ещё только предстояло создать, они очевидно были преувеличены и нереалистичны. К таковым принадлежали, например, значительное повышение импорта сырья и производительности труда. Оба условия выполнены не были.

Неуспех «главной экономической задачи» оказался полезным уроком, предоставив опыт принципиального значения. Он способствовал проявлению большего реализма в политике и отбрасыванию субъективизма.

На всём развитии ГДР заметный след оставила предыстория — разделение Германии и вхождение её в два враждебно противостоящих военных блока. Холодная война проникла на все уровни и ощущалась во всех сферах общества. Государственная граница между ГДР и ФРГ была в то же время линией фронта между НАТО и Варшавским договором, где всё решали две ведущие державы. Пограничный режим уже давно не был немецким делом. Известно, что из-за открытой границы в Берлине ГДР пострадала в наибольшей степени, однако она не имела права распоряжаться ею. После встречи на высшем уровне в Вене в июне 1961 г., на которой американский президент Кеннеди и руководитель партии и государства Хрущёв договорились о «трёх принципах» в отношении Западного Берлина, в Москве Политический консультативный комитет — руководящий орган Варшавского договора — по предложению Хрущёва в начале августа 1961 г. принял решение, что ГДР 13 августа должна закрыть границу между двумя половинами Берлина и начать контролировать и укреплять границу с ФРГ.