4.1.3. Психическая сторона предъязыка

Мозг взрослого австралопитека был в среднем меньше 650 см³, но этого оказалось достаточно, чтобы подготовить переход его предъязыка в язык хабилиса. Этот переход стал возможен благодаря осознанию трёх свойств знака — отсылочности (референциальности), произвольности и перемещаемости.

М. Томаселло сосредоточился на произвольности первобытных сигналов, предположив, что решающую роль в её осознании сыграли указательные сигналы. Д. Бикертон отвёл эту роль так называемым призывным сигналам, однако он сосредоточился на их перемещаемости — откреплённости от ситуации «здесь и сейчас». Однако оба они, во-первых, оставили в тени отсылочность знака, а во-вторых, исходили из решающей роли в осознании произвольности и перемещаемости знака на материале не звуковых сигналов, а жестовых.

Между тем есть и другой вариант в объяснении психической подоплёки осознания самого феномена знаковости — с тремя её признаками — отсылочностью, произвольностью и перемещаемостью. Этот вариант выдвигает на первый план не жесты, а те самые животные возгласы, которые ещё Иоганн Гердер называл животными «междометиями».

Вслед за И. Гердером, мы можем считать, что именно животные «междометия» должны быть поставлены на первое место в процессе осознания нашими предками трёх свойств знака — отсылочности, произвольности и перемещаемости. Это не значит, что мы должны целиком отвергнуть роль жестовой коммуникации наших предков в осознании указанных свойств знака. Это означает лишь смену приоритета: не жестовому общению, а звуковому («междометному») мы должны отвести ведущую роль в осознании феномена знаковости.

Почему именно звуковому? Потому что по своей физической природе именно оно — непосредственный предшественник человеческого языка. Вот почему именно ему мы можем присвоить статус предъязыка. Вот почему мы можем сказать, что сознание отсылочности, произвольности и перемещаемости знака формировалось у наших предков в первую очередь на материале «междометных» пределов.